Москвичка в кавычках - Нина Еперина

Поселили нас на самом краю города, практически на границе с пустыней, но в очень приличной гостинице. Мы были самые первые заселенцы. Чисто, пахнет краской, белье постельное кипенно-белое, накрахмаленное. Тараканов нету. Кормят потрясающе вкусно. Я там первый раз попробовала настоящие манты, казахскую лапшу бешбармак, рыбу «коктал» и еще столько всякой вкуснятины, чему я даже и название не знаю.

Почему, когда ресторан только начинает работать, в нем все так вкусно, а проходит три-четыре месяца – и получается из него столовка средней руки с хлебными котлетами, именуемыми, почему-то, рубленным шницелем?

Карагандинцы так хорошо все подготовили и организовали, что нам делать было совершенно нечего. Поэтому мы отдыхали, только номинально поочереди появляясь по утрам в штабе фестиваля.

В ресторане кормили так. Хоры, танцевальные коллективы и симфонические оркестры кушали в большом зале ресторана. Выдающиеся деятели и администрация фестиваля – в малом, банкетном зале. Кто места за столиками распределял, я не знаю, но с нами за столом оказались и Леня Сметанников, и Борис Сергеевич Брунов. Это что, чья-то злая шутка или судьба Толика от ревности отучала?

В первый день, когда Толик прибежал на ужин (как всегда с опозданием), мы втроем уже смеялись какому-то анекдоту, на которые дядя Боря был ооочень большой мастер. Пришлось Толику прожевать и проглотить свою азиатскую гордость и целых пять дней сидеть с нами за одним столом.

А вокруг кипел наш фестиваль… Как бы это назвать? «Жаркие дни Азии»? Или «Восточные сладости»? Или «Большой сабантуй»! Что-то близкое ко всему этому. Каждый день по три банкета, утром, в обед и вечером. На банкеты ездили только звезды и мы, администрация. Вечером нас возили на какую-нибудь правительственную дачу. Дачи были в самых неожиданных местах, даже посреди пустыни. Едем, едем по пескам, вдруг заезжаем за забор, а там рай! Бьют фонтаны, ходят павлины, и так и хочется сказать, машут опахалами одалиски, но их, к сожалению, не было.

Всего остального в избытке. Даже что-то похожее на гаремы и евнухов. На одной такой даче высокопоставленный узкоглазый чиновник усиленно рекомендовал нам выпить за стюарда из обслуги. Явно голубого. Такие глазки на наших мужиков делал. А потом, когда приняли вовнутрь, наш высокопоставленный визирь не выдержал и полез к голубому целоваться. Я сидела за столом между «Маврикивной» и «Никитичной». Они были с женами. Вот уж мы повеселились от души, потому что они чисто по-еврейски подкалывали эту парочку, а казахи никак в этот юмор не врубались. Казахи думали, что это мы так их подхваливаем…

Так мы развлекались все пять дней.

В последний день нас повезли на Байконур. После завтрака все скучковались в вестибюле и были очень возбуждены. Нас, почему-то, попросили взять с собой вечерние платья, туфли и косметику. Что-то будет? Никто ничего не знал. Прямо тайна какая-то военная! Ведь везут же только космодром посмотреть, или что-то еще? Если космодром, то нас особенно интересовал тот самый дом, откуда Гагарин Юрий Алексеевич пошел к трапу космического корабля.

Боже, каким же он оказался обыкновенным… Очень похож на двухэтажное общежитие в моем маленьком провинциальном городке. На первом этаже домика по пять окон, крылечко в три ступеньки, по центру маленький балкончик, подпертый двумя колоннами. Часть посаженных вокруг деревьев уже засохла, остальные стояли такие хилые и замученные жарой, что даже жалко стало. Безобразие! На закрытые дачи воды хватает, а на пять деревьев, которые видели Гагарина, нет!

После экскурсии на полигон (заасфальтированная площадка размером с несколько стадионов) нас разделили (на мальчиков и девочек) и повезли куда-то. Сразу за парадными воротами к крутому особняку из стекла, машины с девочками поехали направо, а с мальчиками – налево. Оказалось, что мы приехали в резиденцию правительства! У входных дверей нас встретила молодая девушка в очень красивом брючном костюме и очень длинным маникюром на ногтях:

– Прошу следовать за мной! – выдала она полубасом.

Вы угадали! Ну, конечно, это был… молодой мужчина.

– Интересно, а наших мужиков тоже такие же встречают? И что они при этом испытывают? Надо спросить, – подумала вслух Валентина Толкунова.

Внутри все было очень красиво. Все вокруг было суперчисто до блеска, супермодно, до стильности и ну очень цивильно. И прохладно.

Наверное, так когда-то шахи жили.

Нам выделили комнаты для отдыха, где можно было принять душ и даже полежать под прохладными от кондиционеров и тоже кипенно-белыми и стерильно чистыми простынями.

Потом нас позвали к столу. Банкетный зал больше напоминал огромное футбольное поле, в одном конце которого были поставлены столы буквой П, в другом конце сделана импровизированная сцена. Чтобы разбавить чиновников, нас рассадили вперемешку с «народными» и «заслуженными». За спиной у нас по стойке смирно стояли официанты. Один на пару гостей. Не успеешь пригубить из рюмки, а у тебя уже полная нолита. На столе сменили блюд двадцать. Некоторые я даже не успела попробовать, какая жалость! Это было что-то неописуемое. И тебе фирменно-азиатское, и русское, и французское, и вообще блюда всех народов мира!

Шик!

Тот вечер я запомнила на всю жизнь! Наверное, от того, что очень уж все контрастировало с той, другой жизнью, в которой жили все остальные, и мои родители тоже. Жизнью с пустыми прилавками. Они такого никогда не видывали и уже может быть не увидят.

Но долой дурные мысли. Ведь на мне очень красивый брючный костюм, белый-белый, а по швам малиновая полоска, как у генерала, и такая же малиновая блузочка в талию. А сверху туника шифоновая малиноваябелым кантом отделанная. Но главное – грудь! Она у нас норовит стать уже пятым номером. От красоты такой меня даже министр два раза на танцы приглашал. Во как. И выглядел же через весь длинный стол…

Толик между тем около руководства ошивался. У него там только что начался запланированный праздник самолюбия. А министр вдруг его так легонько рукой отстранил и через весь зал к моей груди подался! А тут еще Сметанников почти каждый танец в очереди. Он, оказывается, был в то время неженат. Я, как это дело усекла, и давай во время медленного танго чувственно бедрами водить и его зажигать! А что? Мы же должны себя женщинами чувствовать, черт, побери!

Вот тогда Толик и устроил на меня атаку. Давай таскать по углам и объяснять про мое хреновое поведение.

Опять?! Сколько можно?

– Сам министра обрабатывать собрался, так и обрабатывай! Ешь, спи, танцуй с ним и бабки наваривай! Твои желания не опираются на мои мечты! Мне все это надоело! Оставь меня в покое! Я не хочу больше тебя видеть! Не хочу больше слышать твой ор! Не могу больше пахать на тебя и на твои выверты!!! НЕ ХОЧУ!!! И только попробуй, замахнись!

Развернулась и ушла в другую сторону. Он рванул было за мной, но я ему такую рожу состроила, что он все понял и отвязался на целый вечер.

Дело закончилось тем, что я пересела на другой конец стола к Надежде Бабкиной и мы с ней старательно напились. У нее тоже свое горе случилось. Ее муж работал у Левы Лещенко барабанщиком, а там как раз девочку новую на подпевки взяли. Вот он к ней и ушел.

А потом мы пели песни во всю глотку и с Мелентьевым, и с узкоглазиками, и еще черт знает с кем, не обращая внимания ни на ранги, ни на нации. Это же был «прощальный ужин» с Азией!!!

Вывозили нас под утро, по мере готовности.

На следующий день после обеда мы должны были улетать в Москву. Я проснулась около двенадцати. Как чувствовала себя, лучше не рассказывать. В номере не наблюдалось никого кроме меня. Где Толик, я понятия не имела. Но, как же приятно просыпаться, когда с утра (даже на больную голову) никакая козлячья морда тебе настроение не портит!

На обеде у всех не лица, а рожи. Даже издали они не напоминали те знакомые и любимые образы, к которым мы привыкли. Как же плохо мы сами к себе относимся, если изнашиваем за пару недель то, что нам Бог дал на всю жизнь. Ведь никто не заменит старье на новый фэйс.

В Москву прилетели ночью. Без Толика. Наташка суетливо встречала в дверях и очень интересовалась:

– Ну, как? А где…?

– Наташка, так пить нельзя. С утра до вечера и с вечера до утра. А про Толика я ничего не знаю. Умер Максим, да и хрен с ним! Да здравствует свобода!!! – выдала я прямо с порога и упала в кровать как подкошенная.

На Наташкины призывные намеки не откликалась – здоровья не было. Соседка обижалась пару дней, но потом сосед пришел, а за ним второй. Ждали меня и товар. Наташка периодически проскальзывала в комнату, нюхала меня и шептала прямо в ухо:

– Нина, ты хоть живая? Твои «блэки» уже четыре раза звонили, интересовались, когда работать начнем?

А я, как и положено, мучительно отболела три дня, сильно помирая в самый первый, потея во второй, а в третий просто отвалялась. Соседи тем временем устроили загул. Пришлось вставать и за работу…