Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не договорила, тихо охнула, голова её склонилась к плечу, пальцы, сжимавшие плед, разжались и рука безвольно соскользнула с подлокотника кресла.
– Валя!.. Валечка!.. Что ты?!.. Сестра!.. – Алексей схватил её за руку: пульс едва прощупывался. Он испугался не на шутку и закричал: – Есть кто в доме живой?!..
В гостиную, запыхавшись, вбежала радостная Капа.
– Тут я, тут!.. – но, увидела потерявшую сознание хозяйку, запричитала, заголосила.
– Господи!.. Да никак померла!.. Вот оно!.. Вот!.. Не к добру весь день телефон молча звонил!..
Богомолов разозлился:
– Да жива она!.. Жива!.. Это просто обморок!.. Какие тут у неё лекарства? – и он начал рыться среди пузырьков и коробочек, что в огромном количестве лежали и стояли на столике рядом с хозяйским креслом. Капа продолжала охать и причитать:
– Роман Моисеевич не зря говорил: абсолютный покой!.. А вы?.. Что вы с ней сделали!.. Вот вам результат!.. Пожалуйста!..
– Всё по-иностранному написано, – ворчал Алексей Иванович. – А эти пилюли от чего?.. Может, от давления, а может, и от расстройства желудка… Поди угадай. Во!.. Валерьянка!.. Уж она-то, родимая, точно не повредит…
И он начал капать "родимую" в стопочку.
– Раз, два, три…
Резко прозвенел телефонный звонок, Капа кинулась снимать трубку:
– Алё!.. Да говорите же!.. Не надоело всю дорогу молчать?!..
Валентина Ивановна стала медленно оживать:
– Лёша, что ты делаешь? Зачем?..
– Хочу валерьянку тебе дать… Восемь, девять… Или десять?.. Ну вот, сбила!..
– Да… Я одна виновата… Одна…
– Валечка, что болит?.. Сердце?.. Да?.. Ты тихо… Тихо…
– Баба Валечка, опять у вас индсуль будет!..
– Но меня надо понять!.. Из шестерых один Петруша со мной остался… – бормотала Валентина Ивановна. – Он ни в чём не виноват… Это я… Я одна… Одна виновна…
Опять раздался телефонный звонок. На этот раз трубку снял Богомолов:
– Я вас слушаю… Говорите…
– Они говорить ни за что не желают, – категорично заявила Капитолина.
– Нет, это не Пётр Петрович… Я сейчас узнаю… Когда Пётр будет дома? – спросил, оторвав трубку от уха.
– Ну, надо же! – удивилась Капа.
Валентина Ивановна потянула слабеющую руку к телефону:
– Дай мне!.. Это Павел… Я сама с ним поговорю… Мне есть, что ему ответить… что сказать…
Алексей Иванович протянул сестре трубку, но та не смогла взять: вся обстановка комнаты поплыла почему-то перед её глазами, потом стала стремительно удалятся и… чёрная эбонитовая трубка с глухим стуком упала на пол, из наушника раздались частые прерывистые гудки…
Валентина Ивановна потеряла сознание.
«Спаси, Господи, и помилуй ненавидящия и обидящия мя…» – читал дьякон, стоя перед Царскими вратами, а вокруг ярко горели свечи, сладковато пахло ладаном, и какие-то странные молчаливые люди в белых одеждах потянулись мимо растерянной девочки в красивом кружевном платье с пышным голубым бантом на голове…
"… и творящие ми напасти"…
Визгливый лающий тенор заглушил слова молитвы: "Именем Российской Советской Социалистической республики!"
"… и не остави их погибнути мене ради грешнаго…" – голос дьякона пробился всё же сквозь этот лай.
"Пли!.." – и винтовочный залп слился с воем сирены "Скорой помощи"…
Мутный серый туман стал выползать из углов церкви, обволакивая уже не девочку, а взрослую женщину с распахнутыми от смертельного ужаса глазами. Она прижимала к груди перепелёнутого младенца, телом своим защищая его от нацеленых прямо в грудь винтовок…
"Камфору… десять кубиков…"
"Господи, обрати к Тебе и сердца врагов наших…"
"Пли!.." – опять грянул залп.
"Нет!.." – закричала уже не женщина, а седая безумная старуха…
"Если же невозможно ожесточенным обратитися, то положи преграду зла их…"
…она голыми руками хватала винтовочные стволы, а те выскальзывали из её рук и палили!.. Палили!.. Палили!..
"…и защити от них избранных Твоих!.."
"А-ы-а!.." – из груди старухи вырвался звериный, нечеловеческий вой и, вторя ей, стая огромных чёрных ворон взвилась и захлопала крыльями прямо у самого лица её.
"Мама!.. Ур-р-а!.. Ур-р-а!.. Мамочка!.." – кричали они, хрипя и картавя…
… а чистый прозрачный детский голос над самым ухом ласково баюкал её:
"Баю-баюшки-баю!.. Не ложися на краю…"
"Не будите бабушку, она спит…"
Валентина Ивановна открыла глаза. Вокруг кресла столпились все домочадцы. Не было только Петра.
– Вы бабаню не тревожьте… Она спит… – шёпотом попросил Матюша и опять запел: – "Придёт серенький бычок и ухватит за бочок…"
– Как я сюда попала?.. – обводя собравшихся безсмысленным взглядом, с трудом продираясь сквозь тягучую пелену глубокого обморока, спросил еле слышно.
– Никак в уме повредилась!.. – в ужасе проговорила Капа.
– После приступа всегда так! – остановил её Алексей Иванович.
– Мама!.. Вы слышите меня?.. Мама!.. – Зинаида пыталась заглянуть свекрови в глаза.
– Где Пётр?!.. – та страшно заволновалась. – Его не расстрелял и?!..
– Ну, что вы такое говорите?!.. – невестка погладила морщинистую руку. – Вам, мама, лечь надо!..
– Ты, Валя, не волнуйся… С Петром всё хорошо, – успокоил Алексей Иванович. – А тебе действительно лечь не помешало бы…
– Конечно, – поддержала его Зинаида. – Врач вам сказал…
– Я сама себе врач!.. Везите меня в спальню!.. – приказала сурово, жёстко. Характера ей было не занимать.
– Чур, я бабушку повезу!.. Чур, я!.. – обрадовался Матюша.
– А тебя ничто не берёт, – покачав головой, то ли укорила, то ли пожалела его Капа. – Всё-то тебе игрушки!..
На мальчишку её слова не произвели никакого впечатления.
– Бабаня!.. Поехали!.. Би– бип! – он зафырчал, затарахтел, как грузовик, и повёз Валентину Ивановну из гостиной. Капитолина пошла за ними: вдруг хозяйке что понадобится.
Зинаида вздохнула, присела на краешек стула.
– Как она меня напугала!.. В последнее время часто с ней подобные сюрпризы случаются. Сегодня утром, знаете, чем меня огорошила?.. "Я, – говорит, – Зинаида, не сегодня-завтра помру, так вы меня в синем платье похороните!.." Представляете?.. "В том, что с белым воротничком. На голову белый платок ситцевый, и гроб, чтобы самый простой, сосновый. Брату Алёшке дайте знать. Может, захочет проститься…" Я протестовать: " Да что вы, мама, такое выдумали?!.." А она ни в какую! "Не спорь!.. Мне лучше знать!.. И я тебе это не для красного словца сказала. Учти, что бы ни случилось, Петра не бросай!.. Дай мне слово… а лучше поклянись!.."
– А вы что же? – спросил Богомолов.
– А куда деваться?.. Поклялась. И знаете, так жутко стало!.. До мурашек, честное слово.
– Ну, смерть в нашем возрасте, это ещё не самое страшное, – "успокоил" её Алексей Иванович.
– Да что вы такое говорите?!.. – набросилась на него Зинаида. – Страшнее смерти ничего быть не может!..
Алексей Иванович усмехнулся… Как наивны неверующие люди!.. Большинство из них полагает смерть наказанием и не видит в ней награды или избавления. Интересно, что бы они сказали, если бы их приговорили к вечной жизни на земле? Вряд ли бы слишком обрадовались. Безконечно терпеть унижения, обиды, болезни?.. Далеко не каждый согласится на эту пытку добровольно. Потому и не стал с ней спорить Богомолов, только спросил:
– Что же это Пётр с вами не приехал?
Щёки Зинаиды покрыл лёгкий румянец. Она понимала щекотливость положения мужа, но тут же бросилась на его защиту:
– Пятьдесят лет не каждый день бывает. Сколько ради него в "Нефтехимике" народу собралось!.. Не мог он всё бросить, не мог испортить людям настроения!.. В данном случае Пётр уже не себе принадлежал – народу. Он ведь не последний человек в Краснознаменске, и его юбилей – событие, если хотите, общегородского масштаба. Он – власть!..
– Тяжёлая ноша, – Богомолов полностью с ней согласился, но затем не удержался и прибавил, между прочим: – Редко, кто под ней не сгибается…
Однако Зинаида намёка то ли не поняла, то ли не заметила.
– Как хорошо, что вы с мамой рядом оказались. Капа без вас совсем потерялась бы. Спасибо вам.
– Меня благодарить не за что, – просто ответил Алексей Иванович.
– Савва! – позвала Зинаида. Оказывается, всё это время персональный шофёр и личный телохранитель первого секретаря горкома, не подавая признаков жизни, просидел на пуфике возле двери. Определить, как отнёсся он ко всему происходившему в гостиной, было невозможно: ничем он не выдал себя, ни один мускул не дрогнул на его равнодушном лице. Позиция стороннего наблюдателя тем и хороша, что позволяет следить за происходящим, не давая ему никаких оценок. Ни положительных, ни, Боже упаси, отрицательных.
– Что вы, Зинаида Николаевна? – спросил холодно, равнодушно, словно не было только что сердечного приступа у старой хозяйки, и вообще весь этот долгожданный юбилей шефа не находился под угрозой срыва.
– Немедленно лети к Петру Петровичу!.. Передай, с мамой всё в порядке, гостей отменять не будем! – обернувшись к Алексею Ивановичу, она извинилась. – Я пойду, в порядок себя приведу. Ладно? – и быстро вышла за дверь.
