Боевой вирус - Сергей Зверев

— Не в утехах, — строго сказал Талеев, — а в сложном и ответственном деле воспроизведения полноценного потомства у редких видов животных!

— О-о-о! После таких слов я начинаю верить, что ты и причину сам выдумал. Видел, видел я это воспроизведение. «В мире животных» показывали! Чудесные игрища! Только вот сомневаюсь, что в такой момент к этим добрым и отзывчивым «редким видам» можно подойти ближе чем на километр. А ты у нас собираешься «способствовать». — И Вадик невинно поинтересовался: — Свечку-то приобрел?

— Понимаешь, мой друг, — Талеев был по-прежнему серьезен, — это процесс чрезвычайно ответственный. Я тут поинтересовался…

— У львов, что ли?!

— …как… э… происходит…

— А до этого не знал, как именно?!

— …и понял…

Талеев сделал небольшой шаг вперед и произвел такие замысловатые манипуляции обеими руками, что Вадим просто зашелся в новом приступе хохота. Но он потерял бдительность. Талеев крепко обхватил его торс, прижав «намертво» руки к бокам, чуть приподнял от пола и легко кинул на диван. Сам оказался сверху и освободившимися руками притянул обе ноги Вадика к ягодицам, а его руки вытянул между колен. Одновременно он захватил сгибом колена шею своего подчиненного и загнул его голову вниз, заставив сильно согнуться в пояснице вперед.

Выждав секунду, отпустил свою «мертвую» хватку, легко распрямился и весело заключил:

— Вот как-то так, по-моему!

Он миролюбиво протянул ладонь, помогая запыхавшемуся Аракчееву подняться с дивана.

— Но пусть это «воспроизводит» профессор Маркус Бремер.

Талеев снял с себя неудобный строгий костюм, очки и каштановый парик и избавился от элегантной бородки.

Теперь он стал непритворно строг. И Вадик не осмелился на громкий ропот недовольства, лишь показав исподтишка кулак ухмыляющемуся Снайпу.

В маленькой двухкомнатной квартире в новостройках, куда определил Аракчеева и Виталия «оружейный благодетель», Талеев появился со всеми предосторожностями прямиком из аэропорта. Теперь он устроился в кресле сбоку от низкого журнального столика и закурил свою неизменную тонкую черную ароматную сигару:

— Положение сложилось критическое. Ситуация, судя по всему, приближается к финалу, а мы не контролируем и не имеем практически ничего, кроме догадок и собственных умозаключений. — Заметив, что Вадим хочет что-то возразить, добавил: — Ладно-ладно, пусть умозаключения и правильные, но это не приближает нас к цели. Ты хочешь еще поинтересоваться, с чего я заговорил о скорой развязке? Так это не я, а сами американцы. Они активизировались в интересующем нас направлении уже на государственном уровне. Их госсекретарь на саммите открыто заявила, что Иран производит биологическое оружие. Вот так, без размышлений и знаков вопроса. А их президент во время недавнего визита в Европу призвал мировое сообщество применить к Ирану самые жесткие санкции. Европейские политики потребовали вещественных доказательств, чтобы, не дай бог, не вышло, как в Ираке. И президент пообещал, что в самое ближайшее время представит неоспоримые факты! Поэтому, мол, готовьте своих официальных представителей от общественных организаций, ученых и прочих «борцов за мир во всем мире», поедем разбираться на месте. А сам уже связался с наиболее заинтересованной стороной — Израилем. Наверное, чтобы те первые, разумеется, по американской наводке, нашли эти самые «неоспоримые факты». Вот такая вот развязочка стремительно приближается. — Талеев быстро закурил следующую сигару. — А у нас Гюльчатай пропала!

Он вздохнул и тут же поинтересовался у Виталия:

— Ты сделал то, о чем я из Москвы просил?

— Да, командир. Вот здесь на листке расписаны все действия Чочуа в повседневной жизни. Мы с Вадимом очень осторожно наблюдали, ничем себя не проявили. Да, кстати, вот еще список, который передал по Интернету Чочуа. Всего четыре фамилии. И Алексеева среди них, разумеется.

Талеев взял в руки бумаги и глубоко задумался, внимательно вглядываясь в них. Подчиненные ему не мешали. Наконец положил листки на столик. Еще пару минут он, не вставая с кресла, задумчиво смотрел в окно и лишь потом начал говорить:

— Гюльчатай вышла на связь всего один раз и сообщила, что благополучно прибыла в Центр и уже приступила к выполнению своих служебных обязанностей. На контакт с Чочуа не выходила и что-либо разузнать за столь короткий срок не успела. Говорила она бодро и надеялась на скорые подвижки. Больше никаких сообщений. Ни экстренных, ни по обговоренному расписанию. Все возможные сроки вышли.

— Да ЧП у Галки, что тут неясно?! Выручать надо!

Талеев спокойно посмотрел на Аракчеева:

— Безусловно. Важно понять, что за ЧП. Найти изъяны в ее «казахстанской легенде» практически невозможно. Допустить какую-то личную промашку она вряд ли могла. Пойти на необдуманный, а главное, на не согласованный со мной шаг не способна. Как я ни прикидываю, выходит единственный возможный вариант: ее узнали. Причем узнали как Анахит. То есть кто-то в Центре видел ее «в другой жизни». У вас есть другие предположения?

Он по очереди взглянул на Виталия и Вадима, оба в ответ отрицательно покачали головами. Талеев кивнул:

— Значит, примем это за рабочую гипотезу. Собственно, к такому заключению я пришел еще в Москве, и за прошедшее время контрдоводов не появилось. Дальше логика нам ничем не поможет. Ответы находятся внутри Реферальной лаборатории. А хода у нас туда нет. — Талеев долго молчал, потом произнес: — Ниточка, ведущая в лабораторию, — Чочуа.

— Засланный это казачок! Все же ясно стало после встречи в кафе, — не успокаивался Аракчеев.

— И это верно. Чочуа работает на грузинские спецслужбы. Я в Москве попросил сделать предметную экспертизу текстов его донесений. Вывод специалистов был однозначным: лажа! Хотя явной дезинформации в текстах не обнаружилось, но указанные там исследования, опыты, эксперименты, математические расчеты и химические формулы — это позавчерашний день. Подобным могут заниматься студенты на какой-нибудь институтской кафедре, а не ученые в новейшем секретном Центре.

— А мы что говорим?!

— То есть грузины узнали о неудачном «чекистском» прошлом своего сотрудника и решились на игру с российскими спецслужбами. Но быстро поняли, что и те ни в грош не ставят шпионские способности бывшего офицера своего военно-морского флота. Так и началась бюрократическая тягомотина для отчетной галочки в итоговом донесении: «…агент Х регулярно сообщает…»

— Изъять Чочуа и допросить! С пристрастием, — изрек Вадик.

— Вот именно за быстрый ум я тебя и ценю. Ты опять оказался точен и почти прав.

— Что значит «почти»?

— По поводу изъятия — да, а допросить с пристрастием — нет. Нам нужно быть на сто процентов уверенными, что об изъятии и допросе он сам никому ни словечка не расскажет. И ведь есть еще одно немаловажное обстоятельство. Раньше Квели Чочуа был просто никому не нужен. Я имею в виду, в плане его охраны. Зато теперь, вероятно, ему пристроили круглосуточный «хвост». Так, Вит?

— Я указал это в бумагах…

— Видел. Поэтому предлагаю несколько иной путь.

— А если все-таки добровольно не расколется?

— Будем верить науке: опять же, еще в Москве я попросил психологов на основании изучения личного досье Чочуа и конкретных фактов его теперешней «жизни и работы» ответить на кое-какие мои вопросы. Получился психологический портрет: интеллектом не блещет, способности ниже средних, безволен, неинициативен, труслив. Вывод: на вопросы ответит добровольно, под прессом неблагоприятных — для него или для его семьи — обстоятельств будет молчать о контакте, как рыба.

После секундной заминки Виталий негромко произнес:

— Я полагаю, что ключевое слово здесь «…для его семьи»?

Талеев, не отвечая на вопрос, сказал:

— Сегодня среда. В твоих записях указано, — он коснулся листов бумаги на столике, — что по четвергам Чочуа после работы заезжает за своим сыном во Дворец детского творчества, где тот занимается игрой на кларнете. На этом факте и будет строиться наша операция. На ее разработку у нас в распоряжении, — Талеев посмотрел на часы, — уже меньше суток. Так что приступим, господа, к обсуждению немедленно, не забывая, что надо решить еще технические вопросы.

Гюльчатай медленно открывала глаза. Она хотела рассмотреть окружающую ее обстановку как можно незаметнее, сквозь «шторку» длинных, полусомкнутых ресниц. Однако перед глазами продолжала оставаться лишь какая-то светлая муть. Попытка перевести взгляд в сторону принесла нарастающую боль в висках, от которой пришлось зажмуриться. Тогда девушка попыталась хотя бы определить положение своего тела в пространстве. Это удалось лучше: затылок опирался на что-то умеренно мягкое, а ноги и руки явно покоились на чем-то горизонтальном. Значит, она лежала, а перед глазами был белый потолок.