Русская религиозная аксиология - Вячеслав Лукьянов

Исходя из этого, русские религиозные философы видели задачу русского народа в творчестве самобытной духовной культуры. Как отмечал И. А. Ильин, перед нами стоит задача «творить русскую самобытную духовную культуру из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом смысл русской идеи». Аналогично этому Н. А. Бердяев подчеркивал, что самобытный тип русской души «уже выработан и навеки утвержден». Поэтому «русская культура и русская общественность могут твориться лишь из глубины русской души, из ее самобытной творческой энергии. Но русская самобытность должна, наконец, проявиться не отрицательно, а положительно, в мощи, в творчестве, в свободе»[168].

Проблематика самобытности культуры оказалась актуальной не только для России, но и для всех стран, вступающих на путь модернизации. В материалах ЮНЕСКО самобытность интерпретируется как «жизненное ядро культуры» и ставится вопрос о необходимости сохранения культурного многообразия на нашей планете. Фактически религиозные философы затронули в своих размышлениях о самобытности русской культуры одну из центральных культурологических проблем современности. Следует подчеркнуть, что, в настоящее время принцип сохранения национальной и цивилизационной самобытности общества в ходе модернизации окончательно закрепился в научной теории[169]. Как же трактовали феномен самобытности отечественные мыслители?

«Русскость русского духа» И. А. Ильин связывал с явлениями внутренней духовной жизни человека, используя для их характеристики такие термины как «душевно-духовный акт», «заряд духовного темперамента», «сердечное созерцание», «живое созерцание», «русский дух», «поющая русская душа», «душевный уклад человека» и др. Опираясь на современную терминологию, можно интерпретировать это представление как попытку дать всестороннюю характеристику этнической (национальной) картине мира. Действительно, каждый этнос формирует собственную картину мира. Поэтому русский человек и характеризуется своеобразием мировосприятия, мироощущения и мировоззрения, которые являются тремя главными компонентами картины мира. Если исходить из того, что картина мира является интегральной типологической характеристикой культуры, и что каждый этнос отличается от другого своеобразием элементов и структурой картины мира, то становится понятным то, что «русскость русского духа» связана с неповторимостью, уникальностью картины мира русского человека, стержнем которой выступают духовные ценности.

Уточняя свою позицию И. А. Ильин отмечает, что нашу национальную задачу мы должны верно понять, «не искажая ее и не преувеличивая». Мы должны заботиться не об оригинальности нашей, а о «предметности нашей души и нашей культуры»; оригинальность же приложится сама, расцветая непреднамеренно и непосредственно. Быть русским означает не только говорить по-русски. Это означает «воспринимать Россию сердцем, видеть любовию ее драгоценную самобытность и ее во всей вселенской истории неповторимое своеобразие, понимать, что это своеобразие есть Дар Божий, данный самим русским людям, и в то же время – указание Божие имеющее оградить Россию от посягательства других народов, и требовать для этого дара – свободы и самостоятельности на земле. Мы, русские люди, призваны не только знать историю своего отечества, но и видеть в ней борьбу нашего народа за его самобытный духовный лик»[170].

Эта задача, поставленная нашим выдающимся соотечественником, сегодня оказывается как никогда актуальной. Известно, что эрозия или даже утрата картины мира, присущей социальной общности, может обернуться подрывом основ ее этнокультурной идентичности. Фактически И. А. Ильин справедливо утверждает необходимость сохранения этнокультурной идентичности русского человека. Следует отметить, что этнокультурная идентичность опирается на три разных, но взаимосвязанных измерения в историческом бытии этноса:

• на участии в культурном разнообразии благодаря собственным специфическим чертам;

• на участии в межкультурном взаимодействии, что выражается в способности данной культуры влиять на другие, и, в свою очередь, испытывать их влияние;

• на самотождественности этноса (нации), которая достигается через преемственность его культуры.

Этнокультурная идентичность предполагает взаимосвязь и взаимодополнительность всех трех представленных измерений этноса[171]. В ситуации, когда вместо трех фактически остается одно измерение (да и то – «усеченное»: сегодня именно наша культура испытывает мощное влияние со стороны других культур), остро встает вопрос о самотождественности, о преемственности национальной культуры. В этой связи весьма актуальным является утверждение Ильина о том, что «любить свою родину совсем не значит отвергать всякое иноземное влияние; но это не значит и наводнять свою культуру полою водою иноземщины. Есть творческая мера в духовном общении и взаимодействии народов; и мера эта лучше всего обретается живым, расцветающим творчеством самого народа»[172]. Поэтому, например, вестернизация кинопроцесса в современной России остро ставит вопрос о необходимости выработки определенного этикета по отношению к своей собственной культуре. Фактически к этому и призывал И. А. Ильин: «Итак, мы не призваны заимствовать духовную культуру у других народов или подражать им. Мы призваны творить свое и по-своему: – русское по-русски»[173]. Опыт стран, прошедших путь от общества традиционного типа к современному (например, Японии), показывает плодотворность бережного отношения к духовным ценностям собственной культуры – их сохранение и приумножение (а не забвение или даже разрушение); и это – оптимальный путь модернизации, перехода к обществу современного типа. Ибо, как отмечал Ильин, основной животворный и неисчерпаемый источник народного жизнетворчества – наша история и культура. Не потому, что мы лучше или хуже других народов, а потому, что мы тоже другие: «У нас своя, особая вера, свой характер, свой уклад души… У нас иное правосознание и иная государственность. Так было всегда. И так обстоит особенно теперь, после всего перенесенного Россией. Поэтому механическое заимствование у других народов сулит нам добра меньше, чем когда-нибудь.»[174].

Сегодня, к сожалению, речь не идет о полноправном участии нашей культуры в межкультурном взаимодействии. Отечественный зритель оказывается во власти штампов массовой культуры (зарубежной или отечественной), истинные же ценности американской, французской, немецкой и других культур часто оказываются вне его восприятия. Вместе с тем, представляется, что только отечественная кинематография, ориентированная на российский менталитет способна вызвать у зрителя чувство идентичности со своей культурой, с судьбой своего народа. На наш взгляд, национальный кинематограф (как и в целом искусство) должен был бы взять на себя этнозащитную функцию – воспроизводства и поддержания культурного своеобразия этносов, проживающих на территории современной России, их этнокультурной специфики. В этой связи являются актуальными слова И. А. Ильина: «Россия не есть пустое вместилище, в которое можно механически, по произволу, вложить все что угодно, не считаясь с законами ее духовного организма. Россия есть живая духовная система со своими историческими дарами и заданиями. Мало того, – за нею стоит некий божественный исторический замысел, от которого мы не смеем отказаться и от которого нам и не удалось бы отречься, если бы мы даже того и захотели… И все это выговаривается русской идеей»[175].

Как отмечал Н. А. Бердяев, то, что обычно называют «европеизацией» России, «неизбежно и благостно». Однако менее всего этот процесс означает то, что мы станем похожи на немцев, англичан или французов. Отрицание России и идолопоклонство перед Европой – явление очень русское, восточное, азиатское явление. Именно «крайнее русское западничество и есть явление азиатской души». Вот от этого «азиатства» пора бы освободиться культурному русскому человеку. Западный человек не идолопоклонствует перед своими культурными ценностями, – он их творит; и нам следует творить культурные ценности. Творческая самобытность свойственна европейскому человеку; в этом и «русский человек должен быть подобен человеку европейскому». По мысли Бердяева, призыв забыть о России и служить человечеству – пустой призыв. Реальность «всечеловечества зависит от реальности России и других национальностей». Россия – великая реальность, и она входит в другую реальность, именуемую человечеством, и «обогащает ее, наполняет ее своими ценностями и богатствами». По его словам, «космополитическое отрицание России во имя человечества есть ограбление человечества. Россия – бытийственный факт, через который все мы пребываем в человечестве… Россия – творческая задача, поставленная перед человечеством, ценность, обогащающая мировую жизнь. Человечество и мир ждут луча света от России, ее слова, неповторимого дела. Всечеловечество имеет великую нужду в России»[176].