Сёгун - Джеймс Клавелл

— Да, он необходим нам, мы не обойдемся без его знаний. Но его поведение должно быть контролируемым — вы это много раз говорили, Оми-сан. Он варвар. Этим все сказано. Да, я знаю, что он теперь хатамото и с сегодняшнего дня может носить два меча. Но это не делает его самураем. Он не самурай и никогда им не станет.

Марико знала, что она одна могла бы понять Анджин-сана лучше всех. Но он был непредсказуем. Его поведение не поддавалось логике и ставило ее в тупик.

Зеленые глаза Блэксорна глядели куда-то вдаль. На лбу блестели капельки пота. «Неужели это от страха? — подумал Ябу, — страх, что его игра будет разгадана? Неужели он блефует?»

— Марико-сан?

— Да, господин?

— Скажите ему… — горло Ябу внезапно пересохло, грудь заболела, — скажите Анджин-сану, что приговор деревне остается.

— Господин, извините меня, пожалуйста, но я бы убедительно просила вас послушаться совета Оми-сана.

Ябу не глядел на нее, он видел только Блэксорна. Жилка на его лбу запульсировала. «Анджин-сан настаивает на своем. Ну и пусть. Давайте посмотрим: варвар он или хатамото».

Голос Марико был еле слышен: — Анджин-сан, Ябу-сан говорит, что приговор деревне остается в силе.

Блэксорн слышал слова, но они не трогали его. Он чувствовал себя спокойным и уверенным. Жизнь переполняла его. Он ждал их решения. Остальное он предоставил Богу. Он был погружен в свои мысли, в его голове звучали слова Марико:

«Есть легкое решение — умереть. Выжить здесь вы можете, живя согласно нашим порядкам…» … Приговор деревне остается в силе.

«И вот теперь я должен умереть.

Мне следует бояться. Но я не боюсь.

Почему?

Я не знаю. Мне известно только, что с того момента, как я действительно решил, что единственный способ жить здесь по-человечески — это поступать согласно их обычаям, рисковать жизнью, может быть, умирать — страх смерти пропал. „Жизнь и смерть — одно и то же…“ Оставить карму карме. Я не боюсь умереть.»

За седзи начал накрапывать легкий дождь. Он опустил взгляд на нож.

«Я прожил хорошую жизнь», — подумал он.

Глаза Блэксорна вернулись к Ябу.

— Вакаримас, — сказал он очень отчетливо, и хотя это слово произнесли его губы, казалось, что говорил кто-то еще.

Никто не двинулся с места.

Он видел как бы со стороны, как его правая рука подняла нож. Потом его левая рука также обхватила рукоятку, лезвие стояло твердо и было нацелено в сердце. Теперь слышался только звук его уходящей жизни, он становился все громче и громче, пока он не смог больше слушать. Его душа требовала вечной тишины.

Крик привел в действие все рефлексы. Его руки безошибочно направили нож в цель.

Оми был готов остановить его, но он не ждал такого внезапного и яростного рывка Блэксорна. Оми двумя руками схватился за нож Блэксорна, его пронзила боль, и из левой руки закапала кровь. Он со всей силой хотел помешать кормчему сделать последнее усилие. И тут ему помог Игураши. Вместе они остановили удар. Нож отвели. Тонкая струйка крови бежала по коже Блэксорна в том месте, куда вошел кончик ножа.

Марико и Ябу не двигались.

Ябу сказал: — Скажите ему, что деревня вне опасности, Марико-сан. Прикажите ему — нет, просите его поклясться именем своего Бога, как сказал Оми-сан.

Блэксорн медленно приходил в себя. Он смотрел на них непонимающим взглядом. Потом стремительный поток жизни вновь обрушился на него, но он все еще думал, что он мертвый, а не живой.

— Анджин-сан? Анджин-сан?

Он увидел, как двигаются ее губы, и услышал ее слова, но все его чувства были сконцентрированы на дожде и ветре.

— Да? — он почти не слышал собственный голос, но чувствовал запах дождя, слышал стук капель и ощущал вкус морской соли в воздухе.

— Я жив, — сказал он себе удивленно. — Я жив, и это настоящий дождь на улице и ветер настоящий, с севера. Вот жаровня с углями, и если я подниму чашку, в ней будет жидкость и она будет иметь вкус саке. Я не умер. Я жив!

Остальные сидели молча и терпеливо ждали, отдавая должное его мужеству. Ни один человек в Японии никогда не видел ничего подобного. Все безмолвно спрашивали себя, что же теперь собирается делать кормчий. Сможет ли он сам встать и уйти? Как бы я вел себя на его месте?

Служанка принесла бинты и перевязала Оми руку, глубоко разрезанную лезвием, остановив кровотечение. Все было очень чинно. Время от времени Блэксорн слышал, как Марико спокойно произносила его имя, пока сами они потягивали чай или саке, смакуя и наслаждаясь их вкусом.

Для Блэксорна это состояние вне жизни, казалось, продлится вечно. Но потом его глаза стали видеть. И уши слышать.

— Анджин-сан?

— Хай? — ответил он, превозмогая величайшую усталость, которую когда-либо испытывал.

Марико повторила то, что сказал Оми, как будто это исходило от Ябу. Она должна была повторить это несколько раз, прежде чем удостоверилась, что он все понял.

Блэксорн собрал остатки своих сил, победа расслабила его.

— Моего слова достаточно, так же как для меня достаточно его. Тем не менее я поклянусь именем Бога, как он хочет. Как только Ябу-сан поклянется своим богом, чтобы в равной степени подкрепить договор со своей стороны.

— Господин Ябу клянется Буддой.

Блэксорн произнес слова клятвы, как этого хотел от него Ябу. Он выпил немного зеленого чая. Никогда он не казался ему таким вкусным. Чашка оказалась очень тяжелой, и он не смог долго держать ее в руках.

— Прекрасно, когда идет дождь, правда? — спросил он, следя за исчезающими капельками дождя, удивленный ясностью своего видения.

— Да, — сказала она мягко, зная, что его чувства были на такой высоте, какой никогда не достигает тот, кто не был на грани жизни и смерти и, благодаря неведомой карме, снова чудесным образом вернулся к жизни.

— Почему бы вам теперь не отдохнуть, Анджин-сан? Господин Ябу благодарит вас и говорит, что разговор продолжится завтра. Сейчас вам следует отдохнуть.

— Да. Спасибо, это было бы прекрасно.

— Вы можете встать?

— Думаю, что смогу.

— Ябу-сан спрашивает, не нужен ли вам паланкин?

Блэксорн подумал об этом. Наконец он решил, что самурай должен ходить пешком.

— Нет, спасибо, — сказал он, хотя ему так хотелось лечь, закрыть глаза и сразу же уснуть. В то же время он знал, что стоит ему только уснуть, как кошмар вернется, ему снова придется пережить эту сцену.

Он медленно поднял нож и стал внимательно рассматривать его. Потом он засунул его в ножны, потратив на это немало усилий.

— Простите, что я так медлителен, — пробормотал он.