Сборник " " - Эд Макбейн

– Она назвалась?

– Шейла. Только Шейла.

– Она сказала, где ее найти?

– Она оставила адрес здесь, – он протянул мне листок, быть может, успев в него заглянуть.

– Благодарю.

Я отправился на Восточную шестьдесят седьмую улицу. Прежде чем покинуть отель, я внимательно осмотрелся, а затем взял такси. Деньги, выданные Семмлером, таяли очень быстро, слишком быстро. Но мне надо было держаться подальше от толпы.

Водитель доставил меня точно по адресу, указанному на листке бумаги. Я заплатил ему, отсчитав на чай совсем немного. Большие чаевые – не очень разумная вещь, когда потом на оставшиеся монеты надо будет купить выпивку.

Дом был четырехэтажный с белым каменным входом. Поднявшись по ступеням, я открыл входную дверь и снова взглянул на клочок бумаги.

Сорок вторая квартира.

Верхний этаж. Я взглянул на ряд почтовых ящиков, и глаза мои остановились на одном под номером сорок два. Аккуратная надпись на ящике сообщила мне фамилию девушки. Мак-Кейн. Шейла Мак-Кейн. Я нашел кнопку звонка и направился к внутренней двери. Она отворилась с легким гудением, и я вошел в прохладную, полутемную, заботливо убранную прихожую. Высокое каучуковое дерево росло в большой кадке, стоявшей как раз напротив двери. Зеркало в позолоченной раме висело на стене, под ним располагался мраморный столик на железных ножках.

Я начал подниматься по лестнице. Перила были начищены и отполированы. Пахло чистотой, и я подумал, знает ли хозяйка дома, кто въехал в сорок вторую квартиру? За это уютное респектабельное местечко, разумеется, платил Семмлер.

Поднявшись наверх, я нашел нужную квартиру и уже было собирался позвонить, как заметил уголок бумажки, торчавшей в двери. Я вытащил ее и прочел поспешно нацарапанные буквы.

«Кеннон. Я переодеваюсь. Входите и располагайтесь поудобнее».

Пожав плечами, я сунул записку в карман и толкнул дверь.

– Я здесь, – крикнул я, все еще не закрывая дверь. – Есть кто-нибудь дома? – и закрыл за собой дверь.

Первая пуля ударила в косяк в трех дюймах от меня. Я даже успел увидеть отлетевшую щепку, прежде чем бросился на ковер, другие три пули просвистели у меня за спиной. Не было слышно ни одного звука, за исключением легких хлопков, которые издает пистолет с глушителем. Низко пригнувшись, я рванул вперед, и тут же раздались новые хлопки. Еще три пули выбили из ковра клочки шерсти. Всего семь пуль. Пистолет пуст, если это сорок пятый. Я услышал щелчок обоймы, забитой в рукоять пистолета, где-то в глубине комнаты. В этот момент я прятался за большим легким креслом и мой собственный пистолет был у меня в руке.

В комнате стояла тишина, как в склепе.

– Отлично, Графтон! – крикнул я. – Продолжайте свою чертову игру!

И он продолжил свою игру. Две пули застряли в кресле, одна скользнула поверху.

– Я все еще здесь, Графтон, – сообщил я.

Он тоже все еще был здесь. Два хлопка, словно он причмокнул губами – прозвучали следом. Одна пуля задела кресло, ударив о пружину, которая издала жутковатый вой в безмолвии комнаты. Вторая – прошла так близко от меня, что я услышал ее свист и почти ощутил прикосновение ее металлической рубашки.

Пять пуль. Еще две, и ему придется перезарядить пушку. Но может быть, и не придется. Это зависело от того, насколько точно он пошлет две оставшиеся.

– Давай, ублюдок! Стреляй получше!

Я распластался на ковре и ждал. Ничего не произошло.

– Ты сдаешься, Граф...

Я мог никогда не закончить эти слова. Пули пронеслись через комнату, как разъяренные шершни, две подряд. Они прошили кресло, и я опять услышал, как обойма выскользнула из сорок пятого моего невидимого противника.

Но я уже перебежал комнату. Он прятался за длинной софой, и я уже слышал щелчок новой обоймы, вставшей на место, когда бросился вперед.

Я добрался до него как раз в тот миг, когда он поднял свой пистолет, чтобы выстрелить, но глушитель делал оружие длинным и неповоротливым. Пистолет издал устрашающий хлопок, но я уже навалился на него, и мы покатились по ковру, переплетя руки, ноги и пистолеты. Я опустил свой кулак на его затылок и вырубил его на секунду. А затем он сжал мою руку с пистолетом и ударил меня коленом раз и другой. Огненная боль пронзила меня. И мы снова покатились, сцепившись, словно две креветки.

Я продолжал колотить его рукоятью пистолета, потом приставил дуло к его плечу, но он откатился в сторону и начал поднимать свое собственное оружие, когда я наступил ему на руку.

Пальцы его разжались, он вскрикнул, а я ногой откинул его пистолет в сторону и бросился на него. Он вновь ударил меня ногой, попав на этот раз в бедро. Он не причинил мне вреда, но я потерял равновесие и когда вскочил снова, он тоже успел встать и броситься к двери. Я прицелился, чтобы выстрелить в Бака Графтона, и в этот миг увидел его лицо.

Оно поразило меня.

Оно настолько удивило меня, что я не выстрелил, а когда пришел в себя, он был уже за дверью и его каблуки стучали, удаляясь вниз по лестнице.

Я сморгнул. Сунул пистолет за пояс и почесал в затылке.

Парень, который собирался изрешетить меня, сделав дырявым, как кусок швейцарского сыра, не был Баком Графтоном.

Это лицо я узнал бы где угодно.

Это было то самое лицо, увиденное мною на фото, которое дал мне Семмер.

Я прошелся по комнате, поднял пистолет с глушителем с ковра, подкинул его на ладони, подошел к закрытой двери и пинком открыл ее. Как я и предполагал, дверь вела в спальню, буйное сочетание атласных покрывал, парчовых занавесей и зеркальных стен. В комнате царил порядок. Щетка для волос и щетка для одежды были аккуратно вычищены.

Пара домашних тапочек с хорошенькими розовыми помпонами стояла у кровати. Я заглянул в стенной шкаф. Каракуль, серебристая норка и другие меха висели тесными рядами. За другой створкой – не менее дорогая одежда: скользкий соболь, вечерние накидки, лакированные туфли. Я подошел к комоду и открыл верхний ящик. Здесь лежали кружевные трусики, лифчики, новые домашние туфли. И каждая из вещиц – с маленькими монограммами «Ш». И наконец на одной из стопок трусиков я нашел револьвер двадцать второго калибра с перламутровой рукоятью.

Я проверил его, он был заряжен. Я положил его обратно на трусики, закрыл ящик и вернулся в гостиную.

Пройдя на кухню, я обнаружил в раковине пару бокалов. В одном осталось немного шерри – на самом дне. На ободке другого – пустого бокала – сохранились следы губной помады.

На столе стояла пепельница. На двух сигаретах – следы помады. Третий окурок – чистый. Карандаш лежал по другую сторону пепельницы, быть может, тот самый карандаш, которым была нацарапана записка, найденная мной у входной двери.

Прелестная маленькая невинная Шейла Мак-Кейн.

Входи, Кеннон, я переодеваюсь.

Входи в мою гостиную. Быстрей!

Это был чудесный мир, где под каждым камнем прячется змея, а за каждым кустом – женщина. Беда лишь в том, что без этикеток вы не сможете отличить змею от женщины.

Я извлек обойму из пистолета с глушителем, выщелкал из нее патроны в унитаз и положил пустую обойму и пистолет на полочку в ванной. Чтобы уж быть до конца последовательным, я вернулся в спальню, вытряс пули из барабана двадцать второго с перламутровой ручкой, и затем нашел в выдвижном ящике коробку с патронами. Я сунул все это в карман и покинул ловушку для простаков Шейлы Мак-Кейн, вначале заботливо уложив двадцать второй обратно на его подушку из трусиков.

Я вышел на Третью авеню и подкрепился поздним ужином из хрустящего картофеля и нескольких стаканчиков пшеничного виски. Я побездельничал, посмотрел старый вестерн по телевизору в баре, пока большие часы на стене не показали восемь с четвертью. И я рассудил, что мисс Мак-Кейн должна уже вернуться домой, где бы она ни была все это время, и решил вновь посетить ее.

На некоторое время я отпугнул неизвестного, и я надеялся, что он еще не успел рассказать ей о нашей неудачной встрече.

Ее соседи, конечно же, ничего не слышали – из-за глушителя на сорок пятом. И вообще не только это дело вело меня к ней.

Я не думал, что она ждет моего возвращения так скоро.

На этот раз я не стал заранее звонить во все колокола: нажал кнопку у входа, подождал, пока открылась внешняя дверь, и затем побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и пистолет я держал в руке.

Поднявшись к сорок второй квартире, я попробовал дверную ручку, не сомневаясь, что дверь будет закрыта, но черта с два я буду звонить! Я отошел к противоположной стене и, разбежавшись, ударил в дверь плечом выше замка. Дерево затрещало, расщепляясь, и я, едва удержавшись на ногах, влетел в гостиную как раз тогда, когда Шейла выходила из спальни.

Шум встревожил ее, и она выбежала взглянуть, кто это ломится к ней. По-видимому, она только что вышла из-под душа, потому что белокурые волосы были мокрыми и на ней был белый махровый халат, на котором проступали мокрые пятна. Эти влажные пятна делали ее чрезвычайно привлекательной. Ее груди натягивали ткань, туго завязанный пояс на талии обрисовывал изгибы ее тела.