Москвичка в кавычках - Нина Еперина

Товар – деньги, деньги – товар.

Моя труба, то бишь, работа, звала!

Док все эти дни соплями исходил – как же, мадам нервничает… Товар надо вывозить, а меня нет. Раньше мы его на Славике вывозили, приятеле Толика, а теперь надо было искать другого извозчика. Мало ли что? Он ведь такого мог напонтить, что запросто в заложники загреметь или «контора» на хвост села. Надо было соблюдать конспирацию и опасаться чужаков…

Я пыталась тянуть время, но народ этого не желал понимать. А от Толика ни слуху, ни духу. Пыталась даже искать, но в «Росконцерте» девочки сказали, что даже министр еще не прилетел. Он из Караганды отправился обратно в Алма-Ату, потом полетел в Сибирь, и когда будет в Москве, никто не знал.

И тут я вспомнила, что брат моей древней подружки Тамусика работает в такси. Позвонила Тамаре, мы быстренько договорились с Сашей (так звали брата) и приступили к работе.

С таксомотором все упростилось до предела. На машине с шашечками Док вывозил из посольства чемоданы. Для мента у ворот все понятно: человек поехал за рубеж, домой. А Док или Джозеф, или еще кто-нибудь из «блэков» доезжал до нужного перекрестка и выходил вон без чемоданов. Такси шло дальше и за пятым углом подбирало меня. Потом мы ехали на съемную квартиру и выгружали товар. Класс!

Теперь можно было и на закупку на такси ездить. На такси оно надежнее.

Что такое закупка? Это когда ездишь по всей Москве, по разным домам, подвалам с мастерскими художников, странным квартирам и ищешь что-нибудь для «блэков», нужное.

Приезжаешь в чью-то квартиру или мастерскую художника, там тебя ждет «выставка». Это набор икон, разных по старине, школе, письму и качеству. Как правило, на одну хорошую икону приходится просмотреть до десяти – пятнадцати и более плохих или вообще никаких.

А иногда приезжаешь, а тебе показывают набор хлама: на досках краска осыпалась и не видно даже чей лик изображен – мужчина или женщина. Но хозяин заявляет, что это у него Андрей Рублев. И что стоит Рублев на аукционе Кристи или Сотбис не один миллион долларов. А продает он все это только оптом. Ты ему говоришь, что ничего из этого тебе не надо, а он:

– Дура, ты ничего не понимаешь в искусстве! Это настоящие шедевры русской иконописи!

Не совсем так по-хамски, но приблизительно. И с такими спорить бесполезно…

А иногда в опте все иконы нулевые, а одна высший класс! И начинаешь чечетку на пузе устраивать. Правда, очень часто одна-две доски перекрывали стоимость всей кучи.

А однажды один алкаш продал мне за пять бутылок водки такую «мамочку», словами не описать. XIV век. Тихвинская Божья Матерь. Размером небольшая и с врезком. Это когда края у иконы от старости начинают сыпаться, ее обрезают и вставляют в новую доску, от этого появляется углубление – ковчег. Еще ковчег делали сразу для укрепления края доски и, как правило, на очень хороших, «школьных» иконах.

Или вот был случай.

Лето, тепло. Идем с моей подругой Иришкой из ресторана. Пообедали и пошли пешечком по улице Горького. Две прилично одетые, немножко поддатые дамы. Почему тот пьяненький парнишка именно ко мне подошел, ума не приложу:

– Тетенька, купите у меня иконы…

Как вам это нравится? Что? У меня на лбу написано, что я иконами торгую? Или это ментовская подставуха? Соглашаемся. Идем. В каком-то жутком подвале у него такие иконы, что я моментально протрезвела. И давай Саше звонить, чтобы съездил домой к Наташке за деньгами и дул сюда. Я тогда, спьяну, купила целых два чемодана класснейших икон. Там даже одна XV и одна XIV века были и в очень хорошем состоянии.

Но раз на раз не приходится. Иногда в довесок и новодел подсовывали. В какой-то промежуток времени новодела и просто ненужного много набралось. Целых пять чемоданов. Вот тогда-то мои «блэки» и подсуропили мне еще и атташе по культуре. Здоровенный негра, метра два ростом, а мадама евонная метр пятьдесят. Такая кругленькая, как шарик! Но какой у нее был зад! Который целый день колышется, если с утра хлопнуть. Жил господин атташе в дипломатическом доме на проспекте Вернадского. Дом был огорожен сетчатым забором. Дорогу к нему перегораживала государственная граница в виде будки с ментами.

Когда мадама узнала, что я шью, ее восторгу не было предела! Она сама спустилась к ментам и попросила их, чтобы меня пропускали беспрепятственно. Так я почти легализовалась. Качественно подросла в собственных глазах из проститутки в портниху.

Я никогда ничего лишнего в руках не носила. Туда в пакете неслось платье на примерку, а обратно только деньги. Иногда много денег. Иконы маршировали на ногах Дока или Джозефа отдельно от меня. Иконы мы отдавали господину атташе «на комиссию», потому что они были не очень. Но даже здесь «авантюрина» хватало…

Однажды пришла я к господину атташе за деньгами от проданных икон. А у него – День Варенья! Пришлось поздравлять, говорить тосты, пить шампанское и по-всякому развлекаться вместе со всеми. Вышла я оттуда часа в два ночи, под шофэ, в пакете пятьдесят тысяч. А у будки, кроме двух дежурных ментов, стоят милицейский «Уазик» и три постовых… Их, наверное, тоже черт пригнал за очередными звездочками.

Ну, и что делать?

От испуга я так офонарела, что вдруг говорю неожиданно сама для себя:

– Господи, как хорошо, что вы здесь стоите! У меня там, – и показываю на дом за своей спиной, – сестра уже целую неделю живет! А у мамы моей из-за нее инфаркт! Она сказала, чтобы я без нее домой не возвращалась. Я пять часов пыталась уговорить ее ехать домой, а она ни в какую! Шампанским от меня откупались, пытались глаза залить! Это все он, сволочь, морда черномазая! Что же это делается! А? Ребята, помогите мне сестру добыть! Пойдемте со мной туда, в квартиру. Умоляю вас…

А сама про себя думаю: «Им в дом входить запрещено. То есть они со мной в квартиру никак не пойдут». И вдруг начинаю рыдать.

Тоже со страху…

Как же растерялись мои менты. И давай отнекиваться. Говорить, что никак не могут мне помочь. А я никак не успокаиваюсь. У меня как будто крантик открылся, и из него полилось неуправляемо. Наверное, месяцами накопленный страх вытекал наружу. Менты бросились к аптечке капли искать. Сердечные. Вдруг у одного мента в глазах мелькнуло озарение:

– А давайте ее домой отвезем. Она же на весь двор воет. Так можно и до скандала…

И повезли они меня домой на своем голубом «Уазике».

Представляете, что там было, когда меня в три часа ночи три мента под белы рученьки привели под дверь?! Наташка все это время на форточке висела и со страху даже с нее упала! А Толик от страху под кровать полез!!!

Вот что есть настоящая шизофрения! Это когда я с хохотом ввалилась в квартиру, из-под кровати вылез мой благоверный, а Наташка поднялась с пола, потирая бок! А когда я рассказала, что же произошло, все до утра так смеялись, так смеялись, остановиться не могли…

Мне иногда думается, что же такое с нами тогда было? Истерический психоз или первые всплески зачаточной шизофрении? А может быть, начальная паранойя? И вообще. Какого черта нам было нужно? Какого рожна не хватало? Может, нам просто изначально не нравилось идти в стаде? Наш протест маршем поперек колонн, которые двигались затылок в затылок в сторону светлого будущего всего человечества, выглядел вот так?

А если бы на пути мне встретился хотя бы один диссидент, я что, примкнула бы не столько из солидарности, а потому что поперек?..

Тогда же, разъезжая по всей Москве, я набрела на Бобсона, моего будущего партнера. Колоритная фигура. Прожженный еврей упитанной наружности. Как же хорошо с ним работалось… Мне Бобсон очень нравился, но он никогда даже намека на возможный флирт не делал. А я видела, не только на меня он производил такое впечатление. Бабы заводились и тихо млели!

У Бобсона был свой партнер, фамилия до такой степени матерная, что он ее стеснялся называть, может Мандеев, поэтому все звали его Менделеев.

Я перестала светиться на закупках по всей Москве. Они сами делали первичный отбор, сами же ездили по периферии, имели своих «корреспондентов» в малых городах России и людей в столице. Сами все отбирали, сами все привозили прямо ко мне, не в смысле на мой четвертый этаж, а в смысле на съемную квартиру, и сами товар сбывали.

Это было хорошо, потому что у меня стала происходить форменная затоварка. Товара много, нужны были оптовики. Наташкино войско растаскивало только небольшую часть.

Вот тогда-то работа закипела по-настоящему! Мне стало на-а-а-много легче, даже появилось свободное время. Тогда я и решила заняться собственным ликбезом. Пройтись по музеям, поездить по мастерским художников-реставраторов. Познакомилась с Большим Олегом, который позволял мне ему мешать и самой пробовать заниматься реставрацией. А как еще поймешь, почему настоящие иконы на тебя будто смотрят, а ты стесняешься? Была одна Божья Матерь, она всегда за мной с буфета глазами следила, даже в темноте…