Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора

Давно я хотел приехать в Гроунстен. Особенно тогда, когда Улэртон полностью распался, и дом мой пропал. Власть образовалась сомнительная, да и междоусобие все портило напрочь. Когда известие понеслось, что остров вновь завладели маги, я стал ждать. Ждать новости, когда ситуация полностью проясниться. Пойми меня, но опасно ехать в незнакомое место. И успел я убедиться в полном перевороте в первый день, сегодня. С группой других людей мы прошлись по улицам, еще недостроенным. Привели нас в старое уцелевшее здание: я помню его. Не знал и тогда, что здесь было раньше, но сюда часто заходили прохожие. Сейчас здесь всех распределили по комнатам.

Сильно уж сомневаюсь, что те мои письма ты прочитала. Все же тот дом развалился, и не известно, с моими ли письмами. Их было много. Ну… и не уверен, что почта доставила их по адресу отправителя. Могли просто выкинуть или сжечь. Конечно, жалко, но вспоминая сейчас то, о чем я писал, ловлю себя на мысль, что тогда я был бесстыдником. Ужасно. Так что оно к лучшему. Надеюсь еще, что я получу ответ. Хочется узнать: признаешь ли ты меня еще, или я для тебя стал сном? Таким странным, неестественным. Многого могло произойти страшного — из-за этого я и волнуюсь больше всего. Никогда ты не рассказывала мне все подробности похода. Наверное, боялась моего испуга. Не стоит. Тем более сейчас. Может, и эти листы пролетят мимо тебя. Тогда я уж совсем отчаюсь. Буду очень благодарен, если ты напишешь ответ. Не требую, а просто желаю. Простое хотение.

Честно сказать, я ожидал, что с Гроунстеном случиться нечто подобное. Либо в обратную сторону. Но все равно маги бы не позволили овладеть своей территорией. Ну, я так, из — за стороны наблюдал. Даже какое-то сожаление, что моя династия прервалась. Но очень… удивительно. И то это слишком слабое слово. Я мог ожидать кого угодно на троне, но не тебя. Думал-то, что ты просто преследуешь свои какие-то цели. Даже, сказать надо, что воспринимал тебя только как охотницу, которая пощадила меня тогда, бедного. И стыдно, но делать нечего. Свой поступок я объяснить могу, но зачем? Уверен, что тебе все понятно. И не могу подозревать в том, что здесь для тебя есть что-то странное. Да и ты, Афелиса, наверное, так изменилась, что не узнать. Время и меня не пощадило. Однако мое внешне изменение вышло из-за обстоятельств, и я должен был скрываться. Никто не был надежен. Даже мой друг, с которым я отправился в Улэртон.

Это уже другая история.

О ней не нужно.

В любом случае вспоминать такое неприятно».

На этом первый лист кончился. Афелиса, по случайности, обронила второй на пол и тут же подняла:

«В любом случае, я могу рассказать тебе об этом позже, когда предстанет шанс. А сейчас… это лишнее. И так не хватило мне одного листка, пришлось просить у соседа. Здесь с бумагой по-прежнему — очень бедно. Не хочется сейчас расписывать о том, как прошли мои десять лет в неведении. О половине я писал еще давно, тогда. Все же верю, что ты их забрала…

Не знаю, считать ли это за бестактность или неуважение, но по привычке обращаюсь к тебе на «ты». Посчитал я это ошибкой из-за твоего нынешнего статуса. Все же, я хоть и сын бывшего правителя, но никогда не вступал на престол. Можно сказать, что я обычный человек, а такое обращение… ты поймешь, Афелиса. И узнаешь меня. В те года ты получала много писем и должна была признать мой почерк и подпись. И кто тебе еще мог писать? Конечно, утверждать, что я единственный, не могу. Тоже надеюсь, что мое письмо не останется без твоего внимания.

Прошу, дай знать, что ты его получила. Хотя бы одно слово в ответ, да хоть бы точку. Или восклицательный знак. Я еще не обустроился и не знаю, когда поступают просьбы на рассмотрение. Может быть, спустя неделю, месяц. В чем я сомневаюсь. Никогда не поздно вновь поговорить? Хоть бы и на дружеской ноте. Понимаю, что все давно ушло в прошлое, и не позволяю даже думать о большем. Хотя очень хочется, но это, я повторяю, вряд ли станет возможным.

Со всем уважением,

А. Г».

Афелиса читала отрывками: внимание ее скользило по строкам. Все-то казалось, что внизу будет что-то коварное, запрятанное. Не оказалось. А ее волнение сыграло на ней, и, в конце — концов, Афелисе пришлось перечитывать один абзац пару раз. Не могла она верить, вплоть до подписи, встречаемой в прежних письмах, что отправитель, не кто иной, как Ангарет. Пальцы ее дрожали, мяли лист, чуть ли не разрывали, и, при каждом таком действии, рассудок вторил ей — нельзя лишаться такой драгоценности. Все мысли о сне, о крике исчезли, и она точно была уверена, что сегодня не уснет. Пару раз Диамет поднималась, подходила к двери и, не слыша никаких шагов, вновь падала на кровать, обмахиваясь платком. Жар обнял тело, стекал по ногам и рукам: точно огромное одеяло, из какого никак не выбраться. Позже явилась и Леотар. Она так же тихо пробралась в приоткрытую щель, поставила стакан с водой на тумбу, и поглядела на нее, будто на умалишенную. Афелиса старалась не замечать ее и на вопрос о своем состоянии ответила: «все хорошо». И не соврала — все было искренне в этих двух словах. Вспоминала и о давних письмах и перечитывала с радостью строки, где писал он, что, наверняка, затеряны они и никогда не будут в ее руках. «Оказались! Это везенье, определенно. Или счастливая случайность. Ведь не намеренно же Элид стукнулся головой об ящик. Хотя, кто его знает. Главное — письма у меня в кабинете. Но, что же ему в ответ написать? Такое же чувственное письмо? Нет, это надо все переговорить лицом к лицу… не знаю еще, как с ним разговаривать и о чем. Даже по письму чувствуется что он… повзрослел? Раньше все было не так».

До двенадцати часов она отмахивалась от сна, и хотела даже спуститься в кабинет, за письмами. Но мотив ее был не тверд. Не знала Афелиса точно зачем, наверное, мгновенное счастье так сильно повлияло на нее, что хотелось совершить что-то неразумное, но приятное. Спустя час, подавив в себе некоторые эмоции, она так же быстро написала черновик и долго думала, что бы исправить. И вот, что вышло:

«Здравствуй, Ангарет.

Надо сказать, что новость до того неожиданная, что до сих пор, прочитав письмо, не могу собраться с мыслями. Много уж обвинений в твоих словах. Как могу я судить тебя? Всегда ты был таким и остался. И твои сомнения абсолютно напрасны: не могла я не признать тебя. Даже через двадцать или тридцать лет ты не стал бы для меня незнакомцем. Скорее, приятным воспоминанием. О письме мне твоем доложили, на счастье. И буду рада связаться с тобой, как тогда. Но это уже как время порешает.

И насчет твоего старого дома и писем: все доставлено. Это известие тебя подбодрит, надеюсь. Здесь мне понятны твои подозрения — да, рисковал ты многим. В первую очередь, потраченным временем. Никто бы не ликовал, будь их письма сожжены или уничтожены другим путем. Не знаю, что в твоем понятии «много». Ведь все они были перевязаны, и в сумме их оказалось десять. Я считала именно по датам, а то ты писал на одном листе иногда и два, а то и больше дня. Возможно, вторую половину уничтожили, заподозрив что-то подозрительное. Хотя, что ты мог писать в них? О запрещенном и речи не должно идти. Но это неизбежно, уж стоит понять. Прочитала все, даже перечитывала. Спасибо, что оставлял все моменты на бумаге, но многое мне не понятно до сих пор. Наверное, из-за собственных убеждений, что в те времена отзывчивости не было среди чужих. Но это к слову: чем ты занимался в Улэртоне? Никаких причин не было. По крайней мере в письмах.

В ближайшее время я сильно занята. Больно об этом говорить, да и состояние мое хворает. Надеюсь, на следующей неделе все разрешится. Интересно будет узнать меж тем, как идут дела в Блоквеле. Никаких вестей, а я нуждаюсь в них. Если можешь что-нибудь сказать, то буду рада. Не постесняйся, Ангарет, и о себе написать того, что я не знала. То есть, того, о чем не писал раннее. А я уверена, что много слов у тебя на уме вертится. Так что можешь не тратить время на чистовик и писать все сразу. Как раньше. Это кажется… живым? Не могу подобрать точное слово. Так что знай, что у тебя есть человек, к какому ты можешь обратиться.