Журнал «Вокруг Света» №11 за 1982 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Говорят, в доме, над которым погасла звезда, родятся счастливые дети. А колодцы, если послушать стариков, надо рыть там, куда вонзаются звездные осколки...— Он протянул руку и склонил к себе большую розетку подсолнуха.— Мой узор,— сказал Болду.
— Как это?
— Рисовал его лепестки, потом выбивал их, вырезал... Посмотришь вокруг, найдешь много узоров, которые надо делать.— Мастер наклонился и сорвал травинку.— Травинка плавная. Чтобы повторить на металле ее линию, надо работать день, два дня, три... Много работать. Много не спать. Когда я придумывал свой первый колодец, не спал несколько дней. Мало знал, мало умел. Рисовал только циркулем.— Он рассмеялся этому словосочетанию.— Но очень хотел сделать. И сделать красиво, чтобы люди сказали: «Жестянщик Болду умеет украшать колодцы!» Потом отец помогать мне стал.
— Так это отец учил узоры делать?
— Он крыл крыши. Да и время было другое. Это сейчас люди дома отделывать стали. Колодцы украшать. Так жить, наверное, веселее...
Утром следующего дня Болду повел меня смотреть свою последнюю работу. Но прежде подвел к тому первому колодцу, что украсил он десять лет назад. Колодец стоял напротив его дома.
— Первого ребенка всегда любишь больше остальных. Попробуем воду? — И Болду снял с крючка ведро.
Завертелся колодезный валик, зазвенела цепь — и колодец ответил усталым скрипом. Металлические кружева на крыше блестели, как вода, плеснувшая через край ведра. А шпиль колодца с аистом и виноградной гроздью — символом молдавской земли — напомнил мне прошлое утро и Болду за работой.
Однажды я видел и огромного металлического аиста — колодец у дороги. Аист кланялся — опускал голову, стоило потянуть за цепь в его клюве. Цепь опускалась в большой каменный кувшин — сруб...
Мы пили ледяную воду. И вода эта наверняка казалась Болду самой сладкой на свете.
Видел я и его последний колодец — целиком сооруженный из жести. Издали он показался мне воздушным. Изящный и легкий, он отражал свет, как хорошее чистое зеркало...
Через день я уезжал. Болду пошел меня провожать. Когда, наконец, скрылся за углом большой дом мастера с голубыми стенами и мы остановились у перекрестка, он сказал:
— Пойдешь прямо, увидишь колодец. От него — налево. Там будет большая дорога. И по ней... Держи на колодец!
«Держи на колодец». Я слышал эту фразу в дороге не раз. Она звучала, когда люди объясняли, как добраться до нужного места. Колодцы были маяками, ориентирами, от которых отсчитывали пространство, и, как правило, колодцы выводили к дорогам... Но не только километры, жизнь иногда начинали отсчитывать от этих красивых построек. Мне рассказали об одной свадьбе, на которую гость пришел без подарка и сказал, что на следующий день начнет строить у дома молодых колодец — он-то и будет свадебным подарком. И с первыми лучами солнца человек этот вонзил в землю лопату. А родится в том доме ребенок, колодец, возможно, назовут именем новорожденного. В Молдавии принято называть колодцы именами людей, чаще всего их создателей. Мне попадались колодцы Иона, Андрея, Григоре, Валентина, Михая... Есть и родники, которые носят имена писателей, революционеров, государственных деятелей. Я видел Суворовский извор — источник, из которого, по преданию, пил воду полководец. В селе Волчинец — колодец Стефана Великого. Молва гласит, что великий господарь останавливался в этих местах и велел воинам пить воду из родника, протекающего вблизи его шалаша. Около села Долна есть родник Земфиры — говорят, здесь Пушкин встречался с красавицей дочерью старейшины цыганского табора. Именем Михаила Эминеску назвали родник у села Реча. На камне, что обрамляет воду,— слова его стихотворения:
О чем таинственно журчишь,
Источник сладкой песни?
Построить колодец — значит утвердить себя в глазах окружающих, оставить о себе память. Ведь и вода в молдавском фольклоре — символ вечности и бессмертия.
Мне хотелось встретиться с колодезным мастером — фынтынаром, человеком, с которого, собственно, и начинается строительство колодца, с тем, кто умеет искать воду, не пользуясь сложными, хитроумными приборами. И воду эту находит...
Желтая, как цветок молодого одуванчика, машина ГАИ стояла у зеленого забора. Из-под машины торчали ноги, обутые в черные форменные ботинки. Я рассматривал их, пока мои собственные ботинки не привлекли внимания человека, лежащего под колесами.
— Вы ко мне?! — донесся голос.
— Мне нужен Заватин, Иван Заватин.— Я присел на корточки, чтобы все-таки видеть своего собеседника.
— Случилось что-нибудь?
— Мне говорили, что Заватин колодцы роет...
Человек выполз из-под колес и тщательно вытер руки травой
— Да... Заватин — это я сам.
В большом, как летное поле, квадратном дворе городского ГАИ гремела музыка. Оркестранты в фуражках репетировали какой-то марш. Я вздрагивал от каждого удара барабанов и меди. Иван, плавно протирая ветровое стекло, спокойно рассказывал:
— Однажды я встретил колоде в открытом поле. Красивый, цветной только-только, видать, краской обновленный. А жилья близкого не видно. Напился я, вдруг слышу, идет кто-то. Старик... «Дай,— говорит,— мне напиться». И спросил я тогда, зачем стоит здесь этот колодец, никому! вроде бы и не нужный? «А разве знаешь ты, в каком месте земли тебе питий захочется? — отвечает старик.— А тут поле рядом, виноградники. Работать люди приходят. И мы с тобой, случайные путники, не помянем ли добрым словом того, кто сделал здесь этот колодец?..»
«Так кто же поставил его?» — спрашиваю.
«Люди говорят, дед Григоре его звали. Детей у человека не было. Одиноко жил, как дерево на опушке... Тут старость подошла и забеспокоила человека — что оставит он после себя на земле? Вот и решил колодец для людей построить. И тогда жить стал спокойно...»
Уже потом, когда разошлись мы в разные стороны,— рассказывал Заватин,— я подумал, может, о себе старик говорил?
Старых колодезных мастеров почти не осталось,— продолжал Иван.— И решил я, словом, научиться ремеслу этому. Инструменты себе придумал — сделал, благо вот.— Он хлопнул по блестящему боку машины.— Шофер я, с техникой малость знаком.
— Заватин! Иван! Заводи давай — выезд! — К нам бежал белокурый парень в милицейской форме.
— Ну вот, авария где-то в городе... И не поговорить толком...— Иван неторопливо нажал ручку дверцы.— В село ко мне приезжайте. Недалеко тут. От Кишинева автобусом. Завтра можете?
В село Реча я выехал на следующий день, к вечеру. Колодцы, которые попадались по трассе, я встречал уже как старых знакомых. Рядом с ними стояли автомашины. Шоферы кружками черпали из ведер воду. Ехать не торопились. Стояли в тени колодезных беседок и разговаривали...
До села добрался, когда сумерки уже начали слизывать закатное марево и тихо-тихо растворяться в теплом воздухе...
Иван привел меня к одному из своих колодцев. Присел рядом с ним на скамеечку и провел ладонью по шершавому, как корка хлеба, темному колодезному срубу. Отщипнул отставшую щепку, но не бросил, а положил в карман. Пояснил, строго и совершенно серьезно:
— Здесь бросать нельзя. Колодец, что человек,— все видит, все слышит. Отец мой рассказывал, как однажды была возле колодца ссора, и на другой день ушла из него вода, дно высохло и почернело.
Я постарался не улыбнуться. Но Иван не заметил, будто вовсе позабыл обо мне.
— Когда роешь его, душу надо иметь светлую, чистую, мыслей плохих чтоб в голове не было... Кричать нельзя, когда работаешь, ругаться, окурки рядом бросать — тоже нельзя. И вино не пью, пока первой воды с его дна не испробую... Тогда только дело идет.
— А где же рыть надо? Где воду-то искать?
— Землю надо любить — это первей всего,— ответил Иван.— А воду чувствовать надо, вкус к воде нужен. У каждого мастера свой секрет. Один на траву, на кусты посмотрит и скажет — здесь копать будем; другому на звезды взглянуть требуется. Пробы берут из грунта, узнают, из чего он состоит, из каких пород. Я лично по расположению известняка и мела на поверхности земли определяю — есть там вода или нет ее. Но, бывает, и за двадцать метров опускаться приходится. И чем глубже колодец, тем вкуснее вода в нем, тем дольше он живет...
Иван вспомнил, как рыл колодец в селе Загайканы. Сначала работали ручным буром, затем, когда пошел камень и бур остановился, начали расширять отверстие лопатами. Заватин спустился на дно и начал углубляться дальше, откалывать кувалдой и зубилом каменные глыбы, грузить их в большой таз, а его товарищи ручной лебедкой поднимали глыбы на поверхность. Укрепили стенки.
— А воды нет и нет. Глубина двадцать метров, и только камень идет. Я уже сомневаться начал, но ничего никому не говорю, зачем веру у людей сбивать? А потом словно душой почувствовал, что вот она — вода, уже дышать начала...
