«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой» - Сергей Николаевич Зеленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже о том, что ждёт меня в плену, я заимел представление — прочитав «Это мы, Господи» Константина Воробьева!
Другое дело, что из этого ничего мне не пригодилось (и слава Богу!) — но это уже другой вопрос и не ко мне.
Однако, читая-перечитывая поэзию-прозу 20−30-х годов об «Империалистической» или чаще о Гражданской войне, я вдруг заметил её разительную разницу по сравнению с нашей «Лейтенантской прозой». Молодым людям её читающим — предстоит сражаться, погибать и побеждать в Великой Отечественной Войне… И что они почерпнут, к примеру, у Фадеева в его «Разгроме»? У Бабеля — в «Конармии», или даже у Шолохова — в «Тихом Доне»?
Не… Последнее произведение, написанное бывшим бойцом продотряда — потрясающая, просто эпически шедевральная вещь!
Нормальный человек, прочтя его — даст себе зарок ни в каких революциях не участвовать и, наоборот — любых революционеров будет душить ещё при рождении, как небезызвестный пёс Шариков душил котов из Простоквашино.
Мало того — он ещё и детям, внукам и правнукам своим закажет!
Я бы, будь моя воля, выкинул из российской школьной программы весь этот мусор про «лишних людей», да про Герасимов — топящих Муму и, заставлял детишек зубрить наизусть «Тихий Дон» — чтоб всякие «белоленточники» да «навальнята» сократились численно до безопасного для остального населения уровня.
Однако, для подрастающего поколения 20−30-х годов — «Тихий Дон» практически бесполезен. Они всё эти «университеты» народных революций прошли, все прелести «свободы» на собственной шкуре испытали, кровавой каши демократии нахлебались досыта и, заставить их замутить какой-нибудь «майдан» на Красной площади — абсолютно дохлое дело.
Другие книги «про войну» — ещё хуже… Сплошная говорильня и рррреволюционная патетика: «Штыки примкнуть, шашку в гору — руби контру! Даёшь Варшаву! УРА!!!».
На жоп…пе дыра.
Довоенное советское кино тоже ничем не лучше.
Посмотрит, к примеру, простой сельский паренёк с тремя классами образования «Чапаева» и решит, что и в будущей войне — враг будет маршировать на его пулемёт стройными рядами под барабанную музыку… Видимо, тем самым проявляя свою классовую солидарность с первым в мире государством рабочих и крестьян. А «в реале», «сверх- обще- человеки» — сперва загонят его на дно окопа гаубицами и миномётами (про авиацию и танки, уж не говорю!), затем прижмут к земле «эмгачами»-пулемётами — что и голову не высунуть и, наконец — забросают «колотушками».
Не дрогнет ли он духом? Не поднимет ли руки и, не сдастся ли в плен белокурым бестиям с «машинен-пистолями», чтоб потом — пройдя все мыслимые и немыслимые ужасы, сгинуть бесследно и бесславно в концлагере? Ведь «дух» у человека первичен перед «железом» и, больше всего его морально убивает несоответствие ожидаемого и происходящего.
Умиляет до обильного слёзо- сопле- выделения — сценка подбития белогвардейского танка из культового довоенного фильма «Мы из Кронштадта»…
Видимо, чтоб предоставить Советской Республике ценнейший образец новейшей западной бронетехники — для подробного ознакомления и последующего копирования, продавшееся большевикам командование царского прихвостня генерала Юденича, посылает в их сторону одинокий танк. Ни разведки, ни артподготовки или артподдержки, ни огневого вала впереди, ни боевого охранения из своей — белогвардейской пехоты позади и сбоку. Чем, кроме прямого пособничества противнику — это ещё можно назвать?
Ну, красные и не растерялись и, не будь дураки:
— ХАЛЯВА, ХАЛЯВА — ВЗЯТЬ, ВЗЯТЬ!!!
Их артиллерия огня по танку специально не открывала — чтоб ненароком не повредить ценный подарок (товарищ Троцкий ругаться будет и всех под децимацию[1] подведёт!), бравые мореманы притворным бегством заманили «образец» подальше на свою территорию (чтоб потом до Путиловского завода ближе тащить было), а затем бывалый, но небритый пехотинец — обездвижил его одной-единственной ручной гранатой системы Рдултовского образца 1914 года — произведший пиротехнический эффект, сравнимый с разрывом двенадцатидюймового снаряда с линкора.
Конечно, чтоб не вызвать подозрение у английских интервентов — замерший неподвижно танк немного пострелял из пулемёта «Гочкис», всё тот же бывало-небритый пехотинец, всё так же — сделал вид что одним выстрелом из винтовки в амбразуру спонсона уничтожил весь экипаж… Вот и всё кино — шлите следующий танк, товарищи белогвардейцы.
«Хэппи энд», как говорится!
Ну, для большей «кассовости» и хоть какого-то правдоподобия, в конце фильма кого-то там утопили в море… «Пипл» хавал, плакал и вновь шёл на «фильму» — поплакать и похавать ещё, за неимением покамест «мыла» по зомбо-ящику.
Можно только представить себе тот когнитивный диссонанс, возникший у бойцов Красной Армии — столкнувшихся с реальными немецкими танками в знойном мареве лета сорок первого года!
Ещё хуже было, когда такой начитавшийся-насмотревшийся «паренёк» — пусть даже и городской, становился командиром: чтобы там ему в училище под фуражку не вдалбливали — а вложенное в подкорку в детстве всегда довлеть будет, вплоть до самой глубокой старости. И даже набитый на собственных «шишках» фронтовой опыт — не всегда способен переломить ситуацию в уже сложившемся мировоззрении человека.
На эту тему, вообще говорить не хочется — настолько всё печально…
Почему так?
Почему после двух войн подряд, в Советской России не появилось своей «Командирской прозы»?
Думаю, ответ очевиден: кроме общеизвестных идеологических факторов — мешала всеобщая неграмотность населения. Сколь-нибудь образованный молодой человек попав на войну, тут же становился «штабным» или политработником — а взводами, батареями, ротами, дивизионами и батальонами командовали люди — едва умеющие читать и писать. Возможно, у них и были какие-то литературные дарования — да те так и сгинули втуне, ничем не проявив себя. Да к тому же значительная часть людей образованных — эмигрировала из страны и, если и писала какую-то прозу — то не «Лейтенантскую», а антисоветскую.
Ибо, первая — это литература победителей!
А эмигранты проиграли всё — Русско-японскую, Первую мировую и Гражданскую войны, Родину и Знамя, собственное и потомков будущее — как части русского этноса.
Советскую же литературу 20−30-х годов, писали или бывшие комиссары (Фадеев) или так называемые «примазавшиеся» (Алексей Толстой). Как декабристы от народа, эти безусловно талантливые писатели — были «бесконечно далеки» от окопа и, писали по своему разумению — смотря на войну со своей колокольни.
Кто-то обязательно скажет: «они писали со слов очевидцев».
Отвечу вопросом, хоть и ни разу одессит: такое выражение «врёт как очевидец» — вам знакомо?
* * *
