Роковой роман Достоевского - Ольга Тарасевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вер, мы уже полчаса в машине сидим, – тихо сказал Влад, прикоснувшись к ее руке. – Иди домой.
Она вздрогнула, как от удара хлыстом. Не «идем домой» – «иди домой». А он?!
– Мне не по себе. Хочу немного покататься.
– Давай покатаемся вместе! Ты же врешь, Влад! Когда же ты честно скажешь, что я до смерти тебе надоела!
От собственного визга у Веры заложило уши, но она с ужасом осознала, что уже не может себя контролировать. Вцепившись в куртку, она трясла Влада и орала, как сумасшедшая:
– Про меня петь ты больше не можешь! Я все знаю! «Листья каштанов» – твоя баба номер один. Перевод Джо Дассена «Если б не было тебя» – баба номер два. Сейчас, что будет сейчас? Кто там у нас на очереди?!
Он брезгливо стряхнул ее руки, потянулся за сигаретами.
– Прекрати истерику. И выходи из машины. Ты мне не надоела. Я очень тебя люблю. Но теперь мне надо побыть одному.
– Не вопрос, – Вера, больно ударившись локтем, открыла дверцу, – уезжай! Только если ты думаешь, что я буду молчать о том, что знаю, ты ошибаешься!
Даже через захлопнувшуюся дверь она расслышала его крик:
– Давай, иди к ментам! Засади меня за решетку, чего же ты ждешь!
Красная спортивная «Mazda RX-8» резко рванула с места и растворилась в темноте.
* * *– Это я, свежий труп! Иди же ко мне, моя рыбка!
От ледяного прикосновения к ноге Марина Вершинина сразу же проснулась и заорала. Пошарила в темноте руками, пытаясь нащупать выключатель торшера, но он все не находился. Что-то зазвенело, голова врезалась в стену.
– Тише ты, тише! Впечатлительная какая! Ой, блин, ты же лампу расколотила!
Вспыхнул свет, и Марина удивленно уставилась на Бакенбарда, потом осмотрелась по сторонам.
Отлично, она умудрилась заснуть в кабинете экспертов. Теперь понятно, почему не обнаружилось торшера, зато вместо подушки под головой оказалась стена. Спать надо в своей спальне, а не на чужом рабочем месте!
– Ты чем по моей ноге водил? Ощущения жуткие, словно и правда труп по коленке гладит. Давай, колись, что это было? – хрипло поинтересовалась Марина и покрутила головой, разгоняя остатки сна.
Бакенбард извлек из-за спины запотевшую бутылку минеральной воды и стал виновато оправдываться:
– Ну я же не знал, что ты такая нервная. Думал, пошутим, посмеемся. Между прочим, я сам испугался. У тебя мобильник заливался. А тут у нас такой контингент… Им уже не звонят, как ты догадываешься.
– Ага, испугался он. Секционные в другом здании, но я сделаю вид, что поверила. Ой, а который час? – встревожилась девушка, вытаскивая из сумочки сотовый телефон и график разведения мостов. – За окнами такая темень!
– А что ты хочешь, без четверти четыре.
– Очень хорошо, – расстроенно пробормотала она. – И как мне теперь домой добираться? Здесь и днем-то не походишь, парк, пустырь. А уж ночью… А я на Васильевском живу, еще и мосты развели.
Бакенбард оживился, замахал руками.
– А ты давай вплавь, милая. Раз-два, раз-два. Водные процедуры положительно влияют на сердечно-сосудистую систему, укрепляют мышцы и особенно полезны для позвоночника! Эй, кому это ты звонишь? Зачем тебе другие мужики, когда у тебя есть я, веселый и горячий!
Марина невольно улыбнулась. Да уж, действительно, самое главное – высокая самооценка. Подрабатывающий в морге и на ставке сторожа санитар – немолодой толстячок. Лысоватый, с большим родимым пятном на скуле. Действительно по форме напоминающим бакенбард. Было бы два – получился бы вылитый Пушкин. Правда, сам мужчина по поводу своей внешности абсолютно не переживает. При знакомстве так и представляется: «Бакенбард». А имени не называет. Шутит, анекдоты рассказывает не умолкая. И вот результат – все женщины в нем души не чают.
Видимо, отец все же задремал, на звонок ответил не сразу.
– Где ты? С тобой все в порядке?! – закричал он в трубку.
– Да, все хорошо. У меня скоро экзамен, а у экспертов книг куча, думала позаниматься. И вот результат: заснула в морге. Извини, что разбудила.
Папа замолчал, и это молчание было красноречивее всяких слов. Конечно же, не спал он, не мог, беспокоился. Может, даже выходил курить – а ему нельзя, сердце. После смерти мамы все изменилось… Отец, который прежде, казалось, был увлечен только своей научной работой, начинал сходить с ума, стоило задержаться хотя бы на полчаса. Они стали очень близки, очень дружны. Жаль только, что мамочка этого уже не видит.
От нежности и вины слова застревали в горле, произносились с трудом.
– Пап, ложись спать. Честно, случайно получилось так, что не предупредила. Балда я, вечно в какую-нибудь историю попаду. Успокойся и иди спать, – прошептала Марина, машинально изучая вдруг появившуюся на столе конфету в вытертой обертке. – До завтра, то есть уже до сегодня, получается.
Она отложила телефон и закрыла глаза. Нет, мамочка все видит. Конечно, видит. Ее присутствие и любовь ощущаются почти физически. Смерти в прямом смысле этого слова нет. Есть уход, прощание… Но когда это случается с близкими, мир рушится, разламывается на до и после, и все вокруг виноваты. Особенно врачи. У них всегда есть выбор в принятии решения. И если решение принимается неправильное, то… То жизнь больного потухает, а жизнь его близких становится тусклой-претусклой. Как будто бы ее почти и нет… Да, правильно, что она отказалась от хирургии, которой бредила с детства. Судебная медицина – единственная отрасль, где летального исхода по вине врача не бывает. Впрочем, с учетом того, что рассказал Андрей, эта истина больше не представляется бесспорной. Наверное, и у экспертов случаются ошибки, цена которых – человеческая жизнь. Но здесь это, по крайней мере, редкость…
Очнувшись от своих мыслей, Марина обнаружила, что к древней карамельке уже присоединилась внушительная кружка дымящегося чая, а Бакенбард, сидя на противоположном конце стола, что-то увлеченно рассказывает.
– И вот выезжаем мы на труп. Овраг крутой, а еще дождь льет как из ведра. Лезем вниз, в грязи все, как черти. Находим бабушку, которая в этот овраг упала. И тут участковый говорит: а давайте мы труп на пару метров перенесем, тут как раз граница районов проходит, чего нам с оформлением-то возиться.
– Ну, хватит, – не выдержала Марина. – За чай спасибо, а вот лапшу мне на уши вешать не надо. Ты, дорогой, санитар, твое дело – труп обмыть, эксперту помочь, а потом тело в божеский вид привести. Хватит меня разводить!
– Умная стала, – вздохнул Бакенбард, отхлебнув чаю. – На козе уже не подъедешь.
Марина расхохоталась.
– Ага, а ты бы все время меня посылал глистов кормить! Пришла к вам в первый раз. Растерялась, здание огромное, четырехэтажное, секционных – аж восемь. Людей много, а ты самый деловой. И говоришь: «Иди глистов кормить». Умом-то я понимала, что чушь ты несешь полную, ничего в учебниках про такую оригинальную методику установления времени смерти не написано.
– Понимала она, как же. Стоишь, глазами хлоп-хлоп. Я говорю, так и так, глистов выращиваем для точности экспертной оценки. И пошла ведь, как миленькая, аквариум искать.
– Да ну тебя, с твоими шуточками дурацкими. – Марина махнула рукой. – Когда-нибудь тебя за них поколотят, и правильно сделают. Кстати, все время забываю спросить. Почему в некоторых случаях при криминальной смерти эксперт сам вскрывает, а иногда все же санитар? Скоропостижку-то, как правило, всегда вы разрезаете.
– Наверное, эксперты думают, куда ж нас с нашими грубыми лапами-то в криминальные трупы. При удушениях над гортанью трясутся, ее в лабораторию с частью трахеи отправляют. При тупой травме туловища тоже. Боятся, что мы селезенку ненароком порвем. Хотя, – Бакенбард презрительно хмыкнул, – я считаю, что лучше санитара никто позвоночный столб не вскроет, руки у нас посильнее будут… Мариш, не романтичный у нас какой-то разговор получается. Сплошная профессиональная проза!
В образовавшейся секундной паузе задребезжал звонок у входной двери, громко и настойчиво.
– Так судьба стучится в дверь, – трагическим голосом провозгласил Бакенбард и, послав воздушный поцелуй, выскочил из кабинета.
«Наверное, труповозка приехала, – подумала Марина, допивая чай. – Что же мне делать – досыпать или к экзамену готовиться?»
Определиться с выбором она не успела. Распахнулась дверь, и Андрей Соколов вытаращился на нее с нескрываемым изумлением. Пожалуй, улыбнувшийся на секционном столе покойник шокировал бы его в меньшей степени.
– Теперь интерны нас посещают и по ночам? Мне нравится эта идея! – воскликнул Соколов, расстегивая куртку. – Хм… может, джинсы и рубашку тоже снять?!
– Не стоит.
«Точно! – подумала Марина, – я наконец-то вспомнила, кого он мне напоминает! Актера Евгения Дятлова. Тоже темноглазый, темноволосый. Но шуточки эти меня достали. Кажется, как ни жаль, но придется короткие юбки больше не носить. Слишком уж бурно тут на мини реагируют».
