«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой» - Сергей Николаевич Зеленин

Обернувшись, он с изрядной долей сарказма сказал было:

— Надеюсь, хоть в кого-нибудь да по…

Зоя зажмурясь, лежала на боку, свернувшись калачиком, подтянув ноги, будто ей было холодно. Не по-военному изящный «парабеллум» валялся около ее неподвижно круглых поджатых колен и, что-то темно-красное, ужасающее Кузнецова, расплывалось возле ей головы с обезображенным смертью лицом.

И перекошенное, ошеломленное лицо Дроздова, как бы говорящее: «Разве я хотел её смерти?».

После сегодняшнего, как будто вместе с ней умерла часть его:

— Зоя… Что ты, Зоя? Зачем?

Затем, осознав что непоправимое всё же произошло, кровь ударила в голову и обернувшись к комбату, с трудом себя сдерживая чтобы не ударить, он:

— Ты! Ты!! ТЫ!!! Там где ты — там всегда кто-то умирает! Давлатян, Касымов, теперь Зоя!

— Думай, что несёшь, Кузнецов, — но за наган не схватился, как по обыкновению, — приказываю прекратить истерику! На войне всегда кого-нибудь убивают. Возьми себя в руки: ты командир Красной Армии — а не забеременевшая институтка!

* * *

— Слышу стреляют — дай думаю загляну, — раздалось вдруг сзади, — глядишь огнеприпасиком разживусь… Мой то, уж давно кончился.

Странно засмеявшись, Уханов с бессмысленной усмешкой опустился на землю около орудия и, так с биноклем на распахнутой гимнастёрке откуда выглядывала тельняшка, уселся отупело уставясь куда-то перед собой.

— Жив? — без особой радости его видеть, спросил Кузнецов, — как там орудие? Расчёт?

— Пуля для меня еще не отлита, — Уханов, приподнявшись на бруствере, на секунду глянул острыми зрачками в глаза Кузнецову, жила на шее, исполосованной струйками пота, набрякла туже, — орудию тоже ничего не сделается — оно железное. А вот расчёт… Остались мы вдвоём с Чибисовым.

Ездовой услышав свою фамилию, на мгновение высунулся из-за внешней стороны бруствер — за которым спрятался видать опасаясь комбата.

— А вы здесь чего не поделили?

Не получив ответа, Уханов внимательно осмотрел разгромленную огневую позицию взвода Давлатяна, изуродованное осколками орудие Чубарикова, особенно задержав взгляд на остывающем теле Зои:

— Жалко девку! Значит, здесь тоже… Все? Мы одни остались, командир?

— Выходит, так, — угрюмо подтвердил Кузнецов.

Дроздов, не к месту оптимистично:

— Ничего! Выведут на переформирование и пополнят.

Вдруг, Чибисов испуганным зайцем перескочил через бруствер и застыв с поднятой к козырьку фуражки рукой:

— Таащ… Там кажется какое-то начальство ходит!

— Что за начальство? Куда «ходит»?

— Прямо к нам!

— Точно! Никак, сюда идут, — подтвердил Уханов высунувшись из-за бруствера, — командарм наш новый вроде… Ну тот, с палочкой.

— Товарищ Бессонов! Всем привести всем себя в порядок, — зашипел Дроздов, оправляя гимнастёрку под ремень, — трупы накрыть чем-нибудь… Быстрее!

* * *

— Хочу сейчас пройтись по тем артиллерийским позициям, товарищ Веснин, именно сейчас… Хочу посмотреть, что там осталось… Вот что, возьмите награды, все, что есть тут. Все, что есть, — повторил он, — И передайте Дееву: пусть следует за мной.

Бессонов, на каждом шагу наталкиваясь на то, что вчера еще было батареей полного состава, шел вдоль огневых — мимо срезанных и начисто сметенных, как стальными косами, брустверов, мимо изъязвленных осколками разбитых орудий, мимо земляных нагромождений, черно разъятых пастей воронок, мимо недвижных ещё чадящих нефтяной копотью танков… Мимо разбросанных как попало, ещё не убранных тел погибших бойцов…

Его бойцов!

Дроздов подбежал к группе командиров и, стоя перед Бессоновым навытяжку в наглухо застегнутой, перетянутой портупеей гимнастёрке, тонкий, как струна, четким движением строевика бросил руку к виску:

— Батарея смирно! Товарищ командующий армией…

Положив руку на плечо, остановил:

— Не надо доклада… Всё видел, всё понимаю.

Помолчав, тщательно всё разглядев:

— Значит, ваша батарея подбила вот эти танки?

— Да, товарищ командарм, — Дроздов вытянулся стрункой, — сегодня мы стреляли по танкам, пока у нас оставалось снаряды.

Бессонов, тяжело оперся на палочку, повернулся к Веснину и Дееву:

— Всем ордена «Красного Знамени». Я повторяю: ВСЕМ!!!

И потом, вручая ордена от имени Советской Власти, давшей ему великое и опасное право командовать и решать судьбы десятков тысяч людей, он насилу выговорил:

— Все, что лично могу… Все, что могу… Спасибо за подбитые танки. Это было главное — выбить у них танки. Это было главное… Все, что могу…

И, быстро пошел по ходу сообщения в сторону командного пункта.

* * *

— Как в народе говорят: «Всем сёстрам по серьгам», — садясь на станину, беззлобно засмеялся Уханов и полез в свой казалось бездонный вещмешок, — ну что ж, братцы, обмоем ордена, как полагается. Чибисов! Организуй-ка, папаша, нам котелок воды — я там в балке родничок видел.

— Ага! Я сщас мигом.

Увидев кислые лица Дроздова и Кузнецова:

— Да ладно вам собачиться, товарищи командиры! «Перемелется — мука будет». Мёртвых — оплакали, отпели и в землю, а нам продолжать жить и как-то меж собой ладить. Если, конечно тоже «туда» не торопитесь…

— «Мука?», — тихо переспросил Дроздов и, лицо его впервые дрогнуло искажённой гримасой, — думаете, мне их не жалко? Думаете, у меня сердца нет⁈

Кузнецов промолчал.

Комбат, как пьяный ослабленно покачиваясь, поднялся и пошёл куда-то в сторону переправ и, вскоре его непривычно согнутой, узкой фигуры не было видно.

— Что-то не так с ним, — проговорил Голованов, глядя ему в след, — идет, вроде слепой…

— Переживает — молодой ещё, — пожал плечами бывалый Уханов, — ничего! После следующего боя он уже привыкнет.

— А как ордена «обмывать» полагается? — проводив взглядом комбата, спросил Голованов.

— Не знаю, но думаю так…

Уханов сперва хорошо сполоснув водой из котелка свою каску — имеющую пару свежих отметин, поставил её на середину подстеленной холстины, налил туда водки из фляжки, раскрыл коробочку с орденом и, вроде кусочка сахара — двумя пальцами бережно опустил его на дно котелка. Затем последовательно проделал то же самое с орденами Голованова, Чибисова и Кузнецова.

Все стали пить по очереди. Кузнецов взял каску последним и ему досталось больше всех водки.

Допив из каски и забрав из неё своё «Красное Знамя», он тоже поднялся, положа орден в нагрудный карман.

— Командир, что ты?- окликнул сзади Уханов, — куда ты, командир?

— Так, ничего… — шепотом ответил он, — сейчас вернусь. Только вот… Схожу к пехоте в санитарную землянку'.

Чубариков увидев его, заговорил горячо и не совсем внятно:

— Ты пойми меня, Коля, мне не