Если только ты - Хлоя Лиезе

Она прикусывает губу и опускает голову, так что её конский хвостик превращается в завесу волос, защищающую её от любопытных глаз вокруг.

— Ты сам сказал, я хорошо прячусь на самом видном месте.

Моя грудь ноет. Челюсти скрежещут от того, как крепко я их стискиваю. Кто, бл*дь, заставил её чувствовать себя так? Что заставило её решить, что нужно прятаться и гасить её огонь?

Зигги косится сквозь свои волосы, изучая помещение, затем вздрагивает.

— Я не могу это сделать.

— Хера с два ты не можешь.

— Следи за своим языком, — шепчет она, сердито глядя на меня. — Классно ты исправляешь свой имидж, матерясь в семейном кафе.

Я подаюсь вперёд и говорю ей:

— Если я должен выглядеть исправившимся и говорить как хороший мальчик, то ты должна выпрямиться и позволить людям увидеть тебя.

Она закрывает глаза.

— Это тяжело. Перемены для меня… требуют времени. Я не могу просто щёлкнуть пальцами и сделать так, чтобы мне резко стало комфортно.

Я смотрю на неё, и в моей груди формируется острый узел.

— Тогда давай сделаем шаг назад. Подготовим тебя к этому.

Её глаза встречаются с моими, настороженные и любопытствующие.

— Подготовим меня к этому?

Я поднимаю руку, чтобы привлечь внимание нашего официанта, удерживая взгляд Зигги. Паренёк, представившийся Стиви, очень быстро оказывается у нашего столика, будто ждал этого момента.

— Вам что-то нужно? — спрашивает он.

— Мы решили, что возьмём свою еду на вынос, — говорю я ему. Ради Зигги, выпучившей на меня глаза, я одариваю Стиви улыбкой, которая бесчисленное множество раз помогала мне получать желаемое. — Пожалуйста.

Зигги наблюдает, как Стиви моргает, уставившись на меня, и розовеет.

— К-конечно, — говорит он, убирая за ухо прядь каштановых волос. Он поправляет очки на носу, которые сползли с переносицы. — Непременно. Нет проблем.

Брови Зигги взлетают на лоб, когда Стиви поворачивается, врезается в столик, затем медленно обходит его, снова теребя свои волосы и ошеломлённо улыбаясь мне через плечо.

— Этот шарм, Готье, — мрачно бормочет Зигги. — Опасная штука.

Я усмехаюсь, откидываясь на спинку диванчика.

— Мне ли не знать.

***

— Блин, как вкусно, — стонет Зигги, набив рот едой. — Я даже не думала, что буду настолько голодна — я уже поужинала — но в бургерах Бетти есть что-то особенное, — у неё вырывается ещё один счастливый стон, когда она жуёт и глотает.

Из бургера сочится кетчуп, и капля со шлепком приземляется на её бедро.

— Упс, — бормочет она.

Я наблюдаю, как Зигги проводит указательным пальцем по своей коже, чтобы стереть каплю, а потом суёт палец в рот и одним проворным движением языка начисто слизывает кетчуп.

Я кусаю соломинку своего коктейля так крепко, что она трескается.

Плохо уже то, что мне приходится сидеть прямо возле Зигги и слушать каждый одобрительный стон, пока она кусает бургер. Теперь я должен ещё и смотреть, как она облизывает пальцы.

Мне надо перепихнуться.

Но это практически невозможно, пока я нахожусь практически под домашним арестом и строгими ограничениями от Фрэнки, запретившей мне развлекаться с кем попало. Моей руке приходится немало трудиться, и это едва приносит облегчение. Всё было так ещё до того, как я организовал себе недавние проблемы. Я был неугомонным, раздосадованным, неудовлетворённым. Никто не приносил мне удовольствия, никто не привлекал. Уже несколько недель не было ни единого человека, которого я бы с удовольствием развратил.

Теперь, испытывая сексуальное неудовлетворение и переживая самый долгий период воздержания за мою взрослую жизнь, мне приходится слушать, как Зигги стонет из-за ужина на капоте моей машины.

Бл*дский ад.

— Ееооненаица? — говорит она с набитым ртом.

Я вскидываю бровь, отпивая своего шоколадного молочного коктейля, минимум половину которого выпила Зигги.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я ничего не понял.

Она проглатывает, затем говорит.

— Прости. Тебе твоё не нравится? — она кивает на мой почти нетронутый сэндвич БЛТ.

(БЛТ — аббревиатура, которой называют сэндвич с беконом, латуком и томатом, по первым буквам ингредиентов, — прим.)

Я смотрю на сэндвич, и мое нутро сжимается. До сего момента я не ел БЛТ со дня ухода моего папы. Он их любил. У меня сохранилось немного воспоминаний о нём до того, как он бросил нас с мамой — он был профессиональным хоккеистом, часто уезжал на игры, но я помню запах бекона и жареного хлеба; как я ел бутерброды с жареным сыром, пока он уминал свои любимые БЛТ. С тех самых пор я ненавидел вид и запах БЛТ. Но когда я по какой-то необъяснимой причине спросил у Зигги, что она любит есть в этой закусочной, и она сказала, что их БЛТ — лучшее, что она пробовала, я в итоге сказал Стиви, что возьму БЛТ.

Худшая часть — это то, что Зигги права. Сэндвич о*уенно хорошо. Я смотрю на него, затем поднимаю и откусываю ещё кусок. Этот кусочек даже лучше предыдущего: толстый ломтик томата смягчает хрустящий поджаренный хлеб; подкопчённый бекон смешивается с жирным майонезом, а листик салата дарит лёгкую хрустящую нотку.

Я его ненавижу. И обожаю. Чёрт, мне надо выпить.

— Вкусно, — говорю я ей, кладя сэндвич обратно в картонную коробочку и смахивая крошки с рук. — Просто… аппетит приходит ко мне постепенно.

Зигги поворачивается ко мне, и пронизывающие зелёные глаза изучают меня.

— Ты и насыщение — это как я и быть увиденной в закусочной, да?

Я перестаю жевать, и моя грудь сжимается, когда я вспоминаю, что она сказала в закусочной про то, чтобы быть комфортно увиденной.

«Это тяжело. Перемены… требуют времени».

Глядя на сэндвич, я пожимаю плечами.

— Возможно.

— Когда у тебя есть хоккей, принимать хорошие решения проще, да? Но когда идёт внесезонье, ты не принимаешь хорошие решения, потому что думаешь, что не заслуживаешь хороших вещей. Ты делаешь это лишь потому, что это делает хоккей возможным.

Я