Вейская империя (Том 1-5) - Юлия Латынина

- Не вижу никакой разницы, - зло заметил Кедмераг.

- Сегодня неподходящая ночь для сомнений в могуществе государства, улыбнулся Арфарра и пошел с террасы.

- Мы лучше взорвем все, - отчаянно закричал ученый.

- Вам нечего взрывать, господа. Все, что может взорваться, я лично отправил в столицу провинции, чтобы уберечь от гнева толпы...

- Вы, - крикнул ему вслед Кедмераг, - вы продали короля Алома экзарху, экзарха - храму, а храм - государству. И самое омерзительное - вы еще при этом остались бескорыстны...

Арфарра покинул террасу, и народные истцы вышли вместе с ним.

Столичный инспектор по-прежнему сидел в кресле. Настоятель уронил голову на стол и плакал навзрыд.

Вдалеке радостно закричал народ.

Молодой монашек подошел к столичному инспектору.

- Убирайтесь, - коротко сказал он.

Инспектор не обиделся.

- А что я мог сказать? В столичном храме на каждой половице по стражнику... Это вам не надо было за властью лезть. Кто не играет - тот не проигрывает.

- Да, - сказал отец Лой, - не захотели поделиться пирогом с араваном Баршаргом - вот и остались голодные.

- Мы еще раньше проиграли, - сказал отец Кедмераг. - Если бы мы не сторожили открытия, как мышь - золото, никто нас и не называл бы колдунами.

- Да, - сказал настоятель, - господин Арфарра - как стая саранчи, после него ничего не останется. Он повесил аравана Баршарга и расправился с посадом Небесных Кузнецов. Рехетту он арестует завтра за подстрекательство к мятежу, а между тем наверняка мятеж был возбужден им самим, чтобы мы отдали храмовые мастерские солдатам. Хотел бы я знать, что останется от господина Даттама. Если он, конечно, еще жив.

Воротившись в управу, араван Арфарра просидел с новыми знакомыми всю ночь. Шорник, и монашек-шой, и другие, рассказывали справедливому чиновнику об утренней беседе с наместником, и вообще обо всем, что полагается рассказывать справедливым чиновникам.

Араван подмахнул им пропуск на хождение по городу в запретные часы, и они ушли. Араван отпер сейф, достал заготовленные списки для ареста, добавил несколько строк, но имена новых знакомых не вычеркнул, а только пометил особым значком. Потом он вызвал бывшего секретаря экзарха и стал с ним советоваться.

Под утро аравану Арфарре принесли записку наместника. Записка была предназначена столичному инспектору и писана вчера к вечеру. В записке было сказано: "Вы посоветовали мне сдержать обещание и умереть для блага народа. Я думаю, вы были правы. Я слишком стар для еще одного восстания. Пусть смерть моя послужит народу тем, что в случившемся возмущении обвинят одного меня..."

- Да, - сказал секретарь Бариша, - а что ему оставалось делать? Народ обратился к пророку Рехетте с прошением: "Разрешите восстать", а наместник Рехетта, по многолетней привычке, ответил: "Обождите в прихожей".

Арфарра, страшно побледнел и уронил голову на руки.

Он отдал бы полжизни, чтобы воскресить наместника. Теперь, до назначения нового наместника или исполняющего его обязанности, ни один приказ другого главы провинции не имел силы: два, три дня бездействия. За это время все всполошившееся жулье попрячет свое добро.

- Теперь вы унаследовали все, - ласково и искательно сказал секретарь Бариша, - войско - от аравана Баршарга, мнение народное - от наместника Рехетты, и даже - колдовство храма. Вы теперь - полный хозяин провинции, господин Арфарра.

Арфарра поднял голову и сказал медленно и раздельно:

- По наследству в империи переходят: дом и сад. В деревне. Чтобы я от вас слов "чиновник" и "наследство" - вместе - не слышал. Или - только в обвинительных актах.

Аххар, новый начальник Баррасского склада, пребывал в скверном настроении духа. Неделю назад начальником склада был некто Шин, человек Баршарга. Когда Баршарга казнили, Шин тотчас же зарезался.

Скверное настроение Аххара объяснялось содержимым склада: то были ящики с оборудованием для горных и кожевенных работ. Аххар прибыл на склад с самыми радужными надеждами: все летело вихрем, назначения и перестановки сыпались, как крупа из крупорушки, самое время воровать! Поди потом, узнай, сколько риса было на складе. Ах, по документам впятеро больше? Ничего не знаю, мой предшественник украл, да и повесился, боясь недостачи!

И вдруг - машины! Кто, скажите на милость, будет покупать станки, если уже существующие запрещены указами и вот-вот будут разгромлены толпой?

Аххар так горевал, что даже прокопал в одном из ящиков дырку и заглянул внутрь. Внутри было что-то белое, полукруглое, - наверняка такого станка нет в перечне разрешенных! Совсем плохо!

Поэтому господин Аххар был от души рад, когда на третий день к берегу пристала небольшая раздвижная баржа, и вышедший на берег белокурый и сероглазый варвар в платье шакуника-мирянина, от имени храма предложил купить станки.

- Погрузка - завтра ночью, - сказал варвар, - деньги в руки, но с одним условием: официально храм не имеет к этой сделке никакого отношения.

- Четыреста ишевиков, - сказал начальник склада.

- Пятьдесят, - отрезал варвар, - никто у вас, кроме храма, этого товара не купит! Кому сейчас нужны машины?

В конце концов сошлись на ста пятидесяти.

Через два дня почтовый голубь принес подтверждение: обязанности наместника провинции временно исполняет инспектор из столицы.

Арфарра подписал указы об аресте тех, кто был слишком повязан с покойником Баршаргом. За два дня убежал лишь один. Имущество лишало людей разума. Бедняки с легкостью бегут от сборщика налогов, - а меж тем они невинны, богачи надеются до последнего, ценя добро больше жизни...

Оборванный монашек сказал:

- Народ не знает, насколько серьезно ваше намерение расправиться с богачами. Сходятся в том, что искоренение зла вряд ли будет полным, если вы не арестуете господина Даттама.

Арфарра помолчал и сказал:

- Видишь ли, Шой, если я арестую Даттама, то я должен буду отослать его в столицу, а это означает лишь то, что судьи Даттама станут богаче на несколько миллионов, которые он найдет способы возместить с народа.

Монашек пошевелил губами и сказал:

- Осмелюсь доложить, что в настоящее время провинцию обходит сын Ира. Послезавтра он проходит через поместье Даттама. По этому случаю там будет большой праздник и скопление народа. Мудрено ли в такой момент произойти возмущению?

- Прекрасно придумано, - одобрил Арфарра. - Послезавтра я сам появлюсь в поместье и подам вам знак.

Ночью Арфарра долго глядел на небо через Шакуников глаз, потом ворочался, не мог уснуть, и вспоминал, как они с Даттамом вместе учились. А когда заснул, - пришел другой соученик, чуть постарше, в белых одеждах, какие носят мертвецы и наследники трона, и сказал: