Клетка - Алексей Погорелый

Доктор, с покрасневшими усталыми глазами, сказал, что Лину можно забирать домой.

— Ей необходимо спокойствие и отдых, — сказал врач, выписывая рецепт. — Девушка пережила сильное нервное потрясение. Попьет неделю успокоительные препараты и все пройдет.

Миша взял рецепт и зашел в палату к Лине.

— Привет, Ленка, — улыбнулся Баталов с порога.

Девушка не ответила. Влажные глаза на бледном лице с упреком смотрели на Мишу. Баталов переложил со стула на кровать пакет с костюмом, который передал Злой.

— Переодевайся, я отвезу тебя домой.

Миша вышел из палаты и прошел в конец коридора в процедурный кабинет. Медсестра обработала раны на ноге Баталова и перебинтовала посиневшую ногу, на прощанье пригрозив, что можно занести инфекцию, если так редко менять повязку. Миша пообещал исправиться. Когда он вернулся в палату, Лина сидела на кровати опустив голову. Черные нечесаные волосы падали на лицо. Спортивный костюм жены Злого оказался ей мал, из-за этого Лина выглядела еще более несчастной. Миша присел рядом, отодвинул прядь волос и осторожно поцеловал девушку в лоб над правым глазом. Лина прижалась к груди Баталова.

— Давай уедем из этой ужасной страны. У меня есть деньги, — сказала она. — Оставь свою работу, всех убийц не переловишь. И ты не вернешь этим своего брата.

Миша резко дернулся, но Лина крепко держала его за плечи. Девушка умаляющее заглянула в глаза Михаилу.

— Ты становишься злым и жестоким. В Дхармсале ты избавишься от своих демонов. Это благословенная земля. Там все дышит миром, — шептала горячо Лина. — Я хочу семью, детей. Давай уедем отсюда навсегда.

— Я подумаю, — сказал Миша и поцеловал девушку в соленую от слез щеку.

***

Приехал на «Форде» Алик. Миша отвез Лину в салон и забрал свой пистолет и удостоверение.

— Покажи ногу, — сказала Лина.

— Зачем?

— Покажи, — с напором сказала она.

— Меня ранили! — разозлился Миша. — Моего напарника чуть не убили! И я никуда не уеду пока не найду убийцу, который детям отрубает руки и ноги. Понятно тебе, — сказал Баталов уже спокойно и передал Лине рецепт. — Лечись, — сказал Миша и вышел из китайского домика, быстро прошел сад камней, не обратил внимания на поклонившегося стриженого вьетнамца в ливрее, сел в машину, громко хлопнув дверью.

Алик вез Баталова по мокрому городу. Из динамиков пел Шевчук о Родине, Миша попросил поменять кассету, Алик поставил «Наутилус Помпилиус». «На двоих у нас с тобой одно дыхание», — убеждал Бутусов. Миша выключил магнитофон, Алик деликатно промолчал.

Баталов сказал водителю припарковаться возле старого дома не далеко от бани. Микроавтобуса Кириченко Миша не заметил.

— Если появится «Фольксваген», за которым мы прошлый раз следили — маякни мне на мобильник, — сказал Баталов Алику и пошел к двухэтажному зданию, выложенному желтой плиткой.

За стеклянной дверью был холл с высоким потолком, слева, занавешенный красными бархатными шторами, вход в бар, прямо — дверь в душевые. Баталов повернул направо и поднялся по широкой лестнице на второй этаж. Миша вошел в просторную раздевалку бани. Громко работал телевизор, подвешенный к стене на кронштейне из металлического уголка. Возле стены стоял ряд шкафчиков, в одном из них копался худощавый парень с татуировкой церковного собора на спине. В углу, за круглым высоким столом пили пиво три мужика завернутые в простыни. Голый старикан в серой шапочке из войлока и синим профилем Сталина на груди поднялся с деревянной скамейки и пошел к двери в конце помещения, болтая на ходу причиндалами и прозрачным кульком с туалетными принадлежностями. Миша подошел к двери окрашенной белой краской и трафаретной черной надписью «Банщик». Баталов вошел без стука и плотно прикрыл за собой дверь. Коротко стриженый мужчина с продолговатым грубым лицом поднял глаза на Баталова. «Сидел», — определил Миша по взгляду банщика.

— Чего тебе? — мужчина встал из-за стола, поправив белый халат. Его голова оказалась на уровне Мишиной груди.

— Сесть, — скомандовал Баталов и показал банщику удостоверение. — Документы покажи.

— У меня все на мази, — банщик непонимающе развел руки в стороны. — Ты со своими перетри сначала.

— Не на баню документы. Паспорт свой давай сюда.

— Ну ты даешь, начальник, — банщик достал из кармана рубашки паспорт.

Баталов сел на свободный стул, достал блокнот и начал записывать данные из паспорта.

— А что случилось, начальник? — банщик заметно нервничал.

— Этого знаешь? — Миша положил на стол фотографию Кириченко.

— Ну, бывает иногда.

— С кем здесь общается? — продолжал давить Баталов.

— А я знаю? — поднял плечи и расширил глаза мужик. — Я же за ними не подглядываю.

— Ты за что сидел, Витя?

— По 158-ой.

— Вор значит, — зло сказал Миша и спрятал блокнот в карман. — А хочешь за наркотики сесть? Найдется у тебя здесь грамм десять герыча? Если я захочу, то обязательно найдется.

— Не по закону, начальник.

— Послушай, Витя. — Баталов ткнул пальцем в фотографию Кириченко. — Вот этот урод детям позвоночник вырывает, а потом пиво с таранькой у тебя в бане кушает. Это по закону? Говори, с кем он тут базарит или паровозом за ним пойдешь!

— Это маньяк тот? — спросил Витя.

— А ты откуда знаешь?

— Так о нем весь город уже знает!

Миша промолчал, мысленно матеря Алену Вербицкую и программу «Криминальный Приморск». Банщик, задумавшись, потер левой рукой подбородок.

— Заходит тут еще один. С ним разговаривал, — Витя кивнул на фотографию Кириченко.

— Как выглядит? — подался вперед Баталов.

— Худой, — вспоминал банщик, — но жилистый такой. Глаза пустые, как обдолбаный. Не из наших. Мужик. Все вроде.

— Особые приметы? Шрамы, родинки, татуировки?

— Ага, была у него наколка армейская. ПВО.

— Точно? — заглянул в глаза банщика Баталов.

— Сто пудов.

Баталов вложил свою визитную карточку в паспорт банщика.

— Если тип с наколкой здесь появится — сразу звони, — сказал Баталов. — И не дай бог кому-то ляпнешь, что я к тебе заходил. Урою на хрен.

***

Баталов с Аликом поехали в микрорайон, где родился и вырос Владимир Александрович Кириченко. Узкие улочки с булыжной мостовой, колодцы дворов с одноэтажными халупами и трехэтажными коммунальными домами, которые держались на честном слове и подпорках из ржавых рельс. Старая школа дореволюционной постройки, за забором детский сад. Толстые стволы акаций хищно раскинули голые ветви. Мрачное небо над головой. «Стаи ворон не хватает», — с иронией подумал Миша, вспоминая, как провел свое детство в этом районе.

Баталов с Аликом до вечера опрашивали бывших соседей, одноклассников и воспитателей Володи. По крохам собиралась интересная для следствия информация. Замучившись ворошить прошлое тридцатилетней давности, Баталов с Аликом поехали перекусить в «Бегемот». Потом Миша, взяв с собой Егоровну, решил проведать Кулиша. В охраняемой двумя автоматчиками палате майор был единственным пациентом. Рядом с кроватью на стульях сидела миловидная женщина средних лет и белокурая девушка. «Бывшая с дочкой», — громко прошептала Егоровна на ухо Баталову и осталась в коридоре.

Кулиш выглядел лучше, чем до ранения. Лицо приобрело здоровый розовый цвет. Глаза прояснились и, с не свойственным для Кулиша дружелюбием, смотрели на лейтенанта. Кулиш легко улыбнулся Мише.

— Я на секунду, майор, — сказал Миша, положив пакет с апельсинами на тумбочку рядом с вазой наполненной фиолетовыми гиацинтами. — Ты кому-нибудь говорил, что поедешь ночью осматривать дом Кириченко?

Кулиш насупил брови. Миша понял, что сейчас майор ничего не вспомнит.

— Ну, ладно, позвонишь позже, — сказал Миша. — Не буду вам мешать. — Баталов посмотрел на женщин, кивнул на прощанье Кулишу и вышел.

Миша оставил Алика с машиной на улице Железнодорожной, а сам прошел пешком к дому Кириченко — в окнах горел свет. Баталов постучал в железные ворота соседа. Глухим басом залаяла собака.

— Кого принесло? — послышался старческий голос.

— Участковый! — громко крикнул Баталов.

Через минуту со скрипом открылась калитка. Тощий старик в телогрейке, наброшенной на серую майку, с вызовом посмотрел на лейтенанта.

— Ты не участковый, — сказал старик.

— Тихо, мужик, — Миша показал удостоверение. Старик изучил его приблизив морщинистое лицо.

— И чего надо?

— У соседа твоего какая машина? — спросил Баталов кивнув в сторону дома Кириченко.

— Большая, белая, — ответил старик.

— Марка какая?

— Иностранная. На «Уазик» похожа.

— И давно она у него? — вздохнул Миша.

— А как переехал, — сказал старик.

— И всегда одна и та же? На другой белой машине, похожей на эту, он не приезжал?