Роковой роман Достоевского - Ольга Тарасевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нашу четырнадцатилетнюю соседку Леночку насиловал отчим. Мальчика из параллельного класса совратила родная тетя. А окна школы выходили на огромный бигборд с рекламой не супружеской верности, а безопасного секса. Но маман упрямо заливала про целомудрие. Я ее не переубеждала. Да что с ней разговаривать, она же из прошлого века, в Бобруйск, в Бобруйск!
Впрочем, до пятнадцати лет я как-то умудрилась остаться девственницей. Маман заставляла меня усиленно заниматься английским, плохо учиться в школе мне тоже не хотелось. А еще было модельное агентство, куда меня затащили рекруты. Профессия модели казалась несерьезной, но в агентстве учили краситься, красиво двигаться, со вкусом выбирать одежду. На первых показах тоже оказалось прикольно. Надевать тряпки, которые видишь только в каталогах, да еще и бабки за это удовольствие получать!
Среди девочек в агентстве девочек в прямом смысле этого слова не было. А когда мне исполнилось пятнадцать, и в классе virgins[26] осталось – раз-два и обчелся. Тогда я решила найти время, чтобы кардинально решить проблему своей застарелой девственности. К тому же мне было жутко любопытно, что такого должно происходить, чтобы мужчины и женщины так орали, как на родительских порнокассетах. Наверное, я, вечно спешащая из школы на курсы или в агентство, лишаю себя дикого удовольствия?
Для ликвидации девственности я выбрала двадцатилетнего студента Игоря из соседнего подъезда, прямым текстом сообщив ему о предстоящей миссии. Смазливый, не наркоман, пару раз говорил комплименты. Чего еще надо, спрашивается? А как же любофф, ага? Случится, не случится – это вопрос. Однако времени явно потребуется много, а его нет катастрофически…
Утром я притворилась, что заболела, дождалась, пока маман и папан отчалят на службу, и позвонила моему Игорю.
Потенциальный любовник появился с такой зеленой физиономией, что я даже предположила: процесс прощания с невинностью будет взаимным.
– Просто я очень нервничаю. У меня еще никогда не было тех, кто… Ну ты понимаешь? – пролепетал он и попросил чаю.
Я понимала только одно: если все будет происходить такими темпами, то маман, забежав домой для поедания своего бессолевого диетического обеда, однозначно потеряет аппетит.
Поэтому чаем я студента напоила, а вот покурить на балкон уже не пустила.
– Какая ты… неромантичная, – обиженно засопел Игорь и, торопливо раздевшись, юркнул под одеяло.
Я не думаю, что я была неромантичной. Но девственность никогда не воспринималась мной как малейшая ценность. Скорее – как преграда к любви, к серьезным отношениям. То есть, по сути, как преграда к романтике.
Убейте меня, не скажу, как возникла такая уверенность. Мне кажется, что это верно, логично и что я так считала всегда.
Сбросив халатик, я улеглась в постель, и Игорь, прилежно поцеловав все, что полагается целовать, потянулся за презервативом.
Девственность очень не хотела ликвидироваться. Малейший толчок – и у меня внутри все сжималось, и член (который я, кстати, рассмотреть постеснялась) скользил где угодно, только не там, где нужно.
Однако Игорь сопел в ухо и толкался между ногами все активнее. А потом мне показалось, что промежность затрещала, и стало так больно, что захотелось выть волком, а не томно постанывать: «Das ist fantastisch!»[27]
Он вдруг остановился, приподнялся на локтях и, как полный идиот, поинтересовался:
– Тебе хорошо?
Я молча кивнула, опасаясь, что если попытаюсь говорить, то дурной крик вырвется из горла раньше подобающей в таких ситуациях фразы.
Впрочем, в каком-то смысле слова мне было хорошо. Без жадного ненасытного поршня внутри я чувствовала себя значительно лучше, но эти невыносимые ужасные ощущения свидетельствовали о том, что цель, кажется, все-таки достигнута. I did it! [28]
Пару раз всхлипнув, Игорь обмяк, и я быстро потребовала:
– Давай, отпусти меня.
Простыня, к моему изумлению, оказалась совершенно чистой!
– Я читал, так бывает, – снимая презерватив, сказал Игорь. – Все в порядке, не волнуйся. Я даже почувствовал, как что-то лопнуло. А ты ничего не чувствовала?
– Ну как тебе сказать. – Я посмотрела на часы. До прихода маман оставалась куча времени. – Побаливало немного.
Для верности я решила попробовать еще разик. Уже медленно, не торопясь.
Мне нравилось смотреть, как меняется лицо Игоря. Моя рука на его груди – он наблюдает, одобрительно улыбается. Перебираюсь чуть ниже – все вроде бы точно так же, только уже во взгляде никакой резкости. Внизу плоского живота – симпатичный курчавый кустик, но я едва успеваю погладить жесткие волосики. Кое-что поднимается, упругий Ванька-встанька, и безошибочно попадает прямо в ладонь. Надо же, он растет прямо на глазах! Слегка темнеет, и проступают вены…
Возбуждение Игоря наконец передается мне. Ему, уже тяжело дышащему, наверное, совершенно не хочется меня целовать и гладить, но мой студент – джентльмен. Потом его руки и губы уже кажутся лишними, возникает другое желание, скорее… Он снова разрывает конвертик с презервативом, и я понимаю: уже не больно. Не больно, но… ничего не происходит.
– Покажи мне другие позы, – шепчу ему на ухо.
Он послушно делает со мной все, что я видела на порнокассетах. Это очень скучно, только и всего…
После Игоря у меня было еще два любовника. Одного соблазнила я, другой соблазнил меня. С обоими мне нравилось общаться и не нравилось заниматься сексом. В конце концов я решила, что неземное удовольствие, которое якобы испытывают от этого дела, – элементарные враки. У актрис в порнофильмах фальшивые сиськи, ногти, волосы и ресницы. Откуда ж тут взяться настоящему оргазму? А вот мужчины, видимо, кончают по-настоящему. Все мои парни рычали, как разъяренные тигры. Но это, конечно, ничего не значит. Сперма – лучшее доказательство реального финала. А женщины… они врут, чтобы понравиться мужчинам. Мы столько всего делаем ради ребят. Эпиляция, высокие каблуки, красивые, но продуваемые насквозь мини-юбки. На этом фоне страстно постонать – пара пустяков и не такая уж большая жертва!
Удовольствие от алкоголя – тоже гон чистой воды. После показа, проходившего в субботу, как-то устроили фуршет. В воскресенье я была относительно свободна, поэтому решила наконец приобщиться и к выпивке. Попробовала мартини – сладко-кислый вкус, отвратительный запах. Девчонки посоветовали кампари с апельсиновым соком – вони меньше, горечи больше. После лихо опрокинутой рюмки коньяка, мерзко обжигающего горло, мне захотелось спать и стало тошнить – одновременно. Кажется, кто-то предложил меня подбросить домой, но кто именно – я не помню, память заволокло туманом. Помню только, что мысленно себя убеждала: «Надо снять косметику, перед тем как отрубиться, надо смыть лицо, на мне килограмм тонального крема и пудры».
А дальше – провал.
Потом почему-то очень заболели колени, и стало трудно дышать, и жуткая монотонная тряска…
Лицо уткнулось в мягкую плюшевую ткань, похожую на обивку кресла или дивана, по спине ощутимо елозил чей-то необъятный живот. Осознав, что меня трахают, как последнюю шлюху, я, изловчившись, лягнула ублюдка и вскочила на ноги.
– Ты все испортила, я уже почти кончал! – заорал мужик.
В темноте я едва различала его лицо, только живот топорщился, как белый барабан.
– Скотина, ублюдок! Я хочу домой!
В голове от обиды почти прояснилось. He raped me, son of a bitch![29] Да я сейчас ментов позову, и его закатают по полной программе, я же несовершеннолетняя!
Стараясь не реветь, я бросилась к видневшейся в полумраке двери, но мужик живо догнал меня, заслюнявил по шее.
– Так даже лучше, сопротивляйся, девочка!
– Урод!
Я попыталась въехать ему коленом между ног, но попала в живот, и это завело его еще больше.
Он дотащил меня до кровати, схватил за шею, прижал лицом к члену, захрипел:
– Пососи его…
«Укусить, потом убежать», – пронеслось у меня в голове.
Я даже не успела как следует цапнуть его жалкий маленький огрызок, из глаз посыпались искры.
Он бил меня по попе, тискал грудь, выкручивал руки. Я больше не вырывалась, потому что поняла, что каждая попытка его еще больше провоцирует, и он забьет меня до смерти.
– Забрось ноги мне на плечи, сучка!
Глотая слезы, я подчинилась. И в этот момент с изумлением и восторгом поняла, что вот именно сейчас случится то, чего раньше никогда не случалось.
Оказывается, в книгах все-таки привирают. Никакого неба в алмазах. Но все равно очень, очень сладко и приятно. Только бы он не останавливался…
– Ты, что ли, кончаешь, да?
У меня невольно вырвалось:
– Да! Еще!
Когда он зажег свет, меня чуть не стошнило. Типичный «ботаник», маленькие, заплывшие жиром глазки, щеки как у хомяка. What a mess![30]
