Политическая биография Сталина. Том 2 - Николай Капченко

Можно было, конечно, успокаивать их тем, что это все имеет отношение к вопросам теории общественного развития, а не к практике межгосударственных отношений. Однако подобные доводы не выдерживали серьезной критики и вызывали лишь ироническую реакцию. Но самое главное заключалось в том, что сама концепция мировой революции оказалась тупиковой. За ней не стояли реалии жизни. Она от начала до конца базировалась скорее на благих пожеланиях, нежели на реальной общественной почве. К началу 30-х годов это становилось очевидным даже самым ортодоксальным большевикам. Но открыто признать это они не могли в силу вполне понятных причин.

Сталин не составлял здесь какого-либо исключения. Хотя он все реже и реже в своих выступлениях затрагивал тему мировой революции, но тем не менее отказаться от этой идеи и признать всю иллюзорность надежд на нее он не мог. Коренной пересмотр позиции по данному вопросу был произведен Сталиным на практике, что, на мой взгляд, ценнее и важнее, чем словесное признание ее неосуществимости. Да иначе и не могло быть, поскольку теперь он выступал уже не в тоге революционера, целью которого было низвергнуть устои старого мира, а в тоге государственного деятеля. А задачи того и другого не просто различаются, но и зачастую вступают в открытый конфликт. Сталин был не просто голым прагматиком, но и реалистом до мозга костей. Он понимал, что созидание социалистического строя в СССР — это главная задача, выполнению которой должны быть подчинены все остальные цели и задачи.

В этой связи интересна оценка, содержавшаяся в письме американского посла в Москве У. Буллита в госдеп США в октябре 1934 года: «…Очевидно, страх перед недовольством других стран заставил СССР отодвинуть в сторону интересы интернационала, чем он еще раз доказал, что миру не особенно приходится опасаться идеи марксизма, какой бы шум ни поднимали пропагандисты этой идеи. Советский Союз хочет мировой революции лишь в тех случаях, когда это сможет оказаться выгодным для русских интересов. Он уже давно, перестал проводить работу, отвечающую нуждам мирового пролетариата»[677].

Конечно, вывод американского дипломата не нуждается в каких-либо комментариях: он выразил свою мысль предельно четко и однозначно. И Сталин, на стол которого ложились добытые органами разведки материалы такого рода, читая эти строки, видимо, был согласен с американским послом, если не на словах, то на деле.

За скобками нашего изложения сознательно оставлены аспекты отчетного доклада Сталина, посвященные внутренним проблемам, — и не потому, что они вообще не представляют интереса. Но все же факты и цифры, приведенные им, в наше время уже попахивают нафталином, и едва ли сколь-нибудь существенным образом изменят нарисованную ранее картину. Заслуживают быть отмеченными следующие моменты. Были внесены существенные коррективы в экономическую политику, причем эти коррективы исходили из более реалистических оценок положения и учитывали минусы, выявившиеся в период борьбы за выполнение первой пятилетки. Во втором пятилетнем плане, утвержденном на съезде, была окончательно закреплена относительно сбалансированная экономическая политика: по сравнению с первой пятилеткой значительно снижены темпы прироста промышленной продукции, официально признана необходимость приоритетного развития отраслей группы «Б». Вместе с тем на съезде проявились некоторые, считавшиеся до этого просто маловероятными, тенденции в политической сфере: руководство партии продемонстрировало готовность примириться с бывшими оппозиционерами на условиях безусловного и безоговорочного признания последними собственных ошибок, с одной стороны, и неоспоримого права Генерального секретаря на безраздельную власть — с другой стороны. Накануне съезда лидеры левой оппозиции — Зиновьев, Каменев и Преображенский были восстановлены в партии. Представителям разгромленных левой и правой оппозиции была предоставлена возможность выступить на съезде. Внешне, все это вместе взятое, явно имело целью показать, что Сталин проявляет благоразумие и сдержанность и готов «простить» своих противников. Разумеется, на условиях их публичной полной и безоговорочной капитуляции.

При этом прения на съезде позволяли надеяться, что примирение в партии будет первым шагом на пути осуществления политики умиротворения в обществе в целом. Отмечу лишь один знаменательный факт (особенно в свете нынешней демографической ситуации в РФ): вождь сообщил динамику роста населения Советского Союза — со 160,5 миллиона человек в конце 1930 года до 168 миллионов в конце 1933 года[678]. Сделано это было с очевидной целью — таким способом опровергнуть разговоры о голоде в стране и огромном количестве жертв этого страшного бедствия. Открыто говорить об этом вождь не решился по вполне понятным причинам — советская печать и советские органы власти вообще замалчивали факт голода. Хотя «замолчать» это было невозможно.

Из теоретических и внутрипартийных проблем стоит выделить два момента. Первый — это вопрос о построении бесклассового социалистического общества. Сталин в своем докладе сослался на решение XVII конференции, сформулировавшей следующую перспективную цель: «Конференция считает, что основной политической задачей второй пятилетки является окончательная ликвидация капиталистических элементов и классов вообще, полное уничтожение причин, порождающих классовые различия и эксплуатацию, и преодоление пережитков капитализма в экономике и сознании людей, превращение всего трудящегося населения страны в сознательных и активных строителей бесклассового социалистического общества»[679]. Констатировав, что страна идет к созданию именно такого общества, генсек подчеркнул, что это общество надо завоевать и построить усилиями всех трудящихся — путём усиления органов диктатуры пролетариата, путём развёртывания классовой борьбы, путём уничтожения классов, путём ликвидации остатков капиталистических классов, в боях с врагами как внутренними, так и внешними. На первый взгляд, все кажется логичным (с точки зрения марксистско-ленинской теории). Но объективно оценивая с высоты прошедших десятилетий ситуацию, в которой пребывало тогдашнее советское общество, приходишь к однозначному и бесспорному выводу: вождь слишком все упрощал и спешил, ставя целью создание бесклассового общества. Причем странно и то, что сам процесс созидания этого бесклассового общества он мыслил себе через усиление классовой борьбы. Вообще говоря, классовая борьба в политической философии Сталина далеко выходила за рамки, объективно отведенные ей историей, самим ходом исторического процесса. Для создания бесклассового общества требуются многие и многие десятилетия, а, по Сталину, выходило, что это — задача ближайшего или ближайших десятилетий. Видимо, серьезно обжегшись на этой самой классовой борьбе, он мановением волшебной палочки хотел форсировать приход бесклассового общества.

Впрочем, чтобы избежать невольной примитивизации взглядов вождя на такие коренные вопросы, необходимо отметить, что Сталин в своем докладе коснулся и другой стороны проблемы, имевшей принципиальное значение. В то время, как по всей стране звучали гимны и здравицы в честь бесспорных побед на всех фронтах социалистического строительства, вождь обратил внимание на то, что социализм несовместим с нищетой. Кое-кому тогда уже мерещилось вступление страны в социалистический рай. Но надо было спокойно оглянуться вокруг, чтобы убедиться в том, что до этого, ой, как еще далеко. Он говорил: «Было бы глупо думать, что социализм может быть построен на базе нищеты и лишений, на базе сокращения личных потребностей и снижения уровня жизни людей до уровня жизни бедноты, которая к тому же сама не хочет больше оставаться беднотой и прёт вверх к зажиточной жизни. Кому нужен такой, с позволения сказать социализм? Это был бы не социализм, а карикатура на социализм. Социализм может быть построен лишь на базе бурного роста производительных сил общества, на базе обилия продуктов и товаров, на базе зажиточной жизни трудящихся, на базе бурного роста культурности. Ибо социализм, марксистский социализм, означает не сокращение личных потребностей, а всемерное их расширение и расцвет, не ограничение или отказ от удовлетворения этих потребностей, а всестороннее и полное удовлетворение всех потребностей культурно-развитых трудящихся людей»[680].

Что верно, то верно. Здесь можно узреть исходную посылку сформулированного Сталиным на закате жизни основного экономического закона социализма. Об этом, естественно, речь будет идти в соответствующих главах. Здесь же я хочу вычленить тезис Сталина об обострении классовой борьбы, о чем он говорил на съезде в разных частях отчета, но каждый раз акцентировал на этом внимание. В стратегические расчеты Сталина, о которых тогда никто не знал и не мог знать, как имманентное звено входил тезис о необходимости борьбы с врагами в партии и обществе. Впрочем, все настолько уже привыкли к тому, что вождь неизменно говорил о классовой борьбе, что отсутствие в докладе этой темы, показалось бы чем-то вроде политического землетрясения.