7 жизней. Роман - Сергей Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кирилл поспешно посмотрел на часы:
– Полдевятого.
– К одиннадцати в А. будете точно, на.
– Я не буду больше, Паш. Я же говорил, – предупредил Алик, увидев, что Пашок взял его стакан.
– Да ладно, не ломайся, как баба!
– Я не ломаюсь, просто больше не хочу пить.
– Кто так делает? Все пьют, и ты давай, не выделывайся.
– Я не выделываюсь.
Лицо Пашка стало каменным:
– Вот, знаешь, на, не люблю я таких людей, как ты. Волосатых, на. Все вы, сука, пидоры и ссыкуны, на.
– Я не пидор…
– Значит, ссыкун!
– Нет…
– Паш, хватит, а! – попыталась снять напряжение Наташа.
Но Пашок как будто даже не услышал её.
– А если я тебе сейчас суну разок?
Алик промолчал. Артём испугался и вскочил с лавки. Он чувствовал, что назревает драка и хотел как-то устраниться от неё, но не знал как. Никто не хотел ничего предпринять, чтобы предотвратить это. Все только молча ждали, что будет. Кирилл вытянулся в струнку, а Наташа и вовсе отвернулась.
Артём подошёл к окошку и зачем-то заглянул в него. Он знал, что выглядел глупо, но ничего не мог с собой поделать. Страх сковал его и не позволял даже смотреть на то, что должно было произойти. Поэтому тот момент, когда Пашок ударил Алика, прошёл мимо его глаз. Артём заставил себя повернуться только благодаря проснувшемуся Петровичу, пьяный голос которого невероятно обрадовал его:
– Хорош, хорош! Ребята, вы что?
Закричала и Наташа:
– Паш, что ты всегда руки распускаешь? Хватит, а!
Алик лежал на полу, из носа у него текла кровь, а Пашок оскорблял его и бил ногами.
– Ты чё хотел, сука, на?
– Паша! Паша! – Наташа прыгала в истерике. – Кирилл! Кирилл, ты что сидишь? Разними их!
– Ты чё хотел, на? – исступлённо ревел Пашок, осыпая Алика ударами.
Петрович, вскочив, подбежал к ним и ухватил Пашка сзади за шею. Тогда и Артём тоже нашёл в себе силы вмешаться. Вдвоём они стали оттаскивать Пашка от Алика. Им на помощь пришла Наташа. А затем подоспел и Кирилл. Общими усилиями удалось скрутить Пашка, но он, упираясь, продолжал пыхтеть:
– Ты чё, сука, на?
Когда всё-таки Пашок сдался и рухнул на лавку, Алик поднялся. Он был весь в крови – и лицо, и руки, и куртка на рукавах, груди и воротнике.
Петрович, оглядев его, посочувствовал:
– Надо воды… Умыться ему… Нет воды?
Артём покачал головой.
– У меня в рюкзаке бутылка минералки, – тихо, но вполне отчётливо, произнёс Алик.
Артём, кинувшись к его рюкзаку, нашел её.
– Давай полью, – предложил он.
Они вышли на крыльцо. Ветер сильно сдал, вместо снега еле-еле капал мелкий дождь, и стало теплее, чем днём. Артём полил из бутылки Алику на руки, и тот умылся.
– Принеси мой рюкзак. Я пойду, – попросил он.
Артём с готовностью повернулся к двери, но тоненький укор совести остановил его. «Куда он пойдёт? Пешком до А.?» – пронеслось в голове, а с губ сорвалось:
– Куда?
– В Красный Восход, – ответил Алик.
Совесть умолкла, и Артём забежал в комнату. Кирилл и Наташа встретили его встревоженными, искажёнными лицами, Петрович, стоявший у окошка, проводил неуспевающими затуманенными глазами, а Пашок с сигаретой в зубах даже не повернул голову в его сторону. Артём, схватив Аликов рюкзак, незамедлительно вернулся на крыльцо.
– Пока.
– Пока.
Алик надел рюкзак на плечи и пошёл в сторону шоссе. Он уходил, как герой, как первомученик Стефан на небо, побитый камнями фарисеев. Артём восхищался им. И само небо выглядело светлым и умиротворённым. Крыша домика больше не стонала и не скрипела, а деревья шелестели так красиво и сентиментально, будто и не было ни урагана, ни грозы, ни всего прочего, дурного, чем с лихвой насытился этот день.
Артём возвратился в комнату и сел за стол. Наташа крепко прижалась к Пашку, а тот угрюмо уставился в свой стакан. Петрович, уперевшись рукой в стену, смотрел в окно. Кирилл, зачем-то потерев пальцами лоб, робко спросил:
– Где он, Алик-то?
– Сказал, что пошёл в Красный Восход, – ответил Артём.
– Да вон он, машину тормознул какую-то, – подтвердил Петрович, легонько стукнув ногтём по стеклу. – В ту сторону ехала. Сейчас мигом там будет.
Все замерли, и в комнате воцарилась такая тишина, какой сегодня никак не ожидалось. Даже жутко стало. Складывалось ощущение, что с уходом Алика домик нечто потерял и почему-то стал значительно злее. А ещё казалось, будто в нём готовится что-то, будто должно произойти что-то плохое. Трудно было объяснить эту тревогу, странное беспокойство.
Артёму захотелось поскорее уйти из домика. Он никак не мог отделаться от этих мыслей. Чтобы заглушить их, Артём взял свой стакан с нетронутым из-за драки вином и выпил.
– Правильно, – ободрился Пашок. – Чё горевать, на. Сам виноват, на. Выпил бы, на, и пошёл бы, куда ему надо. Натаха выпить захотела, а у неё сегодня день рожденья, между прочим, на!
– А что же вы сразу не сказали? – удивился Кирилл.
– Потому что вы нам нет никто! – гневно зыркнула глазами Наташа.
– Я как раз хотел сказать, на, – осадил её Пашок. – А он в залупу попёр: «Не буду больше», «не буду больше»! Кто так делает?
– Но он же не знал… – осторожно вставил Артём.
Наташа заплакала:
– Это я виновата… Я и не хотела говорить… На мой день рожденья всегда что-нибудь случается… Я ненавижу свой день рожденья…
Петрович подскочил её успокаивать:
– Не плачь, ничего страшного не случилось, – попытался погладить по голове, но Пашок отпихнул его, – давай сейчас выпьем за твой день рожденья!.. Сколько тебе исполнилось?
Она, уткнувшись Пашку в плечо, не ответила ему. Тогда он, поймав на столе свою «чекушку» с остатками водки, провозгласил:
– За тебя, Наташенька! Живи, дочка, долго и счастливо!..
Но Пашку и это не понравилось.
– Давай, батя, пей, и вали в свою Брехаловку. Ты надоел уже.
Петрович развёл руками в знак беспрекословного согласия – мол, что поделаешь – и с отталкивающим благоговением, медленно, опустошил бутылку.
– За тебя, Наташ, – сказал Кирилл и тоже выпил.
Пашок оттаял и налил ещё по одной.
Артём уже с первым глотком почувствовал, как опьянение наваливается на него. Такое резкое, навязчивое и тягостное, подобное послевкусию от этого вина. Лица людей стали размазанными и нечёткими, неуправляемо перещёлкиваясь, как слайд-шоу. Артём поплыл. Но хорошо не было, и спокойно тоже. Мысли путались, хотя в паутине этой очень отчётливо вырисовывалось чувство, будто что-то упущено и позабыто. Артём, напрягая сознание, изо всех сил пытался вспомнить, что именно. То, что дома его ждёт мама с разносом – это он помнил. И то, что ушёл Алик, и стало пусто, тоже. И о Маше он не позабыл. Тогда что же? А, точно! Артём вспомнил, что хотел уйти отсюда. Куда? Да куда душе угодно. Хотя бы, к примеру, к Маше в лагерь.
Пробравшись через слайды, Артём нашёл изображение Кирилла и, запинаясь, обратился к нему:
– Объясни мне… пожалуйста, поточнее… как добраться до «Звёздочки»?
Кирилл засмеялся и хриплым голосом Пашка ответил:
– У-у!.. прямо… Батюшка нажрался!.. налево…
– А зачем ему в «Звёздочку»? – спросил кто-то.
Артём попытался найти изображение говорившего и поймал искажённую смехом физиономию Пашка. А Наташа голосом Кирилла пролепетала что-то вроде:
– У него там… надо его… друг какой-то есть… отвезти туда…
– Я его туда отведу, – предложил кто-то.
Потом все встревожились, подняли такую шумиху, что вообще ничего нельзя было разобрать. Наконец, его оторвали от лавки и выволокли на свежий воздух. Картинка накренилась и, соскользнув по стволу какого-то дерева, уткнулась в грязно-белую землю. Артёма стошнило.
«Кто-то» оказался Петровичем. Он сказал:
– Пошли, отведу тебя в твою «Звёздочку».
– Пока, Артём, – послышался голос Кирилла где-то сзади.
Реагировать было тяжело и лениво. Удалось только еле-еле кивнуть головой. Петрович взял Артёма под руку, и повлёк к тропинке. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они ступили на нее. Хотелось упасть и уснуть, наслаждаясь прохладой и свежестью снега.
На тропинке Артёма снова вырвало. На этот раз рвало основательно, аж наизнанку выворачивало. И мучения не прошли напрасно – стало значительно легче.
Выйдя к Пашковой машине и двинулись по лесной дороге.
– Машину кто-то бросил… – пробормотал Петрович.
Он вообще всё время что-то приговаривал. Типа «не переживай», «с кем не бывает», «доберёмся», «тут рядом». В итоге Артёму надоело его слушать, и он, надев наушники, включил плеер.
«Мы с тобой за шальной игрой…» – музыка подействовала отрезвляюще, прозвучавшей так мрачно, точно заодно с депрессивной чернотой деревьев, пугающе нависших над дорогой.
«Бесимся, бесимся…», – шептали деревья вместе с голосом из наушников.
Наконец, появилась развилка, и Петрович потянул Артёма влево.