Москвичка в кавычках - Нина Еперина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как же тяжела жизнь контрабандиста, и как у артиста – неказиста. Поэтому все и закончилось гостями, одного из которых Док отрекламировал, как «душа компании», и полным братанием за столом, включая даже приехавшего Большого Олега.
У нашей Наташки накрывать стол с каждым разом получалось все быстрее и быстрее. Не успел народ подтянуться, а на столе уже было, как на гастролях – все! В моем холодильнике всегда было очень густо. У меня в клиентках было два директора продовольственных магазинов, причем очень крупных. Еду нам привозили на дом ящиками и без переплаты. Ну, а про питье Наташка всегда знала, где и как. Она теперь тоже закрутела, сама за перемещающимися точками не бегала, а отправляла своих товарок, причем вызывала их по телефону…
Посмотреть на нашу пьянку со стороны – удивительное зрелище: один большой дядя с гитарой поет и русский. Это Олег. Второй большой дядя не поет и не русский, он негр. Это Док. Еще один дядя и не большой, и не поет, и опять русский, сосед в очках. Четвертый хрупкий и небольшой негр, очень элегантный, в приличном и дорогом костюме, белоснежной рубашке и с бабочкой. Пятый опять негр, старый, лысый, и малость потрепанный, это тот, который душа всей компании. Со слухом у него плохо, поэтому он подвывает. Ещё один очень большой живот – это наш сосед «строитель».
И еще две дамы. Одна в возрасте неопределенном, тоже малость потрепанная, невысокого ростика, с жиденькими светленькими волосиками, без двух передних зубов по верхнему центру, с чисто московской фигурой толкательницы ядра – широкие плечи, узкий задок, талию забыли выпилить, ноги бутылками, в ступнях великоваты, стоптано-рабоче-крестьянские. Это наша супергероиня – Самая Абалденная в Мире Девушка Наташа!
Вторая, это я, самая любимая сама для себя. Почти чувиха! Вы еще не знаете, что я в молодости работала манекенщицей, хотя и недолго, и еще я в молодости снималась в кино, хотя и чуть-чуть, до тех пор, пока не поняла, что моего тела на всех желающих режиссеров не хватит. Хорошо, что быстро поняла, а не заблуждалась, как некоторые, несколько лет в коридорах киностудий.
Когда-то очень хороший поэт Николай Зиновьев написал про меня экспромт:
– А она Софи-Ларена в мини типа «юбки нет»,Чудом бедер обалденныхВсем нам шлет физкульт-привет!Возбудив во мне куплет:«Если ты танцуешь с Ниной,Сердце бьется о штанину!»
Да, это про меня… Во-о-о-от…
Того негра, что в бабочке, звали так красиво, что я запомнила. Бэнэс Тибайджука. Он был из посольства Уганды. Второго не помню, память уже подводит, но как-то смешно. К тому же это был старый, лысый негр, с грустными еврейскими глазами. Часам к пяти он так напился, что уснул чисто по-русски – в салате, а до того Олег пел его любимую песню африканских партизан «Молодость моя – Белоруссия», а наш бедный новый друг плакал, размазывал слезы, и рассказывал, что у него на родине, в ЮАР, тоже есть партизаны. И он тоже партизан и в России сражается с капиталистическим режимом…
Даааа, мы его понимали. Мы же тоже, где-то, в подполье. Мы тоже, где-то, по большому счету, партизаны.
Поэтому предложение Бэнэса нашло у нас полное понимание: опять даешь антикапиталистическую контрабанду в особо крупных размерах!
Посол Бэнэса занимался не иконами, а картинами и антиквариатом. Он был искусствовед. Я рассказала ему про японскую штучку из кости мамонта. Решили, что берем посмотреть. Вот сколько времени проходит от предложения продать, до желания посмотреть. Ровно полгода.
Чем там эта пьянка закончилась, я тоже не помню. Только в какой-то момент сосед танцевал с негром цыганочку с выходом и с притопом, а Наташка трясла плечом…
Ладью от золотой Татьяныи внука Луначарского Коли мы с Бэнэсом продали, и очень удачно. Через аукцион «Кристи» в Лондоне. Угандиец оказался вхож к его устроителям, поэтому его и интересовали такие вещи. Только тогда я поняла, что такое по-настоящему дорогая вещь. Это оказалась Япония!!! IX век!!!
Еще мы с Бенэсом продали одну картину. Ее явно украли из какого-то немецкого музея еще во время войны. Реституция, будь она неладна! Картина была, что называется, по мясу вырезана прямо из рамы, даже часть надписи была перерезана пополам, но оказалась очень дорогая. На ней был изображен древнегреческий бог Гермес. Он летел в облаках и трубил в рог. Это было очень похоже на итальянскую живопись XVII века, может Караччи, Альбани или Тьеполо… Тоже вещица будь здоров! Я тогда столько денег заработала!
А уже потом на свою долю от нэцкэ и итальянцев я купила картину нашего русского авангардиста Ивана Клюна. Называлась она «Игра на бильярде». Ее привезли из Питера. Клюн работал там перед эмиграцией. Она не рассыпалась только потому, что была провернута в крепкую материю. Вот я с ней по Москве колец нагоняла! Все реставрационные мастерские были мои. Мне сделали полный анализ полотна и красок. И рентген показал – картина настоящая. Предварительная оценка – пять миллионов долларов! Только тогда посол Бэнэса увез ее в Европу и сдал для полного анализа в «Кристи». Анализ делали пять месяцев. Вначале в Лондоне, потом в Париже, после в Америке.
А потом наехал облом – эксперты заявили: подделка, изготовленная из настоящих красок начала XX века. А мы так надеялись, так надеялись, так ждали денежек! Будущие расходы посчитали! Но правильно моя мама сказала: «Кому суждено быть нищим, тот нищим родится и нищим помрет, как бы он ни старался и из кожи вон не лез»!
Хотя… С этим приговором я борюсь всю свою жизнь и доказываю себе, а главное маме, что судьбу можно победить…
ПРО ЛЮБОВЬЯ встретила его в мастерской у знакомого художника-реставратора. Его тоже звали Саша, как моего таксиста. Он был не выше меня, голубоглазый, черноволосый… Усики его мне, что ли, понравились? Мы говорили с ним об искусстве, живописи, иконах. Тогда это была для меня только что приоткрытая дверь в иное измерение, и меня туда тянуло. Ему очень нравился балет. А я обожаю балет с восьми лет и знаю хорошо. У меня второй муж был театральным художником, что позволило приобщиться. А в детстве я даже просила родителей отдать меня в балетное училище, но жили мы в провинции, где не было подобных кружков, а отправлять ребенка жить в другой город мои нищие интеллигенты позволить себе не могли.
Он стал водить меня в театр… Вот тогда, вдруг, у меня начался роман. Платонический. Он как-то тихо-тихо стал меня засасывать. Мы встречались каждый день. У него были красные «Жигули», он пипикал под окном, и мы уезжали куда-нибудь. Иногда просто гуляли в парке около московского университета, по набережной, иногда могли весь день просто просидеть в каком-нибудь скверике на скамеечке или проваляться на пляже. Он рассказывал мне о своей жизни, о своей жене Гале, которая окончательно заездила его своим хамством, как они познакомились, как живут, чем занимаются. О своих двух пацанах, которые, подрастая, становятся похожими на собственную мать – такими же бандюганами и проходимцами. О том, как они воруют деньги из его карманов. Я отвечала ему своими страстями-мордастями. Про своего «супергениального» мужа Анатолия со всеми его примочками. Наверное, это мы так специально жалились друг дружке…
Саша очень переживательно относился к моему ненормальному образу жизни. Он любил слушать мои байки про гастрольные и контрабандные похождения и про торговлю иконами. Ему это было так интересно, что он все время задавал наводящие вопросы. Про самые дорогие и удивительные доски и антиквариат, которые я видала.
А нас только похвали! Мы же от радости горы переворачиваем! Это я еще со школьной скамьи помню. Моя учительница математики, злая Александра Ивановна, которую мы почему-то очень любили, говорила моей маме: «Ваша Нина, как дохлая лошадь. Ее надо только хвалить, тогда она любой воз на любую гору затащит, но стоит один раз стегнуть кнутом – можно распрягать, дальше она не пойдет»…
И как только Саша понял про эту мою слабость, я не знаю…?
Вечерами мы шли в театр или, ресторан. В кабаке танцевали медленные танго, томно соприкасаясь телами. Мне нравилось, что он не тащит меня в койку, а ухаживает как истинный кавалер. Приносит мне цветы, дарит духи. Целует руку в ладошку прямо во время танца или на спектакле, нежно щекоча усами, или нашептывает прямо в ушко, во время томного танго, всякие ласковые пошлости, чуть задевая мочку уха и рождая на моем теле мелкие мурашки желания.
Трогательно-сентиментальная дура…
Так продолжалось достаточно долго. Ровно до тех пор, пока однажды как снег на голову не свалился Толик. Прямо посреди ночи, пьяный и нахальный. И сразу же взялся приставать, прямо нахрапом! Как раз «у койку». Он, оказывается, меня любит! Жить без меня не может! А я его даже и не разыскивала. А я, сука такая, не металась, заламывая руки от горя…
Вы можете себе такое представить?!
– Ааах, я еще и виновата? Я тебя терплю, все эти твои чайники, эти «наваренные бабки», эти чеченские плены, эти миллионерские замашки, эти дурацкие понты, помады и всякое другое! А ты еще меня упрекаешь?! В том, что я дура? Да? Да! Я полная идиотка, что с таким козлом в одном доме жила. Хватит! Вот тебе Бог, а вон порог. Я больше не желаю жить с таким козлом!.. – кричала я во всю силушку.