Дорожные работы - Стивен Кинг

— Выкладывайте, — сказал он.

— Что?

— Все, что у вас в карманах. Выкладывайте на стол.

Он хотел было возразить, но затем вспомнил о Мэнси, который стоял за плечом, и, пожав плечами, подчинился. И принялся выкладывать.

Сначала он достал из карманов пальто корешки от билетов, по которым они с Мэри в последний раз смотрели кино. Какой-то мюзикл, название которого не запомнилось.

Потом снял пальто. Начал последовательно опустошать карманы пиджака. Зажигалка «Зиппо» с выгравированными на ней его инициалами — БДД. Пачечка запасных кремней. Пачка сигарет. Таблетки от изжоги. Квитанция из авторемонтной фирмы, где ему установили зимние покрышки.

Посмотрев на квитанцию, Мэнси довольно ухмыльнулся:

— Да вас там как липку ободрали!

Он снял пиджак. В нагрудном кармане рубашки не нашлось ничего, кроме комочка ваты. Из правого кармана брюк он выгреб ключи от машины и сорок центов мелочью, в основном пятицентовыми монетками. По какой-то неведомой причине десятицентовики, которыми можно было платить за стоянку, вечно избегали его, а вот пятицентовики, которые для этой цели не годились, сыпались как из рога изобилия.

Затем он достал из заднего брючного кармана бумажник и положил на стекло рядом со всем остальным.

Мальоре взял бумажник и, покрутив в руках, уставился на выцветшую монограмму — Мэри подарила бумажник на его день рождения четыре года назад.

— Что означает среднее «Д»? — спросил Мальоре.

— Джордж.

Мальоре раскрыл бумажник, извлек наружу все содержимое и разложил перед собой, словно пасьянс.

Сорок три доллара — две двадцатки и три однодолларовые купюры. Кредитные карточки: «Шелл», «Саноко», «Арко», «Грантс», «Сирс», «Супермаркет Кери», «Америкэн экспресс». Водительские права. Страховая карточка. Карточка донора, вторая группа крови. Библиотечная карточка. Пластиковая раскладушка с фотокарточками. Закатанное в пластик свидетельство о рождении. Старые счета и квитанции; некоторые из них уже расползались по сгибам. Выписки из банковского счета, среди которых попадались даже такие, что были датированы еще прошлым июнем.

— Что это за мусорная свалка? — раздраженно спросил Мальоре. — Вы никогда не наводите порядок в собственном бумажнике? Набиваете его всякой дрянью и таскаете с собой? Да так он и года не протянет.

Он пожал плечами:

— Просто я не люблю расставаться со своими вещами.

Он вдруг задумался — как странно: он обиделся, когда Мальоре назвал его засранцем, а вот унизительный обыск нисколько не вывел его из себя.

Мальоре раскрыл раскладушку, заполненную фотоснимками. На первом из них была Мэри, которая дурашливо закатила глаза и высунула язык. Старая карточка. Мэри на ней была совсем худенькая.

— Ваша жена, что ли?

— Да.

— Наверное, хорошенькая, когда не позирует фотографу, — заметил Мальоре.

Он посмотрел на следующую и улыбнулся.

— А, ваш малыш? У меня почти такой же. Сколько ему лет? В бейсбол играет?

— Да, это был мой малыш. Он умер.

— Жаль. Несчастный случай?

— Опухоль мозга.

Мальоре сочувственно поцокал языком и просмотрел оставшиеся фотографии. Дом на Западной Крестоллен-стрит. Он рядом с Томом Грейнджером в прачечной, возле стиральных машин. Он же на трибуне во время собрания работников служб быта, представляя оратора. Барбекю на заднем дворе, где он стоял в поварском колпаке и фартуке с надписью ПАПОЧКА ЖАРИТ, А МАМКА КЕМАРИТ.

Мальоре отложил раскладушку в сторону, сложил кредитные карточки в стопку и придвинул ее к Мэнси.

— Сними с них копии, — сказал он. — А заодно и с банковских чеков. — Он хохотнул. — Похоже, его жена тоже держит его чековую книжку под замком, как и моя.

Мэнси устремил на него вопросительный взгляд.

— Уж не собираетесь ли вы иметь дело с этой подсадной уткой? — осведомился он.

— Не называй его подсадной уткой, и, возможно, он больше не обзовет меня мудозвоном. — Мальоре невесело усмехнулся. — И не учи меня жить, Пит. За собой лучше смотри.

Мэнси подобострастно хихикнул и вышел, забрав с собой кредитные карточки.

Дождавшись, пока закроется дверь, Мальоре посмотрел на него и снова хохотнул.

— Мудозвон, — промолвил он и покачал головой. — Ну надо же, а ведь до сих пор мне казалось, что меня уже по-всякому обзывали.

— Зачем ваш человек собрался копировать мои кредитные карточки?

— У нас есть доступ к компьютеру, — ответил Мальоре. — На временной основе. Знание нужных кодов помогает проникнуть в банки памяти пятидесяти главных корпораций, которые действуют в нашем городе. Вот и я собираюсь вас проверить. Если вы легавый, мы это быстро выясним. Если ваши кредитные карточки липовые, мы это тоже мигом установим. Как, впрочем, и то, что они настоящие, но принадлежат не вам. Хотя, должен признаться, вы меня убедили. Надо же — мудозвон. — Он покачал головой и расхохотался. — Вчера, случайно, не понедельник был? Ваше счастье, мистер, что вы меня не в понедельник так окрестили.

— Ну а теперь-то я могу вам сказать, что мне нужно?

— Бога ради. Будь на вас хоть шесть магнитофонов, вам меня все равно не подловить. Ловушки ваши мне нипочем. Однако сейчас я ничего слушать не хочу. Приезжайте завтра в это же время, и я сообщу вам, буду вас слушать или нет. Однако даже если вы и чисты, я не обещаю, что соглашусь вам что-нибудь продать. Знаете почему?

— Почему?

Мальоре снова расхохотался:

— Потому что, на мой взгляд, вы чокнутый. У вас не все дома. Ясно?

— Почему? Только из-за того, что я вас так обозвал?

— Нет, — помотал головой Мальоре. — Но вы напомнили мне одну историю, случившуюся со мной, когда я был еще ребенком; одного возраста с моим сыном. Был в нашем райончике один пес. Мы жили тогда в райончике Адское чрево, в Нью-Йорке. До войны еще, во времена Великой депрессии. Так вот, был там один малый, Пиацци, который держал собаку, здоровенную черную суку-метиса по кличке Андреа. Однако все мы называли ее просто собакой мистера Пиацци. Она все время сидела на цепи, но, несмотря на это, озлобленной не была. До поры до времени. Я имею в виду тот самый жаркий денек в августе. Году так в тридцать седьмом. Псина вдруг набросилась на ребенка, который подошел к ней слишком близко, и он угодил на месяц в больницу. Тридцать семь швов на шею наложили. Однако я знал наперед, что так случится. Собака целыми днями сидела на солнцепеке, день за днем, все лето. Примерно в середине июня она перестала вилять хвостом при приближении детей. Потом стала глазами вращать, а вскоре и рычать. Когда это с ней началось, я перестал ее гладить. Собаку мистера Пиацци. А другие ребята надо мной подтрунивали: «Ты что, Сэлли, сдрейфил, да? Обоклался?» А я отвечал: «Нет, я не сдрейфил, но я и не такой болван. Собака озверела, это слепому видно». А они только смеялись в ответ: «Собака мистера Пиацци не кусается, это всем известно. Ей хоть в самую пасть голову засунь, и то она не укусит». А я отвечал: «Да гладьте ее сколько влезет, кто вам не дает? А вот я обожду». И вот они прыгали вокруг и орали: «Сэлли сдрейфил, Сэлли — трус, Сэлли — трусливая девчонка, Сэлли за мамину юбку цепляется!» И так далее. Сами знаете, как себя дети ведут.

— Знаю, — кивнул он.

Мэнси вошел и остановился в дверях, слушая их разговор.

— Так вот, самый горлопанистый из них в итоге и поплатился. Луиджи Бронтичелли, так его звали. Правоверный иудей вроде меня. — Мальоре снова захохотал. — Жара в августе стояла такая, что можно было на тротуаре яичницу жарить, и он выбрал именно этот день, чтобы подойти и погладить собаку мистера Пиацци. С тех пор он говорит так, что его с трудом расслышать можно. Сейчас он держит парикмахерскую в Манхэттене и его называют Шепчущий Джи. — Мальоре улыбнулся. — Так вот, вы напоминаете мне собаку мистера Пиацци. Пока вы еще не рычите, но уже вращаете глазами, вздумай кто вас погладить. А уж хвостом вилять давно перестали. Пит, верни ему вещи.

Мэнси отдал ему все, что он выкладывал из карманов.

— Приходите завтра утром, и тогда потолкуем еще, — произнес Мальоре, глядя, как он снова набивает бумажник. — И я бы на вашем месте все-таки выкинул все лишнее. Не бумажник, а мусорная свалка.

— Может, и выкину, — глухо промолвил он.

— Пит, проводи его до машины.

— Хорошо.

Он уже выходил из двери следом за Мэнси, когда Мальоре снова его окликнул:

— А хотите знать, мистер, какая судьба постигла собаку мистера Пиацци? Ее забрали на живодерню и усыпили в газовой камере.