Сталинградские новеллы - Казбек Туаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анатолий где-то на год старше меня, он родился в 1935 году и к началу войны ему стукнуло шесть лет. Как-то разговор зашёл о войне и тех голодных временах, и он поведал мне некоторые эпизоды той детской жизни, которая наложила на нас, детей войны, свой неизгладимый отпечаток. И мы до сих пор, через годы и через страны, несём эти воспоминания и храним их в душе как драгоценность. Ведь память не стареет и не обесценивается, а наоборот, со временем становится ценнее и важнее.
Так вот, Анатолий мне рассказал, что их многодетная семья жила на Северном Кавказе, и оказалось, что мы с ним почти земляки, с той лишь разницей, что он из Карачаево-Черкесской автономной области. Немцы Северный Кавказ очень тяжело завоёвывали, география для них была трудная – горы, реки, ущелья; разные народы и всякие непредвиденные обстоятельства заставляли их осторожничать. Иногда разрозненные группы захватывали какие-то территории, затем вынуждены были отступать, поэтому о Северном Кавказе нельзя сказать, что он был полностью оккупирован ими. А после Сталинградского поражения и неудачи под Владикавказом они и вовсе вынуждены были покинуть Кавказ и забыть о нём.
Карачаево-Черкесская область тоже частично была занята ими, и семья моего друга некоторое время находилась на территории, временно оккупированной немцами. Отец семейства, разумеется, был на фронте, а мать с четырьмя малыми сыновьями вынуждена была спасаться в одном из бараков посёлка недалеко от Карачаевска. А спасаться много от чего надо было – не только от бомб и снарядов, но и от голода, ведь как-то же надо было кормить такую ораву, которая считалась не менее важным фронтом, пусть даже и мирным. Трудно осознать, каким образом мы тогда выживали…
Как бы отвечая на этот вопрос, Анатолий рассказал о немецких солдатах, которые в поисках какой-нибудь еды рыскали по домам и собирали продукты.
* * *
Как-то немецкий солдат ввалился в наш дом и требовал «яйка, молоко». Но откуда мать могла ему всё это взять, когда свои дети голодали? Тогда он потребовал хоть заварку для чая. Ну уж это-то должно быть в каждом доме, наверное, думал он. Но, к его разочарованию, у нас и этого не оказалось.
Немец начал серчать, он, между прочим, знал русский язык, и спросил:
– Ну что же тогда у тебя есть?
Наша мама показала на нас – мы лежали на полу вповалку, и он нас сначала не заметил – и сказала:
– Вот это у меня есть!
Я помню, он глянул в нашу сторону и остолбенел. Он ждал, чего хочешь, но только не этого! Как сегодня помню, он долго стоял и молча глядел на нас, потом посмотрел на мать, и мы не знали, что он будет с нами делать. Мы уже были наслышаны о зверствах немцев, поэтому ничего хорошего не ждали, тем более что мы «провинились».
В таком случае обычно пробуждаются самые плохие предчувствия, вот и мы приготовились к самому худшему. Мы затаились и наблюдали за каждым его движением. Вот он начал снимать свой рюкзак, который ему почему-то стал мешать… Мы-то не знали, что находится в рюкзаке и что он собирается делать, а вдруг у него там какой-нибудь автомат или пулемёт или ещё хуже – засунет кого-нибудь из нас в свой рюкзак и унесёт? Да мало ли что ему придёт на ум и мало ли что может промелькнуть в детской голове…
А немец между тем не спеша снял свой рюкзак, высыпал всё его содержимое на стол и, ничего не говоря, резко повернулся и ушёл. Вот это я точно помню, а что было дальше – запамятовал.
* * *
Устыдился этот варвар? Как бы не так! Этому завоевателю Бог велел всю свою добычу отдать детям. И вот он – один из секретов, как выживали мы, дети служителей Христа! А я слушаю Анатолия, и мне пришёл на ум пророк Илия, которому Бог повелел идти к потоку воды и быть там, а Он повелит воронам приносить ему хлеба и мяса каждое утро и каждый вечер.
Никто не знает, из какой семьи был этот немецкий солдат, возможно, у него дома тоже остались дети и у него сработала человеческая совесть… Нельзя всех людей огульно обвинять в нечеловечности, может быть, он вынужден был выполнять приказ, а в душе не согласен был с этой войной!
Как ни объясняй – Бог повелел этому фашисту поступить именно так, а не иначе. И сколько злодеяний совершили фашисты, их не счесть – и детей расстреливали и матерей, – но пути Господни неисповедимы.
Рассказал мне Анатолий ещё об одной благополучной встрече с теми же немецкими фашистами. Очень интересно всё-таки, почему попадались ему такие добренькие фашисты? Не потому ли, что он был очень мал, беззащитен и едва ли разбирался, кто враг, а кто нет?
* * *
В одном из соседних дворов убирали на зиму собранную кукурузу, очищали кочаны, перевязывали их и поднимали на чердак для просушки и дальнейшего хранения. Ну и мы, пацаны, тоже крутились тут. Помогали, не помогали – какие из нас работники… Но к концу работы нам тоже выдали по две кукурузины, и мы направились домой. Перешли через речку Теберду по кладке, по узкому подвесному мостику, а там у моста стоит немецкий часовой.
Он видит, что мы чего-то несём, остановил нас и кричит:
– Ком хир!
Мы-то маленькие, но уже понимали, что он нас зовёт. Подходим, он смотрит на нас, на кукурузу и достаёт из кармана платок, помню, вытер нам сопли, шлёпнул по попке и отправил домой. Очевидно, он тоже был наслышан о том, что нас подослали партизаны, и убедившись, что у нас в руках не гранаты, а всего-то кукурузные кочаны, на радостях угостил даже конфетами.
* * *
Вот такие удачные приключения случались с ним, в отличие от меня. Я вообще не сталкивался лоб в лоб с немецкими солдатами, не считая пленных. Очевидно, нормальные люди – гражданские они или военные – в большинстве своём относятся к
