Рим 2. Легионы просят огня - Шимун Врочек

Человек в серебряной маске вздрагивает.

Молитва меча пугающе звучит в огромном пустом доме. Я даже себя немного пугаю. Человек в маске выдыхает…

Звяк! Я отбиваю в последний момент. Спата отлетает в сторону — он швырнул ее в меня — и с грохотом ударяется о стену. Падает и звенит.

Я поворачиваю голову, еще не веря, что меня чуть не провели. Сукин сын. Сжимаю гладий…

И тогда человек начинает убегать.

Похоже, у него длинные ноги. И много отчаяния. Потому что он умудряется прилично от меня оторваться.

Я бегу за ним. Передо мной качается длинный коридор… брошенный стул… полотнище с дырой… порог… крыльцо… Вот он!

У крыльца привязана гнедая лошадь. Проклятье!

Беглец легко, с полпрыжка вскакивает на лошадь, бьет ее пятками. Вперед. Я еще успею догнать…

Вперед!

Выбегаю на крыльцо, прыгаю с высоты помоста. Свист воздуха в ушах…

И промах. Удар. Проклятье, едва не сломал ноги! Я перекатываюсь через голову, вскакиваю. Пятки гудят… не спать! Не спать, Гай. Вперед!

— МАРК, КО МНЕ! — кричу я. — Быстрее! Марк!!

Всадник вылетает из-за угла, осаживает коня. Декурион Марк смотрит на меня сверху.

— Туда! — я показываю. — За ним!

Декурион мгновение глядит на меня, затем — на беглеца, толкает жеребца пятками, конь делает прыжок… И идет боком. Вот скотина!! Нашел время показывать характер!

Кажется, целую вечность ничего не происходит — а человек в серебряной маске продолжает убегать. Я вижу его спину… гнедой круп его лошади… Уйдет! Проклятье, точно уйдет!

— Марк! Ну же! Быстрее!

Всхрап.

Затем — жеребец декуриона срывается с места. Оскаленные зубы проплывают в двух шагах от меня. Меня едва не сбивает мощной воздушной волной.

Клочья пены срываются вниз, летят на землю. Мышцы перекатываются под коричневой шкурой, из-под копыт взлетают комья грязи…

Удар!

Проклятый декурион. Этот его Сомик бешено красив.

И забросал, сволочь, меня грязью с головы до ног.

Я останавливаюсь и едва не кричу от ярости. Ушел! Сукин сын!

— Легат, — центурион, прихрамывая, спешит ко мне.

— Тит, человек в маске… Ты видел его?

— Да, легат.

Я пытаюсь успокоиться.

— Тит, он… этот человек. Кто это был, по-твоему?

Тит некоторое время молчит, лоб рассечен морщинами. Думает.

— Наверное, варвар. Кто-то из них, кто хорошо с нами сжился и перенял наши привычки.

Не уверен. Не может варвар так перенять наши привычки! Клянусь, по речи, по жестам, даже по манере драться — это точно был римлянин.

— Что еще, Тит?

Центурион трет бровь.

— Хмм. Ну, на мой пехотный взгляд он смотрелся в седле отлично. Почти как германец.

— Маска римского всадника, Тит. Ты заметил?

— Ага. — Центурион медлит, потом говорит: — Думаете, это был один из наших?

Предатель? Не слишком хороший вариант. Кстати…

Я оглядываюсь.

— А где Марк? Где наш собственный кавалерист?

Лицо центуриона в глубокой тени.

— Не знаю.

Всадники отправляются на поиски, Тит стоит на часах, я возвращаюсь в дом.

Человек в серебряной маске сбежал. Но у меня остался мой мертвец. Я вспоминаю разрытую могилу за домом… Целая декурия моих мертвецов!

Я говорю:

— Кто это был? Скажи, с кем встречался мой брат?

Он шепчет имя. Я наклоняюсь ближе, чтобы разобрать.

— Что? — говорю я. — Не может быть… Что?!

— Это… правда, — хрипит мертвец и замирает. Перекошенная восковая маска вместо лица. Рот открыт. Желтый оскал.

Вонь гниющей истины.

Я стискиваю зубы.

Вонь истины — на редкость омерзительна.

Я сижу на бревне и смотрю на заходящее солнце. За спиной — шелест листьев. Шаги.

— Тит? Это ты?

— Я, легат.

Некоторое время мы молчим. Смотрим, как солнце прячется в переплетение ветвей. Кроваво-красный закат.

— Слушаешь, Тит?

— Да, легат.

— Почему я никогда не могу остановиться вовремя? А? — я стискиваю зубы. Затем перевожу дыхание: — Как сказал один умный человек: если слишком близко смотреть даже на самые прекрасные вещи, они покажутся тебе отвратительными.

— Легат? Мертвец назвал вам имя?

Я дергаю щекой.

— Кое-что кажется мне отвратительным. Нормально, Тит.

— То имя, что вы узнали… — центурион медлит. — Оно что-то меняет?

Молчание. Я слышу, как в темном лесу стрекочут кузнечики.

"Смотри, Гай. Кузнечик".

— Легат?

Все будет хорошо — даже если не будет.

— Ничего не меняет, Тит. Убийца должен быть наказан. — Я поднимаю голову: — Как ты обычно говоришь, Тит? Сложное сделать — простым?

Старший центурион медленно кивает.

Я усмехаюсь. Смешно. Сложное сделать…

— Легат? — говорит центурион.

— Эх, Тит. Как все запуталось…

— Гай, — он впервые называет меня по имени.

Я поворачиваюсь. Центурион смотрит на меня в упор, глаза светятся медным огнем.

— Да, Тит?

— Иногда я говорю и другое.

— Правда? Что именно?

— Я говорю: парни, давайте просто пойдем и убьем этих гадов.

Тит Волтумий, старший центурион. Первый манипул второй когорты. Вот она — воплощенная мудрость. Зачем нужны философы, когда у нас есть такие центурионы? А?

Если бы это действительно было так просто…

Я оглядываюсь:

— И где же все-таки Марк?

Проклятье!

В следующее мгновение Марк вылетел из седла. Перекувыркнулся через голову и грохнулся плашмя…

БУХ.

Удар о землю оказался настолько силен, что в первый момент декурион лишился дыхания. Твою ж мать… как больно-то.

Веревка была натянута на уровне груди верхового человека. Как раз на повороте тропы, чтобы тот, кто знает, пригнулся, а кто не знает…

Человек на гнедой лошади пригнулся, а Марк — не знал.

Сам виноват.

Мир закружился, небо с землей скрутились в узел. Боги!

Во рту — боль. Кислое. Отлично. Кажется, я прикусил язык, подумал декурион и на несколько мгновений провалился в темноту.

Марк пришел в себя. Все вокруг кружилось. Хотелось кашлять.

Перед глазами оказались чьи-то ноги в мягких кавалерийских сапогах со шнуровкой.

— Эй, разведка! — голос над головой насмешливо вибрирует. Легкий акцент выдает варвара. — Это что, опять ты?

Марк выплюнул землю и траву. Еще раз. Привкус крови. Перед глазами плыли черные точки. Много. Сквозь их мельтешение Марк разглядел однорукого германца. Тиуториг! Ах, ты, сволочь!

Декурион медленно, стараясь делать это незаметно, протянул руку к поясу. Пальцы нащупали выпуклость рукояти. Она прохладная и надежная.

— Не надо, — мягко произнес однорукий. Ярко-голубые глаза, не мигая, смотрели на Марка. И не прочитать по ним — ничего. Словно они из стекла.

— Я бы этого не делал, разведка, — Тиуториг усмехнулся. — А то, чего бы не делал я, тебе, разведка, точно делать не стоит.

Латынь у однорукого отличная. А в прошлый раз он притворялся, что не понимает и половины слов. Сволочь германская.

Гем склонился над всадником.

— Держись, братишка. Твое подкрепление уже рядом.

Марк застонал, потянул рукоять спаты. Бесполезно.

Невдалеке заржал жеребец. Предатель, подумал Марк. Сомик фыркнул, словно услышал. Жеребец потянулся мягкими губами и сорвал листик.

"Ничего, я встану". Декурион сжал зубы. И начал подниматься, ломая сопротивление больного тела.

Приглушенный топот копыт. Мои ребята уже недалеко.

Рывком он дотянулся до кинжала, пальцы сомкнулись на рукояти. Быстрее! Декурион рванул клинок из ножен. В следующее мгновение беловолосый гем с легкостью блокировал отчаянный выпад Марка. Пугио вырвался из ладони и улетел в траву.

Голубые глаза. Ярость.

Гем размахнулся. Приближающийся кулак. Да что ж такое! Марк успел закрыть лицо локтями…

Удар.

Я осматриваю трофейную спату. Хороший клинок. Гладий после боя весь в зазубринах, а этой спате — хоть бы что. Ни царапины.

Когда я вспоминаю, кому принадлежит клинок, меня снова начинает трясти. Как же так?! Почему?

К воронам рассуждения! Надо заняться делом. Я смотрю на центуриона:

— Как там Марк? Живой?

— Живой, — Тит чешет затылок. — Ну… почти.

В сущности, декуриону повезло. Эквиты нашли Марка — лежащего без сознания на поляне. Рядом пасся его конь.

Декурион едва может стоять, всадники с трудом усаживают его верхом.

Я говорю:

— Отвезите его в лагерь Семнадцатого и передайте медикам. Скажете: я приказал. Мы доберемся до легиона сами.

Эквиты салютуют.

Когда всадники уезжают, Тит Волтумий кладет ладонь на рукоять гладия. В отличие от простых солдат, которые носят меч под правой рукой, у центурионов он висит слева. Выпендрежники.

Центурион хмыкает. Неожиданно весело.