Русская религиозная аксиология - Вячеслав Лукьянов

Таким образом, результатом духовного воспитания и самовоспитания человека выступает построение «духовного Кремля». По его мысли, «духовный Кремль» – это те «волевые стены» индивидуального духа, которые позволяют сформировавшейся личности противостоять злу. Как он подчеркивает, «чувство стыда, чувство долга, живые порывы совести и правосознания, потребность в красоте и в духовном сорадовании живущему, любовь к Богу и родине – все эти истоки живой духовности, в единой и совместной работе создают в человеке те духовные необходимости и невозможности, которым сознание придает форму убеждений, а бессознательное – форму благородного характера»[158]. Именно эти «духовные необходимости» сообщают целостное единство и определенность «личному бытию», они образуют «некий духовный уклад, как бы живой костяк личного духа», который поддерживает его строение, его «оформленное бытие, сообщающий ему мощь и державу».

Построение «духовного Кремля» оказывается возможно, если в процессе воспитания сформирована способность к «самостроительству» и «самоуправлению». По его словам, «воспитывать человека значит приучать его к самостоянию и самообладанию во всех областях жизни». Личность обретает духовный характер тогда, когда научается самостоятельно наблюдать, исследовать и мыслить. Когда приобретает способность ставить себе жизненные цели и осуществлять их верными средствами. Когда вырабатывает «себе характер, т. е. систему необходимых духовных актов – акт совести, акт миросозерцании, акт волевого самоуправления, акт правосознания, акт дисциплины и др.»[159]. Поэтому дух – «самостоятельный творческий центр».

Распадение этого духовного костяка, размывание этого духовного уклада «означало бы духовный конец личности», которая в результате этого может превратиться «в жертву дурных страстей и внешний воздействий». Кризис духовности связан с отсутствием единого «духовного центра»: «плюралист, всегда распадающийся на множество внутренних "течений", и релятивист, для которого все условно и относительно, ничему не преданный безусловно и не имеющий единого первоисточника жизни, – он только кажется людям единым существом с духовно-волевым, самоуправляющимся центром. И противоречие является сразу – сущей трагедией и великим соблазном. На таких людей нельзя полагаться. На них нельзя построить какой-то жизнеспособной организации: ни семьи, ни корпорации, ни церкви, ни государства. Эпоха, когда такие люди преобладают, становится эпохой разложения и крушения»[160].

Фактически Ильин, используя эту метафору («духовный Кремль»), говорит о целостной системе непротиворечивых ценностных ориентаций личности. В современной психологии и социологии данное образование фиксируется с помощью понятия «иерархическая система диспозиций личности» (В. А. Ядов). Возникновение этой системы Ильин не без основания связывает с лично пережитым опытом человека («который должен быть выстрадан и выкован каждым из нас самодеятельно и свободно»), с его автономией как самодеятельного существа: «Дух или живет автономно, или не вступает в жизнь и остается в потенциальном состоянии. Поэтому зрелость души измеряется объемом, глубиною и цельностью ее автономного самоопределения»[161].

По Ильину, дух – это не только энергия видения, но и «энергия действования»; дух есть «концентрация сил не только для восприятия Совершенного, но и для осуществления его»[162]. Сама деятельность, поступки человека зависят от той «основной духовной установки человека», которая не дается «легко и просто», а является итогом «подготовляющей духовной работы». Ибо «человек в действии всегда бывает на той высоте, на которой он подлинно жил до испытующего и проверяющего его душу действия». Поэтому поступок человека «безжалостно подводит итог всему достоянию, пробуждая дремавшее, обнаруживая невидимое и проявляя сокровенное. Действие человека есть его выявленное бытие». В этой связи он справедливо утверждает, что ни один поступок человека не является случайным. Каждый поступок – это «созревший результат всей его предшествующей жизни, проявление всего его личного уклада». Человек совершает поступок «не только усилием, фактически его осуществляющим, но и всем процессом своей предшествующей жизни». При этом «если душа человека чиста, то верен будет и ее поступок, несмотря на свое видимое несоответствие законам праведности, и обратно: даже самые праведные поступки нечистой души – будут неверны»[163].

Концепция духовной культуры личности стала для Ильина теоретическим фундаментом осмысления тех будущих задач, которые встанут перед Россией в посткоммунистический период (статьи, посвященные этой проблематике, были им написаны в 40-50-е гг. XX в.). Фактически религиозный мыслитель пытался сформулировать те задачи, которые именно сегодня во всей своей полноте встали перед нашим Отечеством[164].

Таким образом, проведенный анализ показал, что

– И. А. Ильин не употреблял в отношении своих теоретических построений термина «аксиологическая теория», хотя по существу в своих работах он и опирается на теоретико-ценностный подход;

– Ильин разработал целостную и всестороннюю концепцию духовной культуры личности, показав существование определенных законов и аксиом духовной жизни, выявив некий инвариант духовности (т. е. то, без чего не может состояться духовный мир личности – будь то светский или религиозный его разновидности);

– по Ильину, душа человека не творит своих законов, а подчиняется им и не может их изменять по собственной прихоти; среди этих законов – ориентация на «некую высшую, всё определяющую ценность», «закон духовного отождествления через веру» и др.;

– духовная жизнь состоит в том, что «человек утверждает в себе известные, объективно-ценные жизненные содержания, и утверждает себя ими»; важнейшая аксиома человеческого духовного опыта – без духовных идеалов, без ориентации на «Совершенство» не может быть полноценной духовной жизни; собственно духовность и начинается с ориентации на идеал;

– различая два ряда ценностей, религиозный мыслитель связывает их с двумя родами опыта: (1) чувственным, внешним, материальным; (2) нечувственным, внутренним, духовным; только внутренний духовный опыт делает «человекообразное существо воистину человеком, т. е. духовной личностью» (однако, современное человечество связало себя с внешним, материальным опытом и пренебрегает нечувственным, внутренним, духовным опытом);

– кризис культуры связан с «внутренним расколом, душевной расщепленностью, духовной нецельностью» современного человека, пренебрегающего законами духовной жизни, утратившего ориентацию на «Священное», на «Совершенство»;

– на наших глазах происходит «крушение нашей культуры», которое, во-первых, проявилось в том, что она позволила сложиться, окрепнуть и «победоносно выступить новому духовному варварству»; во-вторых, в том, что она сумела противопоставить этому духовному варварству только «формальную цивилизацию, чувственное разложение и хозяйственную жадность»; на место культуры приходит «мнимая культура», «лжекультура», «дурная цивилизация»;

– для того, чтобы преодолеть «болезнь духа», «исцелиться» от нее необходимо «строить свою личность»; результатом «самостроительства» и «самоуправления» выступает построение «духовного Кремля», т. е. тех «волевых стен» индивидуального духа, которые позволяют сформировавшейся личности противостоять злу.

Раздел 2

Задачи возрождения человека и культуры в посткоммунистической России

2.1. Самобытность русской культуры и модернизация общества: наследие отечественной религиозной философии и современность

Обращаясь к проблеме самобытности, Н. А. Бердяев подчеркивал, что русскую самобытность «не следует смешивать с русской отсталостью». С его точки зрения, «темный Восток, удерживающий ее на элементарных стадиях, Россия должна в себе победить». Отсталость России должна быть преодолена творческой активностью, культурным развитием. Наиболее самобытной «будет грядущая, новая Россия, а не старая, отсталая Россия. Подлинное национальное сознание может быть лишь творческим, оно обращено вперед, а не назад»[165]. Несколько иную позицию занимал И. А. Ильин, который полагал, что «отсталая в плане цивилизации, Россия всегда оставалась самобытной в своей культуре и творчески развитой страной»[166]. Не существует некоей единой «общеобязательной западной культуры», перед которой все остальное «темнота» или «варварство»; Запад «нам не указ и не тюрьма»; его культура отнюдь не идеал совершенства. Как подчеркивал Г. П. Федотов, «более глубокое погружение в источники западной культуры открыло для всех – еще не видевших – великолепную красоту русской культуры»[167].