Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

Намёк был понят. Я и не собиралась выхватывать у камалистки сосуд, чтобы бежать с ним к Леону, но она всё равно не дала его мне в руки. Она лишь поднесла его к моим губам и приподняла. И живительный нектар коснулся моего языка, потёк по гортани внутрь. Я чувствовала, как нутро напитывается влагой, вбирает её как губка, разбухая и делая меня снова живой. О боги, ничего вкуснее я в жизни не пила! Вода, чистейшая вода…

Внезапно камалистка отняла флягу.

– Много пить сразу вредно. Потерпи.

И она пошагала в сторону Иризи, чтобы напоить и её, глядя на оторопевшего Чензира:

– Смотри, сестрица, как он сейчас завидует тебе. Будь эта фляга не у меня в руках, а у него, он бы капли тебе не дал. Выпил бы всё сам без остатка. А если бы и оставил что, отдал бы сначала другим мужчинам, а тебе и иноземке со змеиными глазами ничего бы не досталось. Такова сущность всего мужского племени. Унизить, ограбить, убить слабого. Это у них в крови. Отнять кусок хлеба у собственного ребёнка, поколотить и надругаться над женой, продать малолетнюю дочь старому развратнику, а надоевшую жену – в долговую яму. Вот вся их суть. Любого и каждого. – Тут она обратила свой взор на Чензира и дерзко вопросила, – Ну, что скажешь, угнетатель? Каково тебе сейчас, слабому и немощному? Хочется отнять у меня флягу, но сил нет? Что, не можешь без единственного своего превосходства победить женщину? Не можешь заставить меня поделиться с тобой? Не умеешь просить словами? Стыдно умолять какую-то бродяжку? Только вот у бродяжки в руках твоя жизнь.

– Лучше смерть, чем дар из рук такой пиявки как ты, – злобно выплюнул он.

А камалистка только рассмеялась своим гиеновым смехом, а товарка подхватила её веселье. Как же тошно их слушать, просто невыносимо наблюдать над этим глумлением.

– Сестрица, – позвала я девушку с фляжкой, – дай мне ещё немного воды, прошу.

Камалистки перестали смеяться и одна из них с охотой выполнила мою просьбу. Она снова подошла ко мне и, не давая флягу в руки, начала поить. Вода снова обволокла рот, даря мне силы и эйфорию. Но надо успокоиться и взять волю в кулак. Мне сейчас надо думать не о собственной жажде.

Камалистка забрала флягу и снова пошла к Иризи. А я нашла в себе силы подняться на ноги. Всё-таки вода способна придать массу сил, и теперь их хватит, чтобы выполнить задуманное.

Пошатываясь, но всё же держа равновесие, я подошла к Леону и опустилась перед ним на колени. Бедный мой Лео, едва дышит. Ничего, скоро всем мучениям придёт конец.

Я ущипнула его за шею, и он тихо застонал, но так и не открыл глаза. Лишь прошептал слабым голосом:

– Эми… это ты?..

Я, мой милый, кто же ещё?

Мне так хотелось сказать ему что-то, приободрить, но я не могла. Вместо пустых слов я засунула ладонь ему под голову и попыталась её приподнять. А потом я приникла губами к его губам, и плевать, что на нас смотрят.

Наш поцелуй длился долго. Не знаю, как Леон, а я буду помнить его до конца своих дней. Сначала я едва разжала губы, чтобы слабая струйка воды попала на губы Леона, а дальше всё случилось само собой. Инстинкт или тяга ослабленного организма к жизни, но Леон впился в мой рот, а я вливала в его уста воду, что нашла в себе силы не проглотить. Я поила его, как мать-птица кормит своего птенца. И обе камалистки это быстро поняли.

– Ах ты, подлая обманщица! – взревела одна из них. – Ты нам больше не сестрица. Ты бесхребетная клуша, раз решила спасти мужчину. Что, боишься, что без него некому будет тебя кормить и угнетать? Не умеешь следовать заветам нашей богини и жить в ладу с собой? Хочешь и дальше быть обслугой своему мужчине? Учти, он бы с тобой последним глотком воды никогда не поделился.

– Ты права, – вынуждена была сказать я этой ведьме, разорвав наш с Леоном живительный поцелуй. – Последним глотком он бы не делился. Он бы отдал мне всю свою воду без остатка.

Тут снизу послышалось жалобное:

– Эми… ещё воды.

– Лео, – провела я ладонью по его щеке, – прости, больше ничего нет.

Знаю, один глоток – это не то, что спасёт каждого из нас. А вот на боку у верблюда, что привели с собой сектантки, висит сдувшийся бурдюк. Но его дно по-прежнему раздуто, так что…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я снова поднялась на ноги и решительно двинулась в сторону животного. Камалистки прекрасно поняли мои намерения и преградили мне дорогу.

– Ты что удумала? Своих сестёр ограбить решила?

– Так ведь не сестра я вам больше.

И я потеснила миниатюрных девушек, чтобы идти дальше к заветной цели. И тут в спину прилетел болезненный тычок. Я без сил рухнула на песок и едва не взвыла от боли, что пронзила поясницу.

– Будешь знать, как покушаться на добро своих сестёр, дылда, – послышалось позади. – А ведь мы хотели забрать тебя с собой, чтобы вместе служить красной богине. Тогда бы ты узнала и уяснила главное её откровение. Сила тела ничто в сравнении с силой духа.

Удар локтём в спину – это называется силой духа? Однако…

– Госпожа, – подползла ко мне Иризи и помогла подняться. – Не слушай их. Они безумные служительницы безумной богини. Все знают, что приспешницы Камали вместе с душой лишаются и совести. Ты, верно, запуталась, не поняла, с кем связалась, раз однажды попыталась служить их кровавой богине.

– Ты права, Иризи. Я ничего не знала и непростительно ошиблась.

Но на это одна из бельмоглазых девиц сказала:

– Камали никогда не ошибается. Она выбрала тебя не случайно.

Выбрала? С помощью того самого кинжала, что летал по чахучанским лугам и резал скот и мужчин? Выбрал потому, что почувствовал в моём сердце жгучую обиду? Пожалуй, Шанти был прав, мои чёрные мысли и притянули ко мне кинжал Камали. Вот только я смогла от него избавиться, когда попросту потеряла его, а он меня не нашёл. Значит, не так уж моё сердце и черно. В отличие от этих ведьм, я точно знаю, что не всякому мужчине по силам меня угнетать.

– Госпожа, – раздался возле уха сдавленный голос Иризи, – он вернулся.

Я не сразу поняла, о ком она говорит, но стоило мне проследить за её взглядом, как я увидела меж барханов собачий силуэт. Шанти! С кувшином, что едва болтается под пёсьей мордой. Значит, он полон. Он нашёл воду! Мы спасены, все спасены! Но сам Шанти…

Страшная догадка пронзила меня в самое сердце, и я поползла к бездыханному телу, что всё это время ждало возвращение собственной души. Жилка на шее почти не билась. Всё плохо, всё очень плохо.

Иризи встретила пса и поспешила помочь ему избавиться от ноши. Кувшин и вправду был полон, и потому Иризи побрела к сундуку, чтобы достать кубки и напоить наших мужчин. Камалисток от этого зрелища аж перекосило.

А пёс подошёл ко мне, чтобы заглянуть в глаза. А я как завороженная смотрела на его перепачканную от налипшего песка шерсть. Значит, он нашёл глубокий водоём и забрался в него полностью, чтобы зачерпнуть воду в кувшин. Где-то на востоке плещется целое озеро. Нам всем срочно нужно идти к нему.

– Шанти, пожалуйста, возвращайся, – сказала я псу.

А он недоверчиво подошёл к собственному телу и ткнулся носом ему в плечо. И… ничего не произошло.

Что случилось? Ведь всегда после касания душа переходила из одного тела в другое, я уже не раз это видела. Что же пошло не так?

Пёс снова ткнулся носом в плечо, потом поставил лапы на человеческие колени и потянулся к подбородку. И снова чуда не случилось.

– Иризи, сейчас же неси сюда кувшин! – крикнула я, а Иризи подливала в кубок Чензира новую порцию воды и готовилась подать второй кубок Леону.

Да что это с ней? Она о Шанти должна думать в первую очередь, а не о посторонних мужчинах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Наконец кувшин и кубок были в моих руках, но что делать с ними, я не могла понять. Надо напоить ослабленное тело, но как? Начну вливать воду в рот, и она пойдёт не в горло, а в лёгкие. О боги, как же тяжело оживлять бездыханное тело.

Пришлось мне смочить край своего платка и приложить его к губам Шанти. Вдруг подействует, вдруг случится чудо…

– Оборотень, – слышался за спиной завороженный хриплый шёпот. – Не мертвец, а просто оборотень без души.