Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора

— Как скажете, — вздохнула она, выпрямляя рукава, — разговоры разговорами, а мы задерживаемся. Успеем к обеду справиться с просьбами?

— А их так много, что можем не успеть?

— Чуть больше, чем обычно. Знаете, сейчас и жалуются. Да и вам письма пишут, как то самое. Я уже хотела отклонить от рассмотрения, но, извините уж, поинтересовалась. К тому же предупреждение отправитель написал. И ничего там не было подозрительного? — Леотар замолчала, и тут же поправилась, — то есть, что-то омерзительное, угрозы, оскорбления? Нет, не было? Это хорошо, это, значит, есть люди еще мыслящие.

Завтрак пришлось закончить: попрощавшись с Анариэлем, она пошла с Леотар в кабинет, и больше разговоров о нападениях не возникало. Афелиса иногда пристально глядела в ее затылок, на принужденность движений и вынесла, что впечатление ее приходит и уходит в одно и то же время, а дальше круговорот мыслей и тлеющий страх.

Так и прошла неделя, в которой людям стало присуще озираться по сторонам и видеть в привычном что-то пугающее. Происходило это от обыкновенного желания не отличиться от массы и, как говорилось в сказках, не упустить опасность, когда она крутиться вокруг них. Дни проходили и оставляли за собой нескрываемый отпечаток в болезненном состоянии Афелисы. Речь ее стала мешаться, звуки будто заедать в горле, и страх, вызванный известиями, пустил в рассудок сомнения о встрече. Не показалось ли ей? — мысль эта не прошла бесследно. В нервных судорогах, в ночное время, она опустилась на колени, глядела на подпись и две буквы «А. Г» и не могла поверить себе. «Пора перестать искать какие-то подвохи, — это утверждение устоялось в ней, но было бессильно, — если бы мне показалось, то тогда, чье бы письмо я держала? Настоящее… настоящий почерк. Не поддельный. Писала его рука. Думал он, и ждал меня. Пытался спасти, но не мог». Так она старалась хоть немного успокоить себя но, постепенно, когда приближался конец злосчастной недели, тревога все усиливалась и усиливалась.

В конце недели все письма доставлялись без вскрытия: Леотар долго не одобряла таков приказ, говорила, что, стало быть, нужно проверять их и избавляться от того, что может послужить угрозой к ее состоянию. Но решение Афелисы оставалось твердо — в последний день раздался стук. Служанка принесла письмо и тут же неуверенно вспорхнула. Афелиса, постояв у зеркала, холодно улыбнулась ей и, кивнув, отошла к тумбе. Она собралась с духом, села на кресло, стоящее у изголовья кровати, засветила свечу, и взгляд ее невольно наткнулся на первые попавшиеся строки: конверта не было. «Леотар все-таки вскрыла? Или Ангарет прислал не в конверте? Странно… — повертев в разные стороны, Афелиса не увидела адреса, — все-таки, забыла про мое наставление. Как долго я смогу так тепло к ней обращаться с таким вниманием? А то станет бояться меня, не хуже тех служанок». Теперь мысли ее отброшены. Она видела буквы, почерк, то, как загибаются тонкие линии, но не читала. Тяжесть с сердца медленно опускалась; и, наконец, согнув под собой ноги, Афелиса принялась читать:

«Здравствуй!

Честно, я не в меньшем волнении. Хоть и письмо сразу твое не дошло, все-таки переживания мои остались. Да и кому сейчас спокойно? Сегодня особенно страшно. Кстати об этом; я не думаю, что лучшее место для встречи город, особенно замок. В них кишит полнейшая жуть и бессмыслица, поэтому я не хочу рисковать сломленной поездкой. Я думал, конечно, но мест здешних не знаю. Было бы всего лучше, чтобы ты приехала к пригороду (адрес далее), и мы вместе бы отправились. Правда, это так несбыточно. Даже лучше самого сладкого сна, вот как! Очень надеюсь, что дела тебя хоть на немного оставили. Но прошла уже целая неделя, и все изменилось. Честно, не хочется пускать все по второму кругу. Да и никто не желает. Все уже и так настрадались вполне, а тут кто-то и мечтает о таком, поверь мне! Эти дни прошли до того безлико, что я порой забывал, что нахожусь совершенно в новом Гроунстене. За двором мир, никто друг друга не обстреливает, хотя что-то подозрительное уже пробралось на остров. Убийства. Как вспоминаю о разорванных телах, так тут же хочется стереть память.

Все-таки хочется верить, что все намного проще. Не хочу и не могу знать, что это вновь повторится.

Пять лет.

Столько времени нужно, чтобы начать кровопролитие? Возможно, я преувеличиваю. Тебе знать лучше, а я, так, понаслышке узнаю обо всем. По-моему, я уже говорил об этом.

Мне стало радостнее благодаря тому, что везение обернулось. Ты прочитала все те письма, и… это так много для меня. Я уже сам не помню, какие слова использовал, какие знаки. Только кажется, что было слишком откровенно. Потому только, что письма могли не дойти, и кто-то мог прочесть. Может, так и произошло. Кто будет об этом докладывать?

Мне даже стыдно немного. Не могу перестать. Черновики тебе отправлять хотел. Знаю, знаю, что ты просила оставлять их в первозданном варианте, но все же не могу удержаться. Всякая строчка мне не нравится. Надеюсь, от этого смогу когда-нибудь избавиться.

До скорой встречи.

А.Г».

Выше подписи шел адрес. Афелиса, как и тогда, шумно вздыхала; сожаление грызло ее от осознания, сколько времени прошло. Десять лет звучат не так много, пока не испытаешь их на себе. С этим она и убедилась, и возвращалась к давним рассуждениям: «интересно, какова теперь его манера общения? Тогда еще, помню, он иногда путал слова местами, да и в письме выходило все складно. Что теперь могло его поменять, кроме этих годов? Что такого произошло? Мне нужно знать. Узнать все, пусть и не сразу. Он выговориться, как всегда это делает. Нужно брать все в свои руки, иначе ничего не узнаю». Не столь важно ей было понимать, что с ним сотворили годы в бегстве, как его присутствие. Хотелось поговорить, пусть и не как возлюбленные, то как старые, хорошо забытые друзья. На большее Афелиса не рассчитывала, — их время прошло — пора страшной молодости ушла. Нерешительные шаги бы ничего не сделали, а лишь доказали, что каждый след выдался впустую. «Завтра, — повторяла она, поднявшись на ноги, — завтра… если плохо станет? Ангарет ждать не будет. Здоровье не должно подвести меня в тот день. Нет, лучше ложиться спать пораньше». Но сон не приходил. Ночи совсем не давали ей выдохнуть. Только теперь произошла перемена: фигуры не двигались, исчезли. То ли из ее сознания, то в действительности. Но даже при свете свечи тени ложились естественно, не создавая то, над чем так любила позабавиться фантазия. И луна светила ярче, и птицы не пролетали мимо окна. Однозначно, природа дает ей насытиться силами, да вот глаза совсем не смыкались. Эта бессонница уносила ее вдаль, далеко за десяток лет, когда впервые она увидела Ангарета: серьезного человека хороших и одобрительных поступков. Дотошная порядочность — пожалуй, единственное, что не нравилось ей. Жизнь на чердаке перевернула его и избавила от привередливости. Хотя и она проскальзывала, но была полностью подавлена. «Не удивлюсь, если он остался таким же. Я уже не так раздражаюсь, когда вижу подобных людей. Кажется, наоборот, уважаю. Вся та рубина на корабле тоже заставила меня много пересмотреть». И стала она вспоминать грязь и вонь в камбузе, нестиранную одежду работников, небритые кудрявые бороды и чудовищную худобу. И вопрос назревал у нее: как возможно есть среди них? Из-за этого в камбузе никого и не было, кроме пьяниц, которые не прочь потратить последнее состояние за карточной игрой.

Ночь для нее закончилась в час. Рассвет встретил ее от пробуждения с теплыми, точно родными, объятьями, проходя через окно. Оно было открыто. Потерев глаза, Афелиса отложила письмо с тумбы в шкаф и, достав кожаный пояс оттуда, лениво потянулась. Встреча должна состояться в четыре часа. Тогда, как написано было в заметках, жар на улице спадет.

День томительно тянулся, как никогда ранее, когда хотелось удлинить иной часок, или сделать вечер бесконечным. Работа с просьбами и жалобами была окончена; на удивление, Афелиса так заскучала без дела, что взяла в руки Сказание об Озапе, да так и не осилилась прочесть. Ладони прилипали друг к другу, жар мочил лоб и щеки. Погода не радовала ни сегодня, ни вчера — и не собиралась в ближайшие месяцы. В замке Анариэль сегодня не появлялся, и никто не знал, куда унес его ветер. Весь день она глядела на часы, ожидая оговоренного времени. Рыскалась в кабинете, перебирала бумаги, прятала письма — занимала себя всем, чем только можно. Выходить на улицу было опасно: ясно видно, что солнце сожжет до костей. Леотар, как на зло, не порадовала ее своим присутствием и зашла лишь утром, чтобы доложить об окончании работы. «Отдых иногда уматывает похуже работы, — думала она, вертя в руках книгу, — да и Сказание об Озапе никак не читается. Кажется нудным, вот если бы сейчас у меня была какая-нибудь газетка из Атрандо, то увлеклась бы занимательным чтивом. Точнее, посмеялась бы. Чего не выдумают. Хотя, откуда мне знать? Так сказала бы Хакан, — Афелиса усмехнулась и бросила ее на стол, — многого бы она мне наговорила. И не представить, сколько интересностей. Упрекнула бы меня, затем по головке бы погладила. А это не хватает». И в мыслях находила она сплошную скуку или тоску. Афелиса с удовольствием бы подумала о чем-то другом, вот только натура ее требует слез — ей отказать сложно, почти невозможно. Так и прошел день в безделье, за какое она корила себя, особенно за то, что отдых принес ей лишь усталость и заспанное лицо. Было и стыдно, и тошно, и невообразимо сладко…сладко оттого, что вот уже час остался, и они повстречают друг друга спустя столько пережитых смертей.