Шипучка для Сухого (СИ) - Зайцева Мария

Взять вот это заведение. В культурном центре, на тихой улице. Милое, славное, не бросающееся в глаза интерьером и пафосом.

Но, как принято здесь, модное.

С искусственно состаренным, нарочито простым дизайном, всякими неожиданными плюшками в виде вываливающихся изо всех углов раритетов старины.

Сейчас, насколько я в курсе, а я, на самом деле, вообще не в курсе, просто что-то читала и слышала…

Так вот, сейчас немного в моде советские дизайны, примерно семидесятых и восьмидесятых.

Смешение стилей, клиширование.

Поэтому на меня смотрят фотографии советских артистов со стен вперемешку с какими-то вымпелами, флажками и всякой другой подобной дребеденью, призванной создать нужную эклектику и настрой.

Игорь тоже призван… Создать настрой.

Простая рубашка и джинсы стоимостью в четыре моих зарплаты, на руке умные часы. Мы не гонимся за модой. Мы просто хотим быть постоянно в курсе и на связи.

Стрижка, усы и бородка.

Красивый. Очень красивый.

Чужой.

Уже битый час говорит о чем-то нейтральном, заботится о том, что должно быть интересно мне.

А мне не интересно.

Я не могу отключиться от иллюзорности происходящего. Неправильности.

Когда-то давно, когда я наивно считала себя свободной, я вот так же сидела в кафе. И напротив сидел очень милый, очень положительный и приятный мужчина, надежный, правильный… Такой, что мне завидовали все немногочисленные мои знакомые. И твердили хором, чтоб соглашалась замуж, когда позовет. А он позовет. Сомнений не было. Потому что такие мужики, обстоятельные, серьезные, все доводят до конца.

Такие мужики на дороге не валяются.

А я смотрела и уговаривала себя.

Что да. Не валяются. Хороший мужик. Надо брать. Надо.

И не взяла.

Ну, тут и Сухой подсуетился тогда, конечно.

Но основная причина была во мне. Только во мне. Сухой, кстати, так до сих пор и думает, что это он его спугнул.

А еще он думает, что я с ним жила, с этим мужиком. Спала. Занималась сексом. А почему нет? Жених же.

Он ничего не говорил. И тогда не говорил, и потом. И теперь уже не скажет, конечно.

Но я знала. Всегда знала, чувствовала, что думает именно так.

И почему-то тоже ничего не говорила, не разуверяла. Словно хотела сделать больно.

Ему ведь явно было больно.

И тогда, и потом, наверно, тоже, когда думал, когда представлял. И пусть.

Правильно, что ему больно.

Все равно не так, как мне. Далеко не так.

Вот такие мы с ним ненормальные. Он мне делал больно всю жизнь, с самого первого раза. Все через боль.

И я не отставала. Поначалу — нет, но потом научилась. Знаете, если зверюшку постоянно колоть иголкой, она начинает отращивать клыки.

И обрастать броней.

Вот в этот, последний раз мне не больно.

Мне никак.

И сижу я в этом прекрасном месте, с этим прекрасным мужчиной не потому, что хочу досадить своему многолетнему любовнику, неожиданно решившему жениться на другой женщине, а просто потому…

Просто потому что хочу.

Я еще живая, как-никак.

Я, может, и сексом с ним захочу заняться…

При одной мысли, что ко мне прикоснется кто-то другой, не Олег, становится душно. И тяжело дышать. До боли. Вот такая фантомная аллергия.

И сразу как-то понятно, что нет.

Не захочу я ни с кем заниматься сексом.

Игорь говорит что-то смешное. Очень смешное. И ждет от меня реакции. Я улыбаюсь, хотя понятия не имею, что он такое рассказал.

Выныриваю из своих мыслей, стараюсь вслушиваться в разговор, но Игорь, как назло, решает обсудить кого-то из присутствующих.

Я так понимаю, здесь довольно много известных людей, но я никого не знаю, а потому не особо могу поддержать беседу. Просто слушаю. Изображаю интерес.

Актриса. Известная в Питере, недавно вернулась из Москвы, думала покорять столицу, не удалось.

Рэпер, без привычных атрибутов, так необходимых для этого вида деятельности, в каком-то спортивном костюме, навевающем воспоминания о братках девяностых.

Известная художница. Выставка недавно с успехом прошла.

Бывший редактор одного из самых популярных новостных интернет-порталов. Почему бывший? А как-то портал резко прекратил свое существование. Может, кого-то неправильно осветили, кому-то на мозоль наступили. Буквально вчера еще росли и развивались, и вот все. Причем, сразу везде прекратили деятельность. И в Москве и в Питере. Так бывает.

Я пожимаю плечами. Всякое бывает. Пью черный кофе без молока и сахара. Смотрю на проходящих мимо людей. На подъезжающие и паркующиеся машины. Вообще-то, здесь парковка запрещена, но у нас всегда есть те, кто ровнее остальных.

Один такой как раз паркуется. Черный представительский седан.

А потом…

Черт!

Я отвожу взгляд настолько торопливо, что Игорь, с увлечением рассказывающий мне про очередного деятеля искусств, как раз на днях пойманного с незаконным веществом в кармане, замечает это и вопросительно замолкает.

Но мне не до него совершенно.

Потому что я вижу надвигающуюся катастрофу и не знаю, как ее предотвратить.

Потому что, конечно, бывает всякое.

И кафе в Питере полно. И таких модных — вагон.

И известный глава известного международного строительного холдинга, непонятно за каким хреном в очередной раз посетивший северную столицу, вполне может просто заехать поесть…

И…

Утешай себя, Оля, утешай.

И верь в совпадения. Давай.

Вот он уже к столику твоему идет.

Начинай верить.

18. Сейчас

Ну что, ты смотришь? Ну смотри.

Я взгляд не отведу, не думай.

Пустое. Нет, не говори.

И улыбнись. Не будь угрюмым.

Ну как тебе я? Ничего?

Я вижу. Как зрачок расширен!

Все для тебя. Для одного.

Улыбкою кота Чешира.

Ты что-то говоришь, а сам

Все смотришь, смотришь… И напрасно.

Давно не верю голосам,

Твердящим все кристально ясно.

Тебе все ясно? Ну — вперед!

И в руки — флаг! И что там дальше?

Смотри. Другой домой везет.

А ты… Ты вспоминай. Почаще.

М. Зайцева.

Сейчас.

Я захожу в зал и сразу к ней.

Сидит. Смотрит. Глаза такие… Черт, Шипучка! Ну чего ты творишь опять?

Ну зачем?

Мы нехорошо расстались в последний раз. Но ты реально, прямо на самом деле, думала, что я тебя оставлю? Да? Ты же так хорошо меня знаешь, Шипучка. Как облупленного знаешь.

Мажорчик, нагло зацепивший ее руку, пока еще ничего не видит. И не понимает. Моей чуйки у него нет, и было бы странно, если б появилась. У такого.

И потому надвигающегося пи**ца, само собой, не ощущает.

Зато Олька сразу все сечет. И только глаза сужает опасно. Сейчас зашипит. Как газировка моей юности, выплеснется через край. А мне того и надо. Выплескивайся, Шипучка. Я поймаю.

Я не выдумываю повод, не ищу ненужных слов. Зачем? Ради кого?

Вася подставляет стул, сажусь, смотрю на нее. Только на нее.

Ну, привет, Шипучка. Начинай.

— Простите, но вы, вероятно… — неожиданно влезает в наш безмолвный разговор мажор, но я даже взгляд на него не перевожу. Незачем.

— Привет, Олька. Поехали отсюда?

Она молчит. И смотрит. И я за один такой взгляд готов сейчас всех отсюда, нахрен, повыбрасывать, ее на этот диванчик завалить и юбку задрать. Чувствую, как просыпается и вылезает наружу Олег Сухой.

Тот самый, из веселых девяностых. Для того Олега это не было проблемой. И для Хельмута Троскена — тоже ерундовое дело.

— Простите, я не понял, что…

— Игорь, — звонко перебивает его Олька, не отрывая от меня взгляда. Опасного. Предупреждающего. — Мой друг. А это герр Троскен. Мой знакомый.

— Троскен? Тот самый? — в голосе мажора звучит настолько искреннее удивление и восторг, что я нехотя отрываю взгляд от Шипучки и смотрю на него. И Олька смотрит. И тоже с удивлением.