Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные. - Константин Радов

По рассказам жителей, новый способ литья придумал лет десять назад Джон Томас, тогда - валлийский мальчик-пастушок, покинувший родные горы, чтобы искать счастья в Бристоле и поступивший учеником к Дарби, теперь - серьезный молодой человек, служивший главным мастером в литейне, с жалованьем повыше, чем у русского полковника. Владельцы других заводов пытались его перекупить, предлагая вдвое больше - но безуспешно. Я не стал и пробовать: сам разберусь, авось не глупее подпаска. Издалека видно, что в литейне беспрерывно дымит печь, стало быть, формы сушат либо обжигают - а состав формовочной смеси можно подобрать опытным путем. Суть понятна. Чем меньше глины, тем меньше воды. Можно радикально ускорить самую медленную стадию работ. И поднять качество одновременно.

Так удалось избежать немедленных трат, но список намеченных на будущее опытов пополнился еще одной статьей, весьма недешевой. Где ж я столько денег-то возьму?! Ладно хоть, угольщиков для Богородицка государь готов был нанять на казенный кошт: не тех, что кайлом машут, а которые разведывают залежи, устрояют шахты, и еще - знают, какой уголь годен для пережога в кокс и умеют пережигать его. Два таких мастера отправились в Петербург из Бристоля. Город сей, наряду с Ливерпулем, был главным пунктом вест-индской торговли. Плуги и мотыги, тесаки для рубки сахарного тростника, прессы для отжима сладкого сока, котлы для его упаривания, полосы железа на ножи и копейные наконечники - под запросы африканских кузнецов... Много в здешней торговле обращалось товаров, кои возможно делать в России, притом дешевле.

Еще больше, чем железо, меня интересовала медь. Корнуоллская руда и валлийский уголь сделали Бристоль медной столицей Англии. Раньше металл шел преимущественно на вывоз, но лет десять или пятнадцать назад квакеры (опять эта секта!) устроили акционерное общество, наняли мастеров в Голландии и стали лить бронзовые вещи - превосходного качества! Только для моих целей мастерские, расположенные в городе и принадлежащие на паях полудюжине богобоязненных совладельцев, не подходили. Тайну не сохранить.

Это опять касалось торговой войны со шведами. Непомерные военные налоги губительно сказались на России, на Швеции - еще хуже. Карл не унимался, выжимая из подданных последние соки, чтобы поддержать флот и возродить армию. Новый королевский министр, голштинец Гёрц, начеканил двадцать миллионов медных монет, достоинством по талеру, и принудительно ввел в обращение, употребив изъятое у народа серебро на закупку оружия в Голландии.

Вес этих нодминтов - 'монет нужды' - составлял полтора золотника, в сто двадцать раз меньше, чем следует, исходя из стоимости меди. Грех не воспользоваться такой оплошностью противника. Я говорил об этом царю еще год назад, но он принял идею без восторга, полагая опасной для репутации.

Впрочем, устройство подобной аферы частным порядком и за пределами страны, при условии, что никто не сможет связать фальшивые деньги с Россией, его не смущало. Меня тоже: всю прибыль можно направить в собственный карман! Малолюдные берега западной Британии казались подходящим местом: плати своевременно аренду и налоги - никто в твои дела нос не сунет.

Бристольский врач Джон Лэйн, устроивший прошлый год медеплавильню на паях со своим тестем Поллардом, тоже Джоном, готов был помочь. Я объяснил, что медь пойдет на вывоз, в обмен на русское железо, и не стоит опасаться соперничества, если появится еще один такой же завод: напротив, доктор может тоже приобрести выгоду. (Говорить, в каком виде предполагается вывоз - не обязательно. Зачем зря волновать человека?!) Проехав, вместе с Лэйном, по северному берегу залива, мы нашли превосходную бухту недалеко от богатых залежей угля и ручья, годного для запруды. Оставалось договориться с обитающим в Лондоне лендлордом, герцогом Бофором, но эта процедура была, в сущности, формальной: землевладельцы очень редко отказываются от прибавки к доходам.

Сделав большой крюк, на обратном пути осмотрел шахту, где второй год работал насос системы Ньюкомена. Двойственное чувство вызывала сия машина: восхищение разумом людей, впрягших огонь в работу, и ощущение какой-то неправильности, нескладности самой упряжи, для него предназначенной. Еще прежде в Лондоне я свел знакомство с Дезагюйе, много сделавшим для приведения машины в совершенство; только обсуждать конструкцию и наводить критику, прежде чем увижу предмет обсуждения в действии и потрогаю руками, не хотел.

Схожие причины побуждали откладывать визит в Королевское Общество. Не то, чтобы перспектива личной встречи с Ньютоном сама по себе внушала робость - мне и с коронованными особами случалось беседовать без смущения. В чинах я уступал великому ученому совсем немного: английская правительственная система довольно своеобразна и трудно сопоставима с континентальными, однако, на основании ряда аналогий, Master of the Mint может быть приравнен тайному советнику. Просто в моих научных знаниях обнаружился постыдный пробел. Не заполнив его, неловко было подступаться к мэтру.

Когда я студентом изучал натуральную философию и мерил сопротивление текучих субстанций - располагал только первой книгой 'Начал' Ньютона. И та попала во Францию случайно: кембриджский профессор был мало известен на континенте и нелюбим в ученом мире. По самонадеянному невежеству юности, о существовании второго тома я даже не подозревал. Только теперь приобрел у лондонского книготорговца полный трактат - чтобы обнаружить, насколько тщательно разработана в нем теория движения тел сквозь жидкую среду и на каких тонких, изощренных опытах она основывалась!

Как тут не пожалеть, что из высланных автором в дар царю Петру экземпляров второго издания мне ни одного не досталось: конечно, в тринадцатом году я был далеко от Петербурга, и всё расхватали более близкие к государю персоны - но зачем им такая книга?! Ладно, Яков Брюс мог ее понять и употребить знания с пользой - а Меншикову или Ромодановскому на что?! Математически рассчитанные системы казнокрадства строить? Параллелограммы сил, действующих на дыбе, рисовать? Или поставить подарок на полку как доказательство собственной значимости и нечуждости высоким материям? Светлейшему в скором времени английские купцы еще и членство в Королевском Обществе выхлопотали - наподобие мундира с блестящими пуговицами, которые их торгующие в Африке собратья любят дарить негритянским вождям.

С купцами все понятно, но сам Ньютон (по-видимому, со времен Великого посольства) всерьез относился к политической и научной будущности державы Петра. Недаром он выслал в дикую Россию вдвое больше книг, чем в просвещенную Францию, 'для главных библиотек Московии'. Святая наивность! Сколько ж, по его мнению, в 'Московии' библиотек?!