Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Вадим Юрьевич Солод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Представить себе аналогичную ситуацию во Франции, например, с архивом Жана Кокто или его письмами к Наталье Палей или Жану Маре, довольно сложно. Там тоже были сложные перипетии с наследниками и суды, но в итоге документы оказались во Французском национальном архиве, который, как и государственные музеи, в современной истории никогда никому ничего не возвращал.
Глава V
Дорогие деньги
… только деньги как будто дают личности некоторую возможность чувствовать себя свободной и сильной, только деньги могут иногда сохранить личность от произвола всесильного чудовища — государства.
А. М. Горький
В 1922–1924 годах под руководством народного комиссара финансов СССР Г. Я. Сокольникова[176] в стране была проведена денежная реформа.
В результате грамотно выбранной властями финансовой стратегии, что бывает, как мы знаем, нечасто, в СССР удалось победить гиперинфляцию. Страна наконец-то получила собственную твёрдую валюту — «червонец», приравненный к золотому «империалу» царской чеканки и обеспеченный на 25 % своей стоимости золотом, другими драгоценными металлами, иностранной валютой и на 75 % — товарами народного потребления и краткосрочными государственными обязательствами.
Уже весной 1924 года в обращение поступили новые казначейские билеты. Совзнаки образца 1923 года выкупались у населения из расчёта 1: 50 000. Новый советский рубль, таким образом, был равен 50 000 000 000 рублей, напечатанных до 1922 года. По сути реформа Г. Я. Сокольникова повторяла основные идеи председателя Совета министров России С. Ю. Витте. Большевики использовали проверенные царским правительством на практике приёмы — девальвацию, переход на «золотой стандарт», золотой рубль для внешних расчётов, которые позволили довольно быстро нормализовать денежное обращение.
Началась чеканка серебряной и медной монеты, а уже в следующем 1925 году золотой советский червонец, известный как «сеятель»[177], котировался на биржах Австрии, Турции, Китая, Италии и прибалтийских государств.
В 1920-е годы Владимир Маяковский постоянно откликается на различные экономические новеллы СНК, Народного комиссариата по финансам, Высшего Совета народного хозяйства по финансовой политике государства, оборота ценных бумаг, процентов по вкладам, денежным лотереям, госзаймам и пр. Вот и денежную реформу он не обошёл своим вниманием:
Равны серебро
и новый бумажный билет,
ныне
меж ними
разницы нет.
Бери
Какая бумажка больше на вкус, —
теперь и бумажкам твёрдый курс…
Как и любая из известных истории финансов реформ, эта тоже привела к сокращению реальных доходов населения. Теперь в Москве ежемесячная заработная плата в 150–200 рублей считается очень хорошей, и это уже управленческий уровень. Для примера приведём после реформенные цены на некоторые товары народного потребления в столице в 1924 году:
Масло русское 90 коп. /фунт[178], сало — 60 коп. /ф., хлеб белый — 13–20 коп., ржаной — 5–6 коп., картофель — 5 коп., мясо — от 40 до 50 коп., мука ржаная — 5 коп., подсолнечное масло — 20–25 коп., десяток яиц — 50 коп., икра паюсная — 2 руб. 50 коп., песок сахарный — 27 коп., сахар-рафинад — 35 коп., бутылка спирта — 10 руб., газетный номер — 5 коп., папиросы — 16 коп./пачка. Покупательская способность этого нового советского рубля была в 8 раз выше современного российского.
В августе 1925 года максимальный должностной оклад для партийных работников составлял 175 рублей, зарплата квалифицированного рабочего — 50.
Естественно, что, принимая законодательное решение о сохранении исключительного права авторов на свои произведения, партийные и государственные структуры были озабочены проблемой «справедливой оплаты» труда представителей творческих специальностей, без участия которых существовавшая система пропаганды и агитации просто не работала. Новой власти была просто необходима собственная, пролетарская интеллигенция, без которой амбициозная программа по формированию нового человека была обречена на провал. Поэтому даже в тяжелейший период первых лет после Октябрьской революции местными органами советской и партийной власти обеспечивался более-менее сносный уровень жизни талантливых учёных, литераторов и художников, которые получали пайки, охранные свидетельства на квартиры, а также работали по государственным заказам, при условии их лояльности, естественно. Народный артист республики Ф. И. Шаляпин до своего окончательного отъезда из СССР жил в отдельном особняке на Новинском бульваре в Москве, художественному руководителю МХАТ К. С. Станиславскому вместо его дома, реквизированного под гараж СНК РСФСР в Каретном ряду, был предоставлен особняк в Леонтьевском переулке, не обошли вниманием и некоторых других известных деятелей культуры: уже после смерти А. М. Горького флигель особняка Рябушинских был передан под квартиру А. Н. Толстому и т. д.
Проявляя особую заботу о том, чтобы деятели культуры «с именем» возвращались на родину из эмиграции либо, как минимум, не покидали первого государства рабочих и крестьян на Запад, СНК и ВЦИК реализуют полноценную систему индивидуальных отношений с такими людьми. Так, в 1922 году Торгпредство РСФСР заключает с А. М. Горьким эксклюзивный пятилетний договор об издании его собрания сочинений, в соответствии с которым писатель не имел права «ни сам, ни через других лиц издавать свои сочинения на русском языке, как в России, так и за границей». Такое право переходило к Госиздату и могло быть в случае необходимости быть передано Торговому представительству. Ежемесячный гонорар Максима Горького за издание книг на Родине, как правило, не превышал 100 000 германских марок (около 320 долларов), но принимая во внимание, что Алексей Максимович всё ещё живёт на итальянском острове Капри, в большой вилле, которую ему, по слухам, предоставил в знак дружбы Б. Муссолини (что, правда, не помешало итальянской полиции проводить там обыски), и особо возвращаться не собирался, СНК принимает решение о выплате ему невиданного ранее авторского вознаграждения — 100 000 золотых рублей. При этом все его сочинения печатаются в Германии, на лучшей полиграфической базе и на отличной бумаге. Финансовыми делами Горького в Госиздате вместе с М. Ф. Андреевой занимался П. П. Крючков, который вскоре стал его бессменным секретарём и полномочным представителем, совмещая эту работу с деятельностью сексота в ОГПУ М. Ф. Андреева в 1926 году писала: «К сожалению, П. П. абсолютно не имеет возможностей (…) добиться от Госиздата каких-либо отчётов. (…) Сердишься ты напрасно. (…) Ты забыл, должно быть, условия и обстановку жизни в России?» Об этом же несколько писем Алексея Максимовича и баронессы Марии Ивановны Будберг — «Муры», которая была его переводчиком, — в течение нескольких лет. Вот что она писала ему в связи с попыткой продажи прав на экранизацию пьесы «На дне»: «Что же
