Письма с фронта. 1914–1917 - Андрей Снесарев

Сейчас я опять отрывался и должен был принять почту. Штаб мой находится в Тысьмянице, а корпус лежит вдоль речки Быстрица Солутвенная и притом так, что г. Станиславов (который 4.II обстреливался тяжелой артиллерией, как кажется, прошло сведение и даже до вас) приходится на правую дивизию. Эйсмонд тебе это может рассказать подробнее, и ты отметь у себя на карте. Моего корп[усного] командира (ген[ерал] от кавалерии Ник[олай] Ник[олаевич] Кознаков) пока еще нет из отпуска; завтра или послезавтра он приезжает. Пока его место заменял ген[ерал] Невадовский (помнишь, который приезжал в Петроград), и получилась обратная картина: тут Невадовский надо мною начальствует, а в 64-й дивизии я командовал над Невадовским (его сын, Ник[олай] Димит[риевич]).

Ты в одном письме пишешь, что рада за меня и что теперь мне будет легче… я много над этим смеялся. Я киплю от утра до вечера и не вижу конца работе. Мой предшественник (спроси об нем у Эйсмонда) никогда не ходил на позиции и избегал всяческих новшеств – и то у него работы было по горло, а я хожу по окопам и не могу удержать себя от новостей. Сегодня, напр[имер], созывал своих офицеров Ген. штаба, и мы 4 часа бились над массою вопросов: о нашей работе вообще, о позиции корпуса, о нашей этике и т. п. Поднял вопрос о мешании корректированию неприят[ельских] аэропланов при помощи нашей радиотелеграфной станции (она у меня есть, и я когда-нибудь пришлю тебе по воздуху телеграмму), для чего созываю специалистов и вырабатываю инструкцию. Развел массу мастерских и буду освещаться электричеством. И идет у меня страшная жарня: обедаю или ужинаю на лету, выскочу на полчаса и пробегу, как сумасшедший, чтобы размять ноги.

Скажи Генюрку, что я очень благодарю его за письмо и при первой удобе отвечу ему непременно. Твои письма спокойны. Об Осипе с Таней не горюй: не большое горе, если они перевенчаются и после поста… больше испытают друг друга. Спешу, цыпка, давай, моя золотая женка, твои губки и глазки, а также наших малышей, я вас обниму, расцелую и благословлю.

Целуй папу, маму, Каю.

Я выставлен кандидатом на посылку к главной английской армии. Устраивает ли это меня – и сам не могу сказать. Думаю, что моя кандидатура будет где-либо перехвачена, как многие другие. А мой глаз был бы понадежнее других, которые так ослеплены англичанами. Целую А.

Дорогая моя женушка!

Сегодня уехал мой помощник подп[олковник] Г[енерального] штаба Гершельман в отпуск; он будет в Москве, и я дал ему адрес и письмо для Каи… рад был страшно, что мог черкнуть им хоть несколько строчек. Я иногда думаю написать той или другой сестре, но, как мне ни стыдно сознаться, часто выскакивают у меня из головы фамилии Ани и Веры… первая, кажется, Тростянская, а вторую никак не могу припомнить, просто отрезало. А страшно совестно ошибочно написать фамилию своей родной сестры… напомни, милая.

У меня дел по-прежнему много, главное, вероятно, потому что ввожу много нового или сам ставлю себе новые задачи. При моем еще слабом знакомстве с общим делом этот придаток делает немалую массу еще более значительной. Но что меня спасает от накопления дел, это мое раннее вставанье: в 7 1/2 часов я уже за работой (другие поднимаются все, кроме дежурного офицера, около 9), в моей просторной комнате и в прилегающем коридоре тихо, никто меня не трогает, ни о ком не докладывают… И за эти полтора часа я делаю целую уйму: прочитаю телеграммы, сделаю отметки на картах и схемах, заготовлю работы помощникам и успею спокойно выпить чай… А потом! Потом начинается – сплошной пиллигримаж в мои апартаменты: «Ваше Прев[осходительст]во, корп[усный] инженер просят позволение…» – докладывает вестовой унт[ер]-офицер. «Проси». «Ваше Прев-во, корп[усный] врач…» – «Проси». «Ваше Прев-во, уполномоченный передов[ого] отряда Кр[асного] кр[еста] (или Зем[ского] Союза, или какой-либо организации)…» – «Проси». А там следуют мои адъютанты по разным частям, комендант, командир эскадрона или сотни, начальник технических подотделов, представители полиции или администрации, жители, жалобщики и т. д. и т. д. И пошла канитель. И так зарядят до обеда. На обед я прихожу после других, ухожу раньше. После обеда большинство ложится спать, а я пробую обычно заняться чем-либо вне обычной программы, но тут не дают: кто не доложил, кто вновь с вопросами, а тут прибыли с позиции или из отпуска, и так пошло часов до 4–4 1/2, когда я стараюсь вырваться, чтобы немного погулять. После ужина (он начинается в 7 часов) я обыкновенно целю посвятить себе: записать пережитое в дневник, написать тебе письмо, прочитать хоть несколько страниц какой-либо книги, но и это редко удается: визитеры и тут меня…

10 февраля. …лег спать, сегодня продолжаю…

донимают. Сегодня пришел со мною проститься корреспондент, с которым я два раза был в окопах. Он был после меня и передает, что мое появление всполошило и офицеров, и солдат. Первые, зная, что я генерал Ген. штаба и начальник штаба, не могли себе представить цели моего посещения, а вторых поразил своим интересом к окопам и знанием окопной службы. Они все приставали к корреспонденту за объяснениями, откуда я это все так хорошо знаю и так все с налета понимаю, где я служил раньше. Кор[респон ден]т очень хорошо нашелся, сказав, что на войну я вышел батальонным командиром, был с батальоном в боях и сидел в окопах. Это их удовлетворило: «Cразу видать, что был в нашей шкуре». Особенно ребятам понравилось, что из передовых окопов я всюду почти заглядывал в секреты… «бывалый, мол». Ты, конечно, поймешь, женка, что для твоего супруга нет большей лести, как сказать ему, что он знает окопы; что в сравнении с этим восхваление его ума, красоты, талантов! Вздор. Корр[еспонден]т обещал мне прислать свои корреспонденции, касающиеся его посещений; получив, перешлю тебе.

Вычитал в нашей военной газетке, что член франц[узской] палаты Фавр в заседании заявил, что число мужчин, состоящих на военной службе в союзных странах, можно выразить в следующих пропорциях в отношении к общей цифре мужского населения: во Франции в армии находится 1 на 6 чел.; в Великобритании 1 на 11; в Италии 1 на 11, а в России 1 на 20. Я очень боюсь, что на эту глупую и непросвещенную выходку какого-то или глупого, или недобросовестного депутата у вас могут клюнуть… у вас там только этих данных и ждут, где нашу страну хотят представить и коварной в союзных обязательствах (меньше, мол, других выставляет), и вяло приподнятой. Так правда вот в чем: в России 200 милл[ионов] населения (немного меньше), из них мужчин, скажем, 100 милл[ионов] (будет меньше), а под ружьем стоит (или военнообязанными) не менее 12 миллионов, т. е. один человек приходится на 8 душ мужского населения. В Великобритании значится 400 милл[ионов], из них мужчин 200 милл[ионов], а под ружьем максимум 5 милл[ионов] (4,5 миллиона на суше и полмиллиона на море), т. е. один воюющий приходится на 40 душ мужского населения. Если допустить, что подсчет Фавра относительно Франции и Италии верен, то получим такую таблицу: