Лестница из терновника (трилогия) - Максим Далин

Хенту, так и не сумевший расслабиться после дикой спешки, загнанной лошади и умотанного до желания прилечь верблюда, чувствовал себя несколько более пьяным, чем ему хотелось бы – но тёплый туман опьянения не мешал трезвым и тяжёлым мыслям. Когда он уезжал, положение в лагере было ещё далеко не таким унылым – сейчас волки еле держали в себе раздражение, почти злобу – и, тем не менее, Хенту не осмеливался заговорить о том, что поручил ему Анну-Львёнок.

Даже Винору, даже Шуху – не посмели бы увести армию прямо накануне военных действий. Да и не вышло бы просто «увести» – Нуллу-Львёнок не дал бы. Значит, пришлось бы убивать? Братьев из Прайда? Львёнка Льва? Он – ничтожество, расфранченное ничтожество – но на нём осиянная благодать Прайда, он сын Льва Львов… Конечно, Анну сопровождает двух Львят Льва – но и Нуллу, каков бы он ни был… да ещё с приказом Льва Львов. Государственная измена?

Да и кто посмел бы прослыть убийцей Львёнка?

Вот тут-то и заявилась в барак компания столичных волков – или комнатных псов, откормленных во Дворце Прайда. Ах, как им тут казалось темно и грязно – после чангранских розовых покоев! Пока они фыркали в узеньком коридорчике, из которого несколько дверей вели в комнаты, пока пинали горшки, сёдла и чей-то сундук, некстати оказавшийся у важных особ под ногами, Шуху и Винору сунули бурдюки с остатками вина и грязные чашки под подушки – но Чикру было некуда спрятать. И Шуху окаменел лицом, а Хенту понял, что сейчас и произойдёт то, ради чего он приехал.

Или совершить, или умереть.

Как они ввалились в жалкую комнатушку – четверо – морща носы, с ладонями на эфесах – и с места в карьер кинулись в атаку!

– Ты! Это ты, что ли, младший командир?! Вы тут что, пили – перед походом?!

– Что это за гнильё? Зажгите ещё светильни, темно, как в кишках у дракона…

– О-о… У вас тут шлюха? Неплохо развлекаетесь…

– А ну-ка выйдем на воздух! Пусть Львёнок Льва на вас посмотрит, вояки…

У одного из них хватило ума протянуть руку, чтобы схватить Чикру за шиворот – но она шарахнулась и ударила его по пальцам. А столичный франт увидал нож в её руке.

– Смотрите, братья – у них шлюха вооружена! – и потянул из ножен меч.

– Не трогай её, брат, – тихо попросил Шуху. – Она – немая. И вообще…

Чангранцы расхохотались.

– Да хоть слепая, мне-то какая разница! – бросил франт, смеясь. – Она же шаоя, да? Еретичек защищаешь, да? Строптивых, с ножом? Э, да у вас тут просто шайка какая-то, а не волчье братство!

– Слушай, брат, – вступился Нельгу, – да что, завтра выступаем в поход, завтра всё будет не так… Брось эту ерунду, брат – подумаешь, кто-то трогал женщину…

– Львёнок Льва ещё разберётся, с кем пойдёт в бой, а с кем – нет, – презрительно выдал товарищ франта, кривя губы. – И мы разберёмся. Вот ты… с чего это у тебя тут женщина перед самым походом, да ещё и на волков ножом замахивается? А?

Шуху медленно вдохнул и выдохнул.

– Личный трофей, – проговорил он, ещё снижая голос, чтобы ни звуком не выдать истинных чувств. – Немая, дура, прислуживает мне.

– С ножом, ага.

– Мясо резала.

– Чьё? – столичные волки снова рассмеялись

– Да ладно, – сравнительно благодушно сказал волк в длинной бархатной куртке. – Шлюха ударила Лиму – ну так накажи её и отправь к рабыням. Или приколи вообще. Не можешь же ты делить с девкой постель и кров, верно? А сами – выходите. Покажем Львёнку Львов, какая шантропа у него тут, в Данхорете…

И тут Шуху заклинило.

– Рабыня – моя, – сказал он еле слышно, сжимая кулаки. – Моя рабыня, ясно! А моя рабыня, мой меч, мой верблюд и моя честь будут при мне, что бы чангранский слизняк на это счёт не болтал.

Чангранцы опешили. Тот, кого ударила Чикру, закусил губу и переменился в лице. Хенту тут же понял, что он сейчас рубанёт Шуху мечом, и подставил под меч круглую деревянную столешницу – на это ушло не больше мгновения – меч врезался в дерево наискось, как топор – Чикру оказалась сзади и двинула франту сцепленными кулаками по затылку – он стукнулся подбородком и губами о ту же столешницу – и тут в очень маленькой тёмной комнатушке дерущимся стало жутко тесно.

Кто-то, кажется Нельгу, коротко охнул, как человек, которого ткнули под рёбра кулаком или ножом – а Шуху лупил ногами франта, и Винору с Дориту кого-то заламывали, и Хенту бил кого-то медным кувшином по морде, и какой-то неуклюжий боров опрокинул светильню – в мутном, уже ночном свете из оконца стало решительно не разобрать своих и чужих – и тут драка вдруг кончилась.

Хенту вытащил кресало и высек искру. Фитиль в полупустой светильне тускло вспыхнул – и Хенту увидел Нельгу, сидящего на коленях посреди комнаты, рядом с окровавленным франтом. Нельгу, прижав ладони к груди – сквозь пальцы лилось чёрное – поднял на Хенту глаза, в которых отразился маленький огонёк, сказал каким-то детским голосом: «А меня убили…» – и мягко завалился на бок. Его глаза остановились и остекленели. Дориту, державший чангранца за грудки, врезал им о стену так, что барак вздрогнул – и отшвырнул отяжелевшее тело в сторону, как мешок.

– Это что же, – растерянно сказал Винору, – они все мёртвые, что ли? Чангранцы-то?

– Не-ет, нет, их так просто не убьёшь, это они убивают, их – нет! – прошипел Шуху. Хенту услышал в его голосе нестерпимую тоску и такую же нестерпимую злобу. – Ох, Нельгу, братишка, меня собой закрыл в Аязёте, получил мою пулю в плечо, две недели болтался между мирами – вместо меня…

Чикру подошла и обняла, так, как, порой, делают северянки для своих мужчин, но никогда не делают рабыни. Её скуластое лицо с широким носом и раскосыми глазами выражало болезненное понимание. Шуху, словно забыв, что на него смотрят товарищи по оружию, погладил её по щеке – и никто, ровно никто ни единым вздохом не дал понять, что видит нечто отвратительное или непристойное.

– Я шагу не сделаю за Нуллу-Львёнком, – сказал Шуху. Он присел рядом с мёртвым Нельгу, закрыл ему глаза, и попытался уложить поудобнее. – Хоть этого гада послал Лев Львов, хоть Творец там, Владыка гуо, командир ангелов – мне наплевать. Пусть Нуллу язычники на куски рвут – я не то, чтоб спасать кидаться, я его даже не приколю из жалости, чтоб я сгорел…

– И я, – подал голос Дориту. – Ждали Львёнка, чтоб в бой повёл – а пришёл крашеный индюк, притащил с собой свою псарню… За что велел казнить Налису? Приказ Льва Львов – или его дурной взбрык? Не боец, а палач… А других парней? А за что Нельгу убили, гады?

– Вот что я думаю, – сказал Хенту негромко. – На Нуллу-Львёнке мир клином не сошёлся. Есть Анну-Львёнок. Мы ему присягали – и этого слова ещё никто не отменял.