Гламурная жизнь - Анна Грайфендер

Звонок пять:

«Пия, это снова Витта. Только что разговаривала с Леандером, все улажено. Он с удовольствием придет и будет очень рад, если ты составишь ему компанию. Так что в субботу через две недели, в двадцать ноль-ноль, у меня, я очень рада».

Да уж, я тоже рада, Витта. Особенно теперь, когда я знаю, в какую игру ты играешь.

Только с одним я еще не разобралась. Какую же она преследует цель? Просто захотела украсить праздник Леандером и продемонстрировать банковским коллегам своих знаменитых друзей? А вдруг она рассматривает его как подходящего преемника своего покойного мужа? Или просто пытается вставлять нам палки в колеса?

Какие только идиотские мысли не приходят в голову, если целыми днями вынуждена сортировать денежные купюры по цвету.

Как бы там ни было, я решила не выводить Витту на чистую воду.

Кто предупрежден, тот вооружен, поэтому пусть лучше она пребывает в убеждении, будто я понятия ни о чем не имею. А тем временем посмотрим, что же она предпримет дальше.

А Леандера я оставила с носом. Хочешь, чтобы с тобой считались, будь редкой птичкой.

Смешно, Макс оказался единственным, кто не отметился на моем автоответчике, хотя на его звонок я рассчитывала больше всего. Может, он все еще в коме?

Зазвонил телефон Катарина. Ей скучно. Воскресными вечерами она с детства испытывает страшную скуку.

Ей казалось, что по воскресеньям жизнь замирает, редко кто из друзей выражает готовность ее развлекать, потому что все (кроме нее) регулярно ходят на работу и морщатся при мысли о том, что в понедельник рано вставать. В галерее у нее, по счастью, имеется сотрудница, занимающаяся рутинными делами, так что на долю Катарины остаются только наиболее интересные проекты.

Она уговорила меня поужинать у них дома и сразу же заехала за мной. Даже так.

Когда мы на ее «ягуаре» приближались к фамильной резиденции фон Штейнбеков, Катарина упомянула, что очень гордится своим происхождением.

Ее семья — одна из самых влиятельных в стране, уже бабушки и дедушки накоротке общались со знаменитостями из сферы политики, экономики и спорта.

С их усадьбой связана масса исторических анекдотов, повсюду висят ценные картины и памятные фотографии.

Несмотря на огромные помещения, здесь сразу чувствуешь себя очень уютно, потому что залитые светом комнаты со вкусом обставлены, доминируют античные мотивы и кое-где стиль модерн.

Но главное — это сама семья, именно обитатели обеспечивают своему жилищу радостную и сердечную атмосферу. Желанным гостем является каждый, кто вносит оживление и разнообразие, потому что фон Штейнбеки без ума от событий, — чем необычнее, тем лучше.

Слово «скрытность» считается здесь иностранным, и как только ты получил право войти в тесный круг семьи, тут же вынужден распрощаться с правом на личные секреты. Фон Штейнбеки с удовольствием обсуждают чужие любовные истории, дают советы, хотя их никто не спрашивает.

Мы приехали прямо к ужину, родители и брат уже сидели за накрытым в саду столом.

Мама Катарины выглядела, как всегда, безупречно, глаза радостно сняли.

Отец, Константин фон Штейнбек, уютный человек с замечательным чувством юмора, уже принялся за закуску. Он был гурманом и не мог удержаться, когда домоправительница Матильда демонстрировала свои кулинарные таланты, к большому неудовольствию матери Катарины, постоянно заботившейся об уровне холестерина у своего мужа.

— Ну, Пупсик, откуда вы? — Отец до сих пор называл свою теперь уже тридцатилетнюю дочь ласковым прозвищем.

Катарина поведала о моей встрече с Леандером, что семейство, естественно, посчитало страшно волнующим. Меня расспрашивали добрых полчаса, пока Катарина не смилостивилась и не сменила тему: корь у Лилли.

Как и следовало ожидать, сидевший между мной и Катариной Герберт сразу же захотел пересесть подальше из-за потенциальной инфекционной опасности и все не мог успокоиться, хоть мать сто раз ему объяснила, что корью он успел переболеть в детстве.

— Да, Лилли тоже так думала, а теперь у нее красная сыпь и высокая температура. В моем возрасте с корью шутить не следует.

Герберт не только был ипохондриком, еще он питал склонность к преувеличениям.

— Но, собственно говоря, я мог бы этим воспользоваться и наладить контакт с ее новым другом доктором Себастьяном Зоммерфельдом. Кстати, я уже все узнал. Он учился в Тюбингене. А там отличный медицинский факультет.

Отец Катарины приподнял брови и полусердито-полувесело сказал:

— Да, Герберт большой любитель поболеть и фантазировать, вот это он не в меня.

— Безусловно, это по вашей линии, — возразила ему жена, — в вашей семье на протяжении многих столетий наблюдалась склонность к инцестам. Если бы тебе не удалось добиться моей руки, то в вашем клане не было бы притока свежей крови. Вместо этого ты бы женился на аристократической кошелке, и Герберт оказался бы не только ипохондриком, но и гордым носителем оттопыренной габсбургской губы.

Мне нравились перепалки родителей Катарины.

Самое главное, что после стольких лет брака, они все еще искренне любили друг друга и постоянно поддразнивали.

После чая мы удалились в «покои» Катарины.

Она прекрасно осознавала привилегированность собственного положения и умела это ценить.

Ее жизненный план давно был составлен.

Она знала, что сделает достойную партию и родит двоих-троих детей, таким образом исполнив свой долг. С помощью няни и прислуги ей будет не слишком трудно выполнять материнские обязанности.

Катарина просмотрела свой ежедневник. Деловых встреч было запланировано совсем немного, но это с лихвой восполнялось огромным количеством обязательных светских мероприятий. Она села на кровать.

— Знаешь, Пия, что-то я последнее время так устаю, какие-то у меня неприятные ощущения. Говорят, сейчас буйствует желудочно-кишечный грипп, может, и я его тоже подцепила. Или вот-вот начнутся месячные.

Катарина полистала календарь в поисках пометки «Визит Марианны», так она маскировала свои критические дни. Отсутствовавшие уже достаточно давно.

Она перелистнула еще несколько страниц назад и задергалась:

— Пия! У меня задержка, уже на десять дней.

Она побледнела.

— И ты только сейчас заметила? — Я не могла скрыть удивления.

— Столько волнений, столько всего случилось, сначала с тобой, а потом еще и с Лилли!

Она еще раз подсчитала дни и снова пришла к тому же результату.

У нее задержка!

А ведь она страстно выступала в защиту контрацептивных средств и презирала женщин, которые в двадцать первом веке умудряются допустить нежелательную беременность.