Дурацкие игры магов. Книга вторая. - Анфиса Кохинор

- Как будто мне приятно быть вещью, - пробормотал юноша, подошёл к прикроватному столику, где покоилась самая большая его драгоценность - сабля хозяина, и положил ладони на тонкий блестящий клинок. Прохладный металл приятно волновал душу, развевая горечь до лёгкой грусти.

Юноша поднял саблю и, словно в молитве, прижался лбом к рукояти. "Если бы я только знал, чего ждёт от меня Дмитрий? Возможно, я бы сделал всё правильно, и тогда он отпустил бы меня на свободу. А, может, оставил бы рядом, и я смог бы и дальше жить в замке. Здесь так здорово… Если бы только знать…" Юношу согревала мысль, что главный приказ хозяина он скрупулёзно выполняет - выживает в незнакомом мире. Хотя давалось это не легко: Кевин точно шагал по тонкому, хрупкому льду, готовый в любую минуту рухнуть в студёную бурную реку, и, если бы не керонские дети, то наверняка бы спятил от напряжения.

Бережно положив саблю на столик, камиец присел на край постели и закрыл лицо руками. Ему нестерпимо хотелось, чтобы Дима вернулся и сказал наконец, кто для него Кевин, ибо неопределённость ранила сильнее бича надсмотрщика. "Вот бы Кларины волшебные деревья нашептали мне о будущем, или провидица эта лайфгармская…" Отняв руки от лица, юноша глубоко вздохнул и резко поднялся. Идея, отправиться в Белолесье, захватила его. Правда, Кевин немного побаивался Арсения, настоящего отца принца Камии. "Но знание стоит того, чтобы рискнуть!" - приободрил себя юноша и вмиг переместился в библиотеку. Стараясь не привлекать внимания министра иностранных дел, который сидел за столом и что-то кропотливо выписывал из огромного толстого фолианта, камиец проскользнул вдоль стеллажей в дальнюю комнату, где хранились карты. Он осторожно прикрыл за собой дверь, магической искрой зажёг на стене светильники и огляделся. Витус приводил его сюда, когда рассказывал о Лайфгарме, и юноша запомнил, где лежит самая подробная карта мира. Он бережно достал из шкафа резную деревянную шкатулку, откинул крышку и развернул тонкий, почти невесомый лист. Разложив его на полу, Кевин опустился на колени и начал пристально изучать территорию Лирии.

Легче всего, как рассказывал учитель, было переместиться к знакомому человеку, но Кевин не хотел сталкиваться с Арсением, по крайней мере, если на то не будет веских причин. Рассматривая изящно прорисованные белоснежные деревья, он старался впитать в себя их образ, проникнуться ими, увидеть наяву. Юноша не знал, получится ли что-нибудь из его затеи, но упорно тянулся к волшебному лесу. Постепенно полки и шкафчики начали терять чёткость очертаний, будто недовольный художник размывал растворителем готовую картину. Дыхание Кевина участилось, когда он внезапно почувствовал запах мокрой травы и лесных цветов. В уши проник тихий клёкот птиц, лица коснулся ласковый игривый ветерок, и камиец не смог сдержать радостного возгласа. У него получилось!

Вскочив с колен, он завертел головой, будто пытаясь охватить взглядом весь волшебный лес сразу: белоствольные деревья, изумрудную траву и кусты, усеянные разноцветными ягодами и цветами. Только увидев Белолесья собственными глазами, Кевин понял, почему его любил Артём - лес олицетворял совершенную красоту природы. Умиротворение и покой наполнили душу. Юноша улыбнулся так, как никогда раньше: искренне и открыто - лес, казалось, вобрал в себя все страхи и боль, что накопились в душе за его короткую жизнь. Камиец подошёл к ближайшему дереву, обхватил руками мраморно-белый ствол и прижался к нему всем телом. От дерева исходило сердечное, живое тепло, и Кевину почудилось, что он обнимает человека. Возможно, мать, которую никогда не знал.

И юноше захотелось остаться в лесу навсегда. Прошлое и будущее перестали волновать его. Прислонившись щекой к гладкой, нежной коре, он прикрыл глаза, и горькая хрустальная капля сорвалась с ресниц.

- Что со мной будет, Лес? - прошептал Кевин и невольно напрягся, ожидая ответа.

Ветер усилился, макушки деревьев зашумели, точно обсуждая будущее камийца, а потом звуки разом стихли. Вдоль позвоночника пробежали мурашки. Тишина, охватившая Белолесье, показалась дурным предзнаменованием. Юноша собрался крикнуть, что не хочет ничего слышать, но неведомая сила оторвала его от дерева, развернула и подтолкнула в спину. Нервно сглотнув, Кевин покорно зашагал по едва приметной тропинке: "Что ж, если мне суждено получить ответы, я их получу".

Тропинка долго петляла между деревьями и кустами, пока не вывела камийца на огромную поляну, где в окружении дивного фруктового сада возвышалась двухэтажная белоснежная вилла. Витые каменные колонны поддерживали широкие изящные балконы; высокие арки окон с цветными витражами обвивали бело-розовые гирлянды цветов; воздушная полукруглая крыша даже в полуденный час отливала лунным серебром. Кевин замешкался, и нетерпеливый ветерок вновь подтолкнул его в спину. Но юноша помедлил ещё несколько секунд прежде чем ступить на гравиевую дорожку, ведущую к крыльцу. Что-то в глубине сознания требовало развернуться и бежать прочь от этого красивого, спокойного, но, скорее всего, опасного места. "Ни за что не отступлю!" - упрямо подумал Кевин и твёрдым шагом двинулся к дому.

Взойдя по мраморным ступеням, он остановился перед высокими стеклянными створами и поискал глазами звонок или дверной молоток. Не обнаружив ни того, ни другого, Кевин решил просто постучать, но едва поднёс руку к стеклу, двери приглашающе распахнулись, а из глубины дома донёсся глубокий женский голос:

- Входи, мальчик.

"Главное, вежливость", - напомнил себе юноша и вошёл в огромный просторный холл.

Кевину не пришлось искать дорогу: верный спутник-ветерок усердно подталкивал его в нужном направлении. Миновав коридор, юноша поднялся по лестнице на второй этаж и оказался в уютной гостиной. Спиной к остывшему камину, в бархатном кресле с высокой спинкой сидела красивая златокудрая женщина с синими усталыми глазами. Её роскошное чёрное платье мерцало и переливалось, как ночная водная гладь, а длинные серебряные серьги с ярко-красными камнями казались звёздами, отражёнными в этой глади.

- Я ждала тебя, Кеви, - с напряжением произнесла женщина и улыбнулась.

Улыбка получилась вымученной, и юноше стало не по себе. "Неужели она что-то видела про меня? Что-то неприятное…" К горлу подступила тошнота. Никаких предсказаний уже не хотелось. Однако развернуть и уйти было не вежливо и, пообещав себе убраться из страшного места максимум через пять-десять минут, Кевин с поклоном произнёс:

- Добрый день, госпожа провидица.

Женщина побледнела и закусила губу, точно слова гостя были ей неприятны. "А ну её, эту вежливость", - испуганно подумал юноша и начал пятиться к двери, но слова провидицы заставили его замереть.