Гении Барсума - Эдгар Берроуз

Пока мы ждали в громадной приемной, чтобы развлечь нас, четыре девушки стали танцевать. Я еще никогда не видел такого танца на Барсуме. Движения девушек были такими же странными и фантастическими, как настенные изображения. И все же в их танце, в изгибах тел был какой-то завораживающий ритм, который вселял в нас ощущение довольства и бездумной радости.

Жирный падвар облизывал губы, глядя на танцующих девушек, хотя ему, несомненно, не раз приходилось видеть его. И все же он был захвачен танцем даже больше, чем мы. Но, вероятно, ему было некого вспоминать, ведь у него не было ни Фао, ни Саномы Тора.

Санома Тора! Прекрасный ее лик на мгновение всплыл в моей памяти, а затем исчез, и как я ни старался вызвать его снова, больше не смог. А вместо ее лица я видел чудесные глаза Тавии, полные слез, ее маленькое ухо и пышную копну волос.

Появился воин и объявил, что джед готов принять нас. Нас сопровождали только, девушки. Жирный падвар остался позади, хотя готов поклясться, что сделал он это не по своему желанию. Покои джеда, где он принял нас, находились на втором этаже. Это была огромная комната, разукрашенная еще более фантастично, чем остальные помещения дворца. Мебель в покоях была причудливых форм — в них не было ни капли гармонии. Но, должен признаться, такая дисгармония вовсе не производила отталкивающего впечатления.

Джед сидел на громадном троне, сделанном из базальта. Это было настоящее произведение искусства. По нему можно было судить о величайшем мастерстве резчиков Гасты. Однако мое внимание недолго задержалось на троне. И неудивительно. Сам джед был гораздо более любопытным зрелищем, чем трон. На первый взгляд он больше походил на волосатую обезьяну, чем на человека. Он был огромен, с покатыми сутулыми плечами и длинными руками, покрытыми жесткими черными волосами, хотя я знал, что на Барсуме нет расы волосатых людей. Лицо джеда было широким и плоским, а глаза так широко расставлены, что находились на самом краю лица. Когда мы остановились перед ним, губы его искривились. Вероятно, это была улыбка, но она сделала его лицо еще более страшным.

Как положено, мы положили свои мечи у его ног и назвали свои имена.

— Хадрон из Хастора, Нур Ан из Джахара! — повторил он. — Джед Грон приветствует вас в Гасте. Немногие находят наш прекрасный город. И вот теперь у нас в гостях два столь блистательных воина. До нас редко доходят сведения из внешнего мира. Расскажите нам о своем путешествии и о том, что происходит на поверхности Барсума.

Его тон и манеры были именно такими, какими должны быть у радушного хозяина, приветствующего гостей. Но я не мог отделаться от мысли, что все это фальшь. Правда, мне ничего не оставалось делать, как играть роль гостя, благодарного за теплый прием. Мы рассказали о себе, рассказали о жизни в тех частях Барсума, о которых знали. Пока говорил Нур Ан, я осмотрелся. В комнате в основном были женщины — молодые и красивые. Мужчины по большей части были толстыми, с маслянистыми лицами, и в выражении их лиц и глаз я заметил жестокость, мрачную жестокость. Именно такое ощущение возникло у меня, когда я впервые увидел этот угрюмый город, его пустынные улицы, мрачные дома.

Когда мы закончили рассказ, Грон объявил, что в нашу честь он дает обед, и, поднявшись с трона, сам повел процессию в банкетный зал. В центре зала стоял громадный мраморный стол, расписанный изображениями цветов и фруктов, которые мы с Нур Аном видели в лесу. Перед столом стоял громадный трон для джеда и по обеим сторонам от него два трона поменьше — для меня и Нур Ана. Рядом с каждым из нас сели девушки, обязанностью которых, как я понял, было развлекать нас.

Росписи на блюдах, на которых подавали кушанья, были сделаны, по-видимому, тем же самым сумасшедшим художником, который расписывал весь дворец. На столе не было двух одинаковых блюд или кубков, и форма блюд совершенно не соответствовала их предназначению.

Мое вино было налито в узкий соусник треугольной формы, а мясо подано в высокой вазе. Однако я был слишком голоден, чтобы думать о сервировке. Надеюсь, что мне удалось скрыть от всех свое изумление. Стены тоже были затянуты паутиной ткани, так восхитившей меня, когда я впервые увидел ее. Я не преминул сказать об этом своей соседке.

— Такой ткани нет нигде в Барсуме, — сказала она. — Ее делают только здесь и больше нигде.

— Она прекрасна. За нее бы дорого заплатили в других городах.

— Если бы ее продавали. Но мы не имеем сношений с миром над нами.

— Из чего она соткана?

— Когда вы вошли в долину Хор, вы увидели прекрасный лес, растущий на берегах реки Сил. Несомненно, вы увидели и фрукты в лесу, и вам захотелось полакомиться. Но войдя в лес, вы заметили огромных пауков, которые бегают по серебряным нитям. Эти нити очень крепкие, хотя и тоньше женского волоса.

— Да, все так и было.

— И вот из этой паутины выткана эта ткань, очень крепкая и долговечная, как камни, из которых построены дворцы Гасты.

— Женщины Гасты ткут ее?

— Рабы. И мужчины и женщины.

— А откуда вы берете рабов, если вы не общаетесь с внешним миром?

— Многие прибывают сюда из Тьяната. Это те, что приговорены к Смерти. Другие приходят с другой стороны, но мы не знаем, откуда они. Это молчаливые люди. Обычно они настолько потрясены ужасами, которые им пришлось пережить в своем путешествии, что не в состоянии что-либо рассказывать.

— А кто-нибудь из жителей Гасты спускался вниз по реке?

Именно таким путем мы с Нур Аном надеялись найти путь на свободу, Я затаил надежду, что мы доберемся по реке до долины Дор и затерянного моря Корус, откуда в свое время удалось бежать Джону Картеру и Тарс Таркасу.

— Некоторые спускались, — ответила она. — Но они никогда не возвращались, и мы не знаем, что произошло с ними.

— Вы счастливы здесь? — спросил я.

Она попыталась изобразить улыбку на своих прекрасных губах, но я почувствовал, как по телу ее прошла судорога.

Обед был роскошным, пища восхитительной. Возле джеда постоянно раздавались взрывы смеха, так как, когда он начинал смеяться, все угодливо подхватывали его смех. В конце обеда в зал вошла группа танцовщиц. При первом взгляде на них, я чуть не задохнулся. Все они, кроме одной, были ужасно безобразны. А эта девушка была самой прекрасной, какую я когда-либо видел, но ее глаза были полны такой печали, что мне стало не по себе. Танцевала она божественно. А вокруг нее извивались, метались эти несчастные существа. Судя по всему, они должны были вызывать смех у зрителей, но во мне они пробудили только чувство симпатии. Появление этих калек привело Грона в неописуемую радость. Он заливался громоподобным смехом и, чтобы было еще смешнее, швырял в несчастных блюда с едой.

Я старался не смотреть на них, но взгляд помимо моей воли все время обращался туда. Вскоре я понял, что эта уродливость — искусственная. Чей-то злой разум постарался сломать кости, вывернуть тела так, чтобы человеку с извращенным вкусом это казалось смешным. Я смотрел на жуткое лицо Грона, искаженное маниакальным смехом, и думал, что именно он — автор этого злодеяния.

Когда танцоры наконец ушли, рабы внесли три кубка с вином. Два из них были красными, а третий — черный. Черный кубок был поставлен перед джедом, а красные — передо мной и Нур Аном. Затем Грон поднялся, и все последовали его примеру.

— Грон, джед, пьет за здоровье своих гостей, — объявил он, и, подняв кубок, осушил его до дна.

Казалось, что эта церемония завершает обед и нам с Нур Аном нужно выпить за здоровье хозяина. Я поднял кубок, который на сей раз был обычной формы, и выпил вино.

— За здоровье великого джеда Грона!

Затем Нур Ан последовал моему примеру. И тут я почувствовал, что внезапная слабость овладела мною. Теряя сознание, я понял, что вино было отравлено.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на полу в комнате странной формы. Здесь было единственное окно, забранное решеткой. Но ни одной двери я не заметил. Стены комнаты были задрапированы той самой прозрачной тканью. Рядом со мной лежал Нур Ан, все еще находившийся под действием наркотика.

Снова я осмотрел комнату. Затем я встал, подошел к окну. Внизу я увидел городские крыши. Значит, мы заточены в башню, возвышающуюся над дворцом джеда. Но как нас затащили сюда? Разумеется, не через окно, которое находится на высоте двухсот футов над землей. Пока я пытался решить эту проблему, Нур Ан пришел в себя. Сначала он молчал и только наблюдал за мною с улыбкой.

— Ну? — спросил я.

Нур Ан покачал головой.

— Мы еще живы, — сказал он, — но это единственное, что мы сейчас можем сказать.

— Мы во дворце маньяка, — сказал я. — Я в этом не сомневаюсь. Здесь все живут в постоянном страхе перед Гроном.

— Мы видели слишком мало, чтобы делать заключения.