На сопках маньчжурии - Павел Далецкий

Огонь рот был плотен и точен. Императорская гвардия не вынесла огня и залегла.

Через полчаса гвардия поползла. Она забыла свою гордость, свое презрение к смерти; гвардейцы ползли так же, как простые линейные полки.

Перед высоткой торчали мелкие скалы, камни, наваленные стихиями, за камнями возвышались утесы. Тут японцам было бы совсем хорошо, но земля кипела от пуль, и, не добравшись до укрытия, гвардейцы перестали ползти.

На подмогу шел резервный полк. Он еще не рассыпался цепями, место атаки было не менее чем в версте. Полк проходил мимо ущелья, намереваясь обойти высотку с северной стороны. Ущелье было как все ущелья, японцы привыкли к ним, знали их. Полковник Кондо ехал сзади. Все его мысли были сосредоточены на предстоящей атаке.

Из ущелья раздались тяжелые ровные залпы. Ни офицеры, ни солдаты сначала им как-то даже не поверили: известно было, что русских в ущелье нет. Но залпы следовали за залпами, и японцы падали на землю.

Кондо спешился и приказал взять ущелье штурмом, фронтальной атакой.

С длинной широкой саблей в руке он суетился среди своих солдат, подбадривал их и ничего не мог понять, когда роты его, быстро бежавшие вперед, замялись, а потом так же быстро побежали назад.

Вытаращив глаза, размахивая саблей, прыгал он на месте, пытаясь остановить бегущих. Наконец поток увлек его, и он побежал вместе с солдатами. Теперь Кондо оказался впереди и, хотя понимал, что это немыслимо, несся во всю силу своих ног.

Логунов и Волкобой стояли за камнем. Пришла победа, слышались веселые разговоры и шутки солдат. Отряд не понес потерь.

Логунов сказал Волкобою:

— А я все думаю, какая это простая штука — бой. От сотворения мира форма одна и та же: ищут противника, нападают на него и убивают всеми доступными способами. Вся война, вся мудрость и вся философия тут.

12

Куроки и принц Куни расположились на складных стульях у карт, прижатых к земле камнями. Один на другом стояли два ящика сигар. Куроки непрерывно курил и угощал штабных.

Последние клочья тумана поднялись в небо. Голубое, бездонное, оно изливалось обычным беспощадным жаром.

Операция против Келлера началась удачно: лагерь выдвинутого вперед стрелкового полка был взят, полк уничтожен. Но почему задержалась гвардия?

— Русские офицеры все-таки дурно понимают храбрость, — сказал Куроки, продолжая разговор о храбрости и о том, как она проявляется у разных народов. — В окопах русские офицеры частенько стоят во весь рост и обнаруживают не только себя, но и своих солдат.

— На маневрах такая храбрость очень полезна, — заметил Куни.

Куроки усмехнулся и закурил новую сигару. Нет, он нисколько не озабочен тем, что от Асады нет известий. Высотка, должно быть, уже взята. Правда, Ойяма предостерегал против наступления на перевалы, но именно потому, что предостерегал Ойяма, Куроки не хотел медлить, Ждать чего? Когда русские подвезут больше войск? Дела у генералов Кигоси и Симамуры хороши. Юшулинский и Пьелинский перевалы русским не удержать. Правда, есть опасность, — левый фланг армии открыт, а 10-й корпус Случевского — свежий, сильный корпус. Кроме того, по слухам, у Куропаткина имеется в резерве еще и 17-й корпус. В общем, положение опасное. Если русские окажутся упорными и сильными у Тхавуана, они могут обойти гвардию, обрушиться на тылы и разгромить всю армию. По правде говоря, положение чрезвычайно опасное. Но как бы оно ни было опасным, Куроки мог поступить только так. В душе он считал себя самым способным японским генералом; знакомые англичане — например, всем известный Ян Гамильтон — поддерживали в нем это убеждение. Он, Куроки, должен был командовать всеми японскими армиями и разгромить Куропаткина. Почему Ойяма?!

— Пахнет луком, — сказал Куроки. — Дикий лук!

Куни потянул носом.

— Помните нашу первую ночевку в китайской фанзе? — спросил он.

Куроки засмеялся, соседние офицеры засмеялись тоже. Все вспомнили бедную фанзу, детей, рассыпавшихся в разные стороны, и молодую китаянку, которая так растерялась при виде японцев, что уронила из рук корзину с луком. Куроки зашагал по луковицам, поскользнулся и чуть не упал.

— А все, маршал, ваша привычка не дожидаться приглашения адъютанта, — проговорил. Куни, называя генерала Куроки маршалом, как это делали все близкие к Куроки офицеры, подчеркивая свою оппозицию Ойяме.

— Тогда на долю адъютанта достанутся все секреты.

Солнце палило, стулья перенесли в тень дубов.

— Гвардия лежит уже три часа перед русскими позициями, — сказал Куроки, прочитав только что полученное донесение начальника гвардейской дивизии генерала Хасегавы. — Бедный Асада надеялся на быструю победу! Впрочем, о его бригаде Хасегава сообщает мало. Он сообщает о русских. Хасегава пишет, что русские восхитили его бесстрашием. Полковник Кондо дважды водил в атаку полк. Во второй раз он шел во главе первой роты под знаменем. Погиб. Знамя удалось спасти. Полк разбит. Да, русские сегодня молодцы. Сражение разыгрывается очень интересно.

Он говорил ровным голосом, меланхолично, и штабные понимали: все, что ему сейчас остается, — это хвалить русских.

Обходное движение Кондо не привело ни к чему. Часть гвардии уничтожена, часть лежит и не атакует!

Футаки, сидевший под дубом, как бы отвечая на мысли Куроки о лежащих и неатакующих, сказал:

— Жалкая человеческая природа, с которой приходится бороться на войне офицерам, а в мирное время священникам!

— Еще сделаем попытку, — решил Куроки, — и в том же самом направлении. Никогда не нужно падать духом раньше времени. Можно, телом распростираясь по земле, духом стоять во весь рост, не так ли? Пусть генерал Ниси пошлет на подмогу гвардии свежий полк. А маршалу Ойяме о действиях гвардии Хасегавы заготовить донесение. Запишите, принц: «Мужественная оборона неприятеля явилась весьма счастливым случаем, так как дала начальнику дивизии генерал-лейтенанту Хасегаве возможность испытать качество своих войск. Качество отличное. Гвардейцы не наступают, но они и не отступают; они лежат рядом со смертью».

Куроки приказал всей гвардейской артиллерии обрушиться на русскую батарею, которая защищала высотку и фронт 21-го полка. Затем свой штаб он перенес на сопку Круглоголовая, откуда можно было непосредственно наблюдать сражение. Грохот наполнил долину Лян-хэ. Вокруг непрерывно стрелявших пушек Неведомского вздымались столбы черно-зеленого шимозного дыма. Казалось, еще минута — и от русской батареи не останется ничего. Но вдруг Куроки увидел в бинокль, как батарейские кони ворвались в зелено-черный ад. Через пять минут пушки исчезли за гребнем на северном склоне сопки.

— Молодцы! — пробормотал Куроки. — Увезли все пушки.

Он еще не успел опустить бинокль, как русская батарея перекидным огнем снова стала расстреливать гвардию Асады.

— Отлично сражаются, — сквозь зубы сказал Куроки. — А наши дураки всё стреляют по старому месту! Немцы учили нас! Ойяма думает, что они непревзойденные мастера войны… Вы посмотрите, какие в русской артиллерии лошади! Русские успевают выскочить на прямую наводку, расстрелять нас и умчаться назад. Скорострельность их пушек превосходна. Куда нам до них, с нашими немецкими.

Он лег прямо на землю под скалой, положил голову на сигарный ящик и прикрыл лицо носовым платком.

13

Перед самым началом сражения Юдзо получил из Японии письмо. Его послали очень давно, оно бесконечно блуждало. Конверт был грязен, изношен, но листы внутри, цвета спелой соломы, сохранили всю свою свежесть. Между листками лежала фотография.

Юдзо увидел Ханако.

Ханако в том самом кимоно, в котором он встретил ее на пути к парку Хибия.

— Ханако, Ханако!

Письмо было немногословно. Девушка вспоминала ночной приход Юдзо и старалась описать то необыкновенное счастье, которое возникло в ней. В конце она сообщала о социалистах. Они не сдаются, объясняют народу всю вредность войны и зовут к миру. Она ездила в деревню. Страшная нищета. Грозит голод. А газетки кричат о всеобщем благополучии. Ей, кажется, поручат серьезную работу.

К письму была приложена посылочка: вечное перо! Пусть он пишет ей этим пером хоть по нескольку слов в день, а отсылает написанное тогда, когда можно будет отослать.

Юдзо хотел показать фотографию Маэяме, но потом передумал.

О ходе боя долго не было известий. Наконец капитан Яманаки, ездивший к командиру полка, узнал: бой жесток, враг не отступает, императорская гвардия лежит в ста шагах от русских позиций.

— Наш полк идет на помощь, — сообщил он. — Русские расположили часть стрелков у подножия сопки, поэтому мертвого пространства нет и к сопке невозможно подойти.

Юдзо был сосредоточен. Он смотрел на нежные облака, скользившие над вершинами дубов. Быстрые с утра, они скользили теперь все медленнее и медленнее. Жара становилась невыносимой. Но даже и эта невыносимая жара была сладка ему.