10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утопию, в конечном счете, нельзя материализовать, в нее можно только верить.
Четвертый «вождь» созвал четыре «своих» партийных съезда: XXIII, XXIV, XXV, XXVI. На всех них, после красочного описания исторических достижений социализма, глухо, вскользь говорилось о хронических нехватках. На XXIII съезде КПСС: «…производство некоторых товаров отстает от запросов населения. Не везде в торговой сети имеется широкий ассортимент мясных продуктов… Рынок еще не получает достаточного количества необходимых товаров»{792}. На XXIV съезде Брежнев коротко говорил об остродефицитных товарах{793}; на следующем, XXV партийном форуме вновь признал, что в достижении сдвигов в количестве и качестве товаров и услуг – «справиться не удалось»{794}. Выступая на своем последнем XXVI съезде партии, Брежнев, с огромным трудом зачитывая доклад, опять повторил то, что говорил раньше: «…из года в год не выполняются планы выпуска многих товаров народного потребления, особенно тканей, трикотажа, кожаной обуви, мебели, телевизоров. Нет должных сдвигов в качестве…»{795}
Говорится и о причинах: неурожай, плохое планирование, нерадивость кадров, «субъективизм» прежних руководителей… Ну и, конечно, «агрессивные действия империалистов США вынудили нас в последние годы отвлечь дополнительно значительные средства на укрепление оборонной мощи страны»{796}. Принципиальная неспособность Системы решить важнейший вопрос объяснялась набором дежурных аргументов. Но были области производства, где достижения всегда были впечатляющими. Так, в «1969–1970 годы тираж произведений Ленина и книг о Ленине и ленинизме превысил 76 миллионов экземпляров…»{797}.
За два месяца до своей смерти Брежнев, вернувшись из Крыма, где отдыхал, председательствовал на очередном заседании политбюро, что в последние годы он делал все реже из-за своей немощи. В аппарате (а там было немало умных людей) уже давно чувствовали, что государственная телега почти не движется; со всех сторон поступают все новые и новые сигналы, свидетельствующие о тотальном кризисе. Помощники еще пытались вложить в уста шамкающего генсека хоть какие-то критические и конструктивные мысли.
Брежнев, не отрывая своего взора от текста, «рассказывал» о своих традиционных встречах в Крыму с руководителями «братских партий» социалистических стран.
«…Неприятно, но факт, что у ряда наших министерств стала хронической болезнью недопоставка товаров по контрактам с социалистическими странами…» Попив из стакана чаю, Брежнев продолжал: «Не могу не сказать, что заметно растет неудовлетворенность друзей работой СЭВ. Ее испытываем и мы… Корень проблемы в том, что время переросло формы, сложившиеся более 30 лет назад при рождении этой организации… Наши союзники стремятся лучше сочетать директивные формы управления хозяйством с использованием экономических рычагов и стимулов, отказываются от чрезмерной централизации руководства…»
Верные слова, которые непривычно слышать из уст генсека. Но сколько их было, этих слов! А главное, слова всегда одни, а дела… прежние.
«Хозяйство у нас гигантское, – продолжал читать бумаги Брежнев. – Взять любое министерство – это почти целая армия. Управленческий аппарат разросся. А вот просчетов и разного рода неувязок чересчур много…» Как решить эти проблемы? Генсек садится на верного большевистского конька: «Едва ли не ключевая проблема для нас сегодня – это укрепление дисциплины. И государственной, и трудовой… Укреплением дисциплины надо заниматься повсеместно и не по-компанейски. Может быть, следует подготовить специальное решение по этому вопросу…»{798}
Вроде бы в начале речи проскользнули намеки на трезвый анализ положения, но… только проскользнули…
Пожалуй, глубже других представлял надвигающийся тотальный кризис советского общества глава спецслужб СССР, член политбюро Ю.В. Андропов. В архивах ЦК сохранился («Особая папка») ряд его записок Брежневу, в которых он осторожно предупреждал генерального секретаря партии о грядущих трудных временах для державы. Брежнев регулярно расписывался на этих записках, и они шли в особые конверты специального хранения, которые мог вскрывать только генеральный секретарь… Трудно найти хоть какие-то следы конкретной реакции Брежнева на эти записки, которые его соратник начал вести где-то с 1975 года. Возможно, генсек после них специально встречался с Андроповым, которого весьма уважал?
Однако шеф КГБ, предупреждая Брежнева о растущих опасностях для системы, ничего не предлагал ему, кроме дополнительных жестких административных и организационных мер… Контакты с Андроповым были у Брежнева весьма частыми. Впрочем, судите сами.
Ю.В. Андропов, один из наиболее проницательных, умных руководителей КПСС, в силу своей должности поддерживал наиболее доверительные отношения с Брежневым. Пожалуй, ближе к генсеку был только К.У. Черненко, типичный царедворец, ловко угадывавший все желания патрона.
Брежнев нередко записывал в своих рабочих дневниках: «Звонил Андропову», «Принимал Андропова», «Подарил свою книгу Андропову» и т. д. Иногда встречаются в этой хронике и весьма загадочные записи, как эта, например, от 19 декабря 1981 года:
«Получил желтенькие по 28 включительно».
А 25 января 1982 года уже почти указывает о том, кто вручал «желтенькие»:
«Получил от Ю.В. желтенькие»{799}.
Трудно судить о существе «желтеньких». «Командировочные»? Но почему из КГБ, а не из управления делами или общего отдела ЦК? Валюта? Но почему тогда не «зелененькие»? Когда речь идет о зарплате, например, то Брежнев просто пишет (как, в частности, 14 января 1982 г.): «Передал Цуканову на книжку». «Презренный» металл, старые монеты или еще что-то в этом роде? Сейчас установить это трудно. Очевидно лишь одно, что за инициалами «Ю.В.» скрывается председатель КГБ. Или был какой-то другой «Ю.В.»?
Во всяком случае, я не хотел затрагивать эту тему, но после своего «писательского» анализа различных документов пришел к выводу, что «Ю.В.» – Юрий Владимирович Андропов, который почему-то незадолго до смерти генсека несколько раз передавал Брежневу «желтенькие», а тот бесхитростно помечал об этом факте в своих рабочих записях. Я же хотел вышеупомянутым лишь констатировать весьма высокую степень взаимного доверия этих людей.
Так вот, еще 8 января 1976 года Андропов пишет сугубо личную записку генсеку аж на 18 страницах! Целый трактат с оценками, выводами и предложениями. Начинается «записка» так:
«Дорогой Леонид Ильич!
Настоящий документ, подготовленный мною лично, предназначается только для Вас. Если Вы найдете в нем что-либо полезное для дела, буду очень рад, если нет – то прошу считать, что такового в природе не было».