Братья-рыцари и камни Гроба Господня (СИ) - Никмар Алекс

Папский легат не моргая смотрел на расползающиеся в стороны концентрические бело-розовые круги, из которых, как змеи из растревоженного логова, вырывались короткие, ослепительно яркие молнии. Извиваясь, они, буквально в нескольких десятках шагов от него, изломанными зигзагами били в землю и взрывались на ней снопами ядовито-красных огненных искр.

С каждым мгновением портал расширялся, он становился всё шире и шире, став, наконец, размером в несколько десятков туазов и заполонив всё, видимое легату пространство.

Монсеньор Ги Бамо с трудом оторвал взгляд от грозившего поглотить его дьявольского круга и оглянулся вокруг. К его ужасу, он увидел, что люди и животные, до этого мгновения мечущиеся в поисках спасения от неведомой напасти, сейчас замерли, а точнее — застыли в неестественных, не закончивших движение позах. Все, включая стоявшего в трёх шагах от него квалификатора Жерара, вдруг стали недвижимы, как будто кто-то в мгновение ока заморозил их, оставив способность двигаться одному лишь ему — Legatus Missus — папскому легату с особыми полномочиями — человеку, облачённому властью и наполненному несгибаемой верой в то, что его предназначение на земле — верно служить Господу…

— Легат! Ну, где же ты?! Легат?! — голос, раздавшийся из извергающего молнии портала, заставил сердце Ги Бамо сжаться в предчувствии чего-то ужасного — того, чему у него не было объяснения и чему его воле было почти невозможно сопротивляться. — Ле-га-а-а-ат!

— Кто ты? Что тебе от меня нужно?! — в отчаянии, легат сделал первое же, что интуитивно пришло ему в голову. Ладони сами нащупали висевшее на его груди распятие. Схватив его обеими руками, он поднял его перед собой, пытаясь этим оберегом, как каменной стеной, хоть на время защититься от происходящего: «Огради меня, Господи, силой честного и животворящего Твоего Креста и сохрани меня от всякого зла!..»

— Легат! Иди сюда! Я тебя уже заждался!

«Распятие!.. Святой крест!.. Оно — спасёт, оно мне поможет!» — в голове монсеньора далёким и оттого гулким набатом бил тревожный колокол нависшей над ним страшной беды, которая угрожала не только гибелью его бренному телу, но и забвением его бессмертной душе.

Единственным, что он мог противопоставить довлеющей над ним воле, оставалось лишь распятие. Только оно было способно остановить и прервать навязанный ему кошмарный зов из недр портала — тот ужасный, парализующий волю потусторонний призыв, сопротивляться которому ему было с каждым мгновением всё сложнее и сложнее: «Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его! Как исчезает дым, и как тает воск от лица огня, так погибнут и бесы от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением!..»

Продолжая шептать молитву, легат опустил взгляд вниз и к своему ужасу обнаружил, что его ноги сами, шаг за шагом, неуклонно ведут его вперёд, в середину портала.

— Кто ты?! Дьявол?! Сгинь! Исчезни! Оставь меня!

— Ты слишком ничтожен, чтобы я стал тебе это объяснять! Просто иди сюда и перестань мне сопротивляться! — голос, звучащий из глубины портала, лишал Ги Бамо всех его, стремительно таящих физических сил. Его ноги как ватные потеряли чувствительность, но выпестованная многолетней аскезой воля продолжала сопротивляться голосу властно призывающей его неведомой сущности.

— Что тебе от меня нужно?.. — голос легата слабел, его язык теперь еле ворочался во рту, но он, уже понимая, что находится во власти какого-то дьявольского отродья и пересиливая боль, начал читать последнее, на что у него сохранялась надежда — апостольский символ веры: «Credo in Deum Patrem omnipoténtem…»

— Заткнись, убогий человек! Ты жалок, и твоя, похожая на забубённый лепет молитва — всего лишь пустые слова, да и верить в то, что ты сейчас пустозвонно провозглашаешь, тебе нужно было раньше, а не сейчас, когда ты полностью в моей власти!

— Не сбивай меня! Кто бы ты ни был: ты не имеешь надо мной своей власти! Христос — единый мой пастырь и никто, ты слышишь меня, дьявольская нечисть: никто кроме Него, не в силах повелевать моей волей и моей христианской душой!

Услышав эти слова, призывающий Ги Бамо демон разразился неудержимым торжествующим хохотом:

— Ха-ах-хах-ха! Ну это же надо: какой ты у нас, оказывается, смелый, легат!.. А что: так выходит ещё забавней, чем я думал! Ну, давай же: скажи ещё какую-нибудь чушь!

«Помоги, Господи! Прошу Тебя: не дай мне сгинуть под властью этого ужасного демона!..» — монсеньор собрал всю оставшуюся в нём силу в кулак и сделал последнюю отчаянную попытку оборвать управляющее им магическое воздействие. В его висках застучало от бешено забурлившей крови, мышцы заныли от неимоверного напряжения, а жилы, казалось, вот-вот и уже порвались бы, но в этот миг, слепой, неимоверной силы ментальный удар, направленный из глубины портала прямо в его голову, обрушился на легата и на некоторое время полностью оглушил его сознание.

Когда монсеньор Бамо пришёл в себя, то первое, что он почувствовал, было то, что он всё ещё движется. Опустив взгляд, он понял, что предпринятая им попытка сопротивляться призыву демона не увенчалась успехом — ноги всё так же неумолимо вели его внутрь плюющегося молниями портала. Вот его левая ступня уже ступила за первый бело-розовый круг, вот правая перенесла его внутрь колышущихся огненно-розовых стен…

Дьявольский мир — легату не было известно — было ли это преддверием самого Ада или другим измерением, ведущим в логово нечисти, засасывал объятого ужасом монсеньора Бамо всё глубже и глубже: «Как это остановить?! Вразуми меня, Господи!..»

Пульсирующие бело-розовым светом стены окружали его слева и справа. Мир — привычный для него земной мир, с его облаками, пожухлой осенней травой, дорогой, камнями и пылью — остался позади, и на то, чтобы обернуться и взглянуть на него в последний раз, сил уже не осталось. Ноги легата, одна за другой, как неживые деревянные колодки сделали ещё пару шагов вперёд…

«Не-е-е-ет! — теперь ему мог помочь только Псалтырь и деревенеющие губы монсеньора Бамо, пытаясь сопротивляться до последнего вздоха, зашептали успокаивающе-спасительное: «Господь — сила моя и щит мой; Ему всем сердцем я доверяюсь. От Него получаю я помощь, и оттого ликует сердце мое…»

— Ха-ха-ха! Ну, говори-говори, мне даже интересно: сколько ты продержишься, и как это тебе поможет! — призывающий легата голос гремел всё ближе, но Ги Бамо упорно повторял строки псалма: «К тебе, Господи, взываю: твердыня моя!.. не будь безмолвен для меня, чтобы не уподобился я нисходящим в могилу…»

— О-ох-хо-хо! Ха-ха-ха! — дьявольский голос был уже совсем близко, но легат всё ещё теплил в своём сердце надежду на спасение, его губы почти беззвучно шептали: «Услышь голос молений моих, не погуби меня с нечестивыми…»

Одеревеневшие ноги Ги Бамо сделали очередной шаг вперёд и остановились. Его тело замерло, управляемые чужой волей руки раскинулись в стороны и повисли на невидимых растяжках, а голова запрокинулась назад, да ещё с такой силой, что легату чуть не переломило шейные позвонки и не перехватило дыхание. После этого, глаза монсеньора — неестественно расширенные от охватившего его ужаса — могли смотреть только вверх, на пульсирующие розовым пламенем стенки портала, и всё, что происходило перед ним, теперь оставалось вне пределов его зрения.

Он попытался дернуться: сначала одними руками, потом всем телом, но обе его попытки остались безуспешными — контроль над его телом уже был не у него, и понимание этого накрыло мозг монсеньора Бамо волной безудержной, готовой вызвать безумие паники. Ему стало невыносимо страшно, настолько, что он готов уже был отречься от всего: от веры, от Бога, от бессмертия своей души — взамен он хотел лишь одного: что бы всё, происходящее с ним прекратилось, и он снова оказался на ведущей в Париж дороге…

Торжествующий голос демона раздавался уже где-то совсем близко:

— Ну вот, Бамо, видишь теперь: как оно бывает? Ха-ах-ха-ха! Вот ты уже от всего и отрёкся, а это, оказывается — совсем не помогает! Видел бы ты себя со стороны: ничтожество, жалкое и презренное!.. Представь, пока ещё можешь: что чувствовали те, кого из-за твоих лицемерных приговоров заживо сжигали на кострах для еретиков?!