Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора

— Я… да. За компанию. Но и узнал о том, во сколько и когда отходит судно, — заговорил он, — и взял два пропуска на послезавтра в час. Правда, Ширан, не вижу смысла задерживаться. Нам у вас не место, и я благодарен за такой прием. Друг друга толком не знали, но все равно приняли, родственники. Отец о вас только в письме своем прощальном упомянул.

— Прощальное письмо? — сомнительно спросила Розалинда, — не говорил ты об этом.

— Я думал, что ты увидишь его на тумбе. В общем написал, что в Блоквеле живет тетушка Дагель, и что она может оказать помощь. Я сомневался поначалу, но потом понял, как вы искренни, — он взглянул на нее и неловко улыбнулся, — не обижайтесь, пожалуйста, что покидаем вас. Так нужно, тем более мы скоро обеднеем без работы, а здесь все занято. Давно хотели уже отправиться на остров, чтобы мирной жизнью зажить, а то и Блоквел куда-то ввязался. Будем вам писать.

Говорил он тихим тоном, точно сожалеющим, но Розалинда заметила, как между слов уголки губ его игриво приподнимались, и взгляд метался в ликовании. Ни единого шороха, шепота: все слушали его, затаившись, будто бы не им твердят. Дагель ничуть не смутилась, и в полном спокойствии наклонилась над ними, разливая чай: руки ее не дрожали, напротив, пальцы крепко сжали ручку, а ладонь едва ли прикасалась к донышку. Стук будто оборвал спокойную неразрывную нить: Ширан вспыхнула, громко задышала и, постукивая каблучком, наблюдала за Розалиндой, ожидая ее твердого слова — Филгену она не сполна верила, хоть и слова его навлекли на нее раздражение и явное возмущение. Парень, пришедший вместе с ним, покачивался на стуле и вдруг ощутил легкий удар по затылку: Ширан дернула спинку вперед и усадила его смирно. Закончив говорить, Филген с вызовом поднял взгляд, даже горделиво: решение его было нешуточно. Некоторый покой повис в столовой. Внезапно Ширан откашлялась и, всплеснув руками, проговорила:

— Купил, значит, уже пропуск? Розалинда, ну как ты могла так оставить меня. Помнишь, обещала мне, что на свадьбе моей будешь? А сейчас когда увидимся! Только одна из нас имя на могилке повидает… а у меня даже портрета нет. Вот возьму все деньги, и закажу! Чтоб видела ты меня на нем, а хочешь, подарю его тебе? Никогда не увидимся, но никогда меня не забудешь, — в один миг она повисла на ее шее и будто бы запела, — тяжело-о-о… я говорила, что не надо вам. Вот сойду с ума однажды, брошу все и вам рвану. Замуж меня никто все равно не возьмет, а буду вам прислугой. И все равно, что я из знат… знатной семьи. А! Вот сразу и возьмешь меня с собой! Ты, — обратилась она к юноше, — сейчас же лошадей готовь. Быстро!

— Что позволяет! — охнула Дагель, — чего ты развела тут? Отпусти людей вольных. И куда ты краса такая поплывешь? Тебе только в прачки и наниматься, хоть в замок или дворец… что у них там? Или готовить для работающих, для людей, которые делом занимаются! Вот же ж, мать твоя пророчила. Не беги ты за лошадьми, — сказала она ему, — это у нее настроение такое, когда пореветь хочется. Все, Ширан, успокаивайся. Еще завтра денек есть, и послезавтра утро все ваше.

— Мать бы моя все поняла, все бы выяснила, спросила бы у меня. Я не передумаю! Совсем ты другой человек, нежели она. Правильно Аллен говорит, что ничего тебе доверять нельзя из секретов. Хоть и говорю я сейчас при всех, но… все равно! Что могу я с собой поделать? — она сильнее сжала плечи Розалинды, — люблю я ее, люблю! До слез люблю! А ты меня в одиночестве хочешь оставить. Мама разрешит, она поймет… а я к тебе только в гости приехала. Ты знала, Розалинда, что свадьба — это только предлог, чтобы ты осталась, — она встряхнула ее и приблизилась, чуть ли не соприкоснувшись носами, — что неправда это все, что врала! Я тебя хотела оставить со мной. И служанкой тебе с радостью буду, и за хлебом ходить хоть куда…. Нет у меня никакого жениха. Я тебе потом все расскажу… пойдем пожалуйста, давай уйдем.

Она медленно поднялась, как бессильная, приобнимая ее за спину и, выбравшись из-за стола, пошла так с ней к арке. Розалинда молчала все это время, глядела, ничего не понимая, да дивилась, с какой искренностью Ширан выплескивала, не слезно, не умоляюще: оно, значит, правду говорит. И признание во лжи прошло мимо нее, и тут же поняла она, что мотив прост — желание задержать ее, хоть привязать, натереть ей шею веревкой, главное, чтобы рядом. Того Ширан и добилась: натерла ей щеки красноречием, что те залились кровью. Дагель ничего не говорила и лишь замолчала надолго, пока слух ее не пронзила последняя фраза:

— И унижаться не буду перед вами, моë намерение твердо, и, обещаю, послезавтра ты не увидишь меня.

И скрылись за поворотом. Розалинда обещала, что Ширан побежит сейчас, схватил ее за запястье и умчит куда-нибудь, где их двоих не достанут. Случилось наоборот — она убрала руки с ее плеч и размеренным шагом шла к выходу, иногда оборачиваясь. Вид ее был рассеянный: плечи и пальцы дрожали и, казалось ей, рассудок был затуманен думами о том дне. Розалинда все хотела расспросить ее, что же хотела она ей рассказать, но не решалась: «совестно сейчас о таком… хотя Ширан сама сказала, что расскажет потом обо всем. Пусть все решит сама». Волнение поджидало их на каждом углу: то показалось, что кто-то сорвался с места, и уже бежит за ними, то шорох из крыльца. Иной раз, Ширан поднимала голову и прислушивалась к звукам со второго этажа — ничего. Когда затворяла она дверь, то Розалинда смогла рассмотреть всю печаль в тех серых глазах, льющуюся через край. Совесть, словно дикий зверь, раздирала сердце, наливала грудь тревожным теплом. «Что-то произойдет… — говорила она себе, — куда идет она?». Спустившись с крыльца, они пошли к беседке, запрятанной в глуше дубового леса, давно вымершего и засохшего. Место это пропахло грязью, до того, что разлитая кем-то вода стекала ручьем к корням деревьев, не исчезая. Узкая, едва протопленная дорожка вилась к дряхлой беседке. Жутко было смотреть и на унылых призраков, каковы высились над порослью темных кустов, пропитанных зловонием. Солнце уже давно встало, но не доходило до этой части сада. Все здесь поникло в вечную тленность, достигшей, кажется, с самого начала глубокую старость. Доски скрипнули под подошвами туфель. Розалинда провела рукой по лавочке, стряхивая мусор, и села, дожидаясь ее объяснений. Ширан отвернулась к окну, точно бы не желала ее появления — темная пушистая коса закрывала опушенные глаза, нос с причудливой горбинкой, и подрагивающие губы. Слово вертелось на языке, но храбрость не доставало — каждый порыв оканчивался скрываемым негодованием. Наконец, спустя нескольких мгновений, она неуверенно проронила:

— Жаль мне мать…

— Почему жаль? — спросила Розалинда, — я…

— Ты не шутишь? — прервала ее Ширан, не успела Розалинда и добавить, — понятно, почему жалко. Она одна останется, кто за ней присмотрит? Дагель? Она от меня, уверена, рада избавиться. Я это заметила недавно, что надоедать ей уж сильно стала, от компании моей хочет избавиться. А все же и ее понять можно. Иногда я слишком навязчива, и такие хорошие люди перестают общаться со мной. Но, не суть, как говорится. Просто из-за приличия она меня оставить хотела, ради сестры своей. Ведь знает, что та горевать будет. Ты мою мать не видела ни разу, но скажу, что она не лучше здоровьем, чем Аллен. Одна не справится, — она обернулась, глубоко вздохнула и, сев рядом с ней, зарылась пальцами в волосы, — я, правда, не знаю, что делать. С одной стороны мать я знаю всю жизнь, она хорошо относилась ко мне, а с тобой знакома месяц, но знаю, что без тебя скучно станет. Я не соврала тогда, что люблю тебя! — воскликнула Ширан, вдруг подняв голову. Глаза ее медленно наливались слезами, — я бы не стала врать о таком! Что ты молчишь? Скажи, пожалуйста, что-нибудь…

Не дождавшись ответа спустя минуты, она стыдливо понурилась, да так растерла ладони, что те стали розовыми. Тишина будто бы била ее, рвала плоть, и никакой голос, даже Розалинды, не способен был спасти ее. Внезапно все поплыло перед глазами у Ширан. Качало ее в бурных темных волнах, чуть ли не поглотивших ее с головой, как вдруг: