Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 - Алфред Мэхэн

Обеднение и лишения, вызванные этим отчуждением, были столь серьезны, что Бонапарт в момент своего величайшего триумфа, а именно в октябре 1797 года – непосредственно после подписания Кампо-Формийского договора, оставившего Великобританию без союзников – писал: «Наше правительство должно уничтожить английскую монархию или же ожидать от испорченности и интриг этих деятельных островитян своего собственного уничтожения. Сосредоточим же все свои усилия на флоте и уничтожим Англию». Директория, знавшая, что ее флот был парализован и что ее guerre de course, применяемая с 1795 года против английской торговли, не приносила последней сколько-нибудь существенного вреда – хотя, правда, 1797 год и был самым тяжелым для нее годом, – не могла найти других средств повредить Англии, как направив удар против нейтральных перевозчиков ее товаров. Прикрываясь заявлением, что считает их соучастниками преступлений, совершаемых Великобританией против человечества, она в январе 1798 года испросила у Конвента издания декрета относительно того, что «всякое судно, встреченное на море с грузом исключительно или частью английских товаров, должно признаваться законным призом, независимо от того, кто окажется владельцем этих товаров, которые должны считаться контрабандой уже в силу одного того, что они следуют из Англии или ее владений». В то же время были изданы приказы о конфискации всякой английской собственности, найденной где-либо на суше, причем, в видах вернейшего разыскания ее были разрешены и домовые обыски. Таким образом, Наполеон был вполне прав, заявляя впоследствии, что Директория уже предначертала политику его Континентальной системы, воплощенной в Берлинском и Миланском декретах 1806 и 1807 годов.

Попытка разрушить этим путем благосостояние Англии принесла несчастье для Директории и гибель для Наполеона, который применял этот процесс с большей энергией, в более широких размерах и более продолжительное время. Цель его Берлинского и Миланского декретов, равно как и цель Директории, заключалась в том, чтобы подорвать английскую торговлю, лишив ее необходимого содействия нейтральных транспортеров. Но так как одного этого было бы недостаточно, то он и решил усилить действие декретов, изгнав Великобританию с ее главного рынка, – решился запереть весь европейский континент для всех товаров, следующих из нее или ее колоний, или хотя бы только прошедших через ее порты. Ради этой цели, ради осуществления этого гигантского замысла, эдикт за эдиктом издавался во Франции и союзных с ней государствах; ради этой цели Империя получала все новые и новые приращения; ради этой цели двойной кордон французских войск был протянут по всему побережью материка от Франции и до Балтийского моря; ради этой цели английские товары не только захватывались, но еще и публично сжигались в пределах его владений; ради этой цели ко всем нейтральным государствам было обращено требование не допускать к себе английских мануфактурных и колониальных товаров; ради этой цели была предпринята злополучная Испанская война;[226] наконец, ради этой же цели к царю обращались неоднократные настойчивые представления по поводу несоблюдения им Континентальной системы, и когда он остался при своем – последовало роковое нашествие на Россию.

Здесь не разбирается вопрос о справедливости или разумности такого образа действий. Достаточно сказать лишь, что он чуть было не погубил Великобританию и совершенно погубил Наполеона. О мудрости же военной политики Питта говорит тот факт, что Наполеон был вынужден на такой образ действий именно этой политикой, так как Англия сокрушала его, а у него не было другого, средства повредить ей. Успех Великобритании не только следовал во времени, но и обусловливался неуклонным соблюдением главных начал политики Питта. Военные писатели говорят, что успех на поле битвы приносит мало пользы при плохом выборе стратегической операционной линии и что, наоборот, даже серьезное поражение может быть заглажено, если позиция была избрана сообразно стратегическим условиям кампании. В переводе на обыкновенный язык это значит, что бесполезны и тяжелые удары, если они наносятся не в надлежащее место. Коалициям, направленным против Франции, пришлось пережить многочисленные неудачи, из которых, правда, лишь немногие достались на долю собственно Великобритании; но ни одна из них не имела роковых последствий потому, что общая политика, начатая Питтом и продолжавшаяся его преемниками, была стратегически верна при поставленной цели – «подавить ту агрессивную систему», которая представляла собой истинный дух Французской революции, формулированный Конвентом, принятый Директорией и унаследованный и развитый до его крайних логических следствий Наполеоном.

У политических преемников Фокса, этого крупнейшего из оппонентов Питта, вошло в моду проводить резкий контраст между войнами предшествовавшей и последовавшей Амьенскому миру. В первой из них беспричинным зачинщиком была Великобритания, которая при этом в исступлении ненависти или панического страха к Французской революции обратила движение, хотя и ознаменовавшееся некоторыми крайностями, но все же бывшее в общем благодетельным, в бурный поток крови, излившейся на Европу. Главным же виновником второй войны был Наполеон, этот воплощенный дух вражды, насилия, вероломства и наглости, мир с которым был невозможен. Замечательно, однако, что руководители французского народа, по признанию соотечественных им писателей, желали в 1791 и 1792 годах войны на материке; беспристрастный образ действий британского кабинета был засвидетельствован самим французским правительством при удостоверении отозвания английского посла за шесть месяцев до начала войны;[227] декреты же от 19 ноября и 15 декабря – налицо перед читателем, как равно и отказ Конвента редактировать первый из них таким образом, чтобы он не затрагивал Великобритании; договорные права Голландии были самовольно нарушены, без малейшей даже попытки вступить в какие-либо переговоры и едва ли можно сомневаться, что при этом имелось уже в виду предстоявшее вскоре занятие ее территории. Несмотря, однако же, на все это, война была объявлена не Великобританией, а Республикой. Образ действий Конвента и Директории с менее значительными государствами, подпавшими под их власть,[228] их обхождение с Великобританией, их враждебность, бесцеремонность и вероломство тождественны по духу с тем, что можно сказать самого худого про Наполеона; единственное различие состояло здесь в том, что слабое и неумелое коллегиальное правление сменил единоличный железный режим человека, обладавшего несравненным гением. Что же касается совестливости, то она была одинаково чужда обоим. Берлинский и Миланский декреты, в которых была воплощена Континентальная система, приведшая впоследствии Наполеона к гибели, составляли, по его собственному признанию, лишь логическое развитие декрета Директории, изданного в январе 1798 года[229] и вызвавшего протест даже со стороны долготерпеливых Соединенных Штатов Америки. Обе меры были направлены против Великобритании, но отдуваться своими боками приходилось при их применении союзникам и нейтральным, к правам и благосостоянию которых, если они не согласовались с избранным Францией путем, они обнаруживали одинаковое невнимание; обе они были проникнуты духом Первого Национального (Учредительного) собрания, которое отбросило в сторону все учреждения и договоры, не согласовавшиеся с его собственными идеями о праве, и хотело достигнуть своей справедливости, перескочив через закон.

Гораздо важнее, впрочем, отметить и ясно оценить тот факт, что обе эти меры были вызваны со стороны правителей Франции стратегическим направлением политики, принятым министерством Питта. Январский декрет 1798 года последовал вскоре же за перерывом занятий Лилльских конференций мира, собранных по почину Питта в 1797 году; перерыв же этот был вызван высокомерием и бесцеремонностью, обнаруженными Директорией как и в отношении Соединенных Штатов. Только прочтя относящуюся сюда переписку, можно представить себе, до чего дошло дело со стороны Директории, руководившейся, как теперь известно, при этом – по крайней мере отчасти – желанием получить взятку с британского министерства.[230] Берлинский декрет, формальным образом начавший собой Континентальную систему, был издан в ноябре 1806 года, т. е. когда Питт не лежал еще и года в своей могиле. Оба эти декрета были вызваны со стороны французских правителей явной безнадежностью подавить Великобританию каким-либо иным способом. В тоже время она своей военной политикой жестоко вредила Франции, укрепляя в то же время свою силу. Другими словами, благодаря тому стратегическому направлению, которое Великобритания дала в этой войне своим действиям, французский агрессивный дух вынужден был вступить на путь, неизбежно приведший его к роковой развязке.[231] Не будь налицо Бонапарта, то этот результат, почти уже достигнутый в 1795 году и затем снова в 1799 году, был бы осуществлен еще тогда же, окончательно же избегнуть его не мог даже и гений Бонапарта.