Последние драконы - Кир Булычев

— Судьбу… — Дороти ничего не могла понять.

— Ты станешь цветком моего гарема, — сообщил молодой горбун, — ты станешь моей любимой женой.

Он говорил, словно умолял, не смея поднять робкие глаза на свою избранницу.

— Как же госпожа мне ничего не сказала?

— Наверное, она думала, что для тебя это будет приятным сюрпризом. Отныне ты будешь жить в роскоши и довольствии. Сними это жалкое колечко…

Он снял с мизинца и протянул ей пышный золотой перстень с изумрудом.

Упоминание о колечке заставило ее посмотреть на камешек. Тот вел себя странно, он как бы подмигивал ей, часто меняя цвет — от розового до черного. И Дороти догадалась, что в том вина не камешка, а Камара, так как у того в голове тоже не было порядка.

— Но как она могла? — спросила Дороти.

— Могла?

— В нашей стране нельзя продавать людей. Я — свободная девушка. Мой отец был королевским служащим. Как такое могло прийти ей в мысли?!

— Дорогая моя голубка, цвет очей моих, — сказал горбун, приближаясь к ней и протягивая золотой перстень. — Мы же не в Англии, мы с тобой в Азии, посреди океана. Здесь мало кто знает об английском короле и тем более о ваших порядках.

— Но об этом узнают — ее же будут судить!

— Твоя хозяйка договорилась, что никто и никогда больше не увидит тебя. Ты утонула в пути. Утонула. А в моем гареме тебя будут звать Фатимой, моя драгоценность. Возьми перстень, возьми, пусть он соединит нас…

Молодой человек уже приблизился настолько, что смог схватить холодными влажными пальцами Дороти за руку, и попытался надеть на ее руку перстень. Дороти вырвалась и отступила назад.

— Не смейте ко мне приближаться! Я вам голову оторву!

— Ах, какая страстная! — воскликнул в радости Камар. — Какие чувства! Как я мечтал о такой красавице, а не об этих коровах, которых мне подсовывали бедные родственники или корыстолюбивый папа!

— Она у меня попрыгает! — пригрозила Дороти. — Она еще пожалеет о дне, когда родилась на свет! Торговать живым товаром!.. Да даже неграми теперь запрещено торговать! Я до короля дойду.

— Вай, вай, — умиленно качал головой ее жених.

— Ее сразу разоблачат, — сказала Дороти. — У меня есть свидетели, матросы, которые были с нами в шлюпке.

— Матросов она тоже продала моему папе, и совсем дешево, — сообщил Камар.

— Матросов?

— Заход нашего корабля в Рангун дорого обойдется моему папе. Он показал госпоже Уиттли все расчеты, и она согласилась на них. Поэтому она отдала моему папе все свои драгоценности, которые ты унаследуешь, как только станешь моей женой, она выписала вексель на десять тысяч серебряных рупий. Она дала мне рекомендательное письмо в Оксфорд. И все равно бы мой отец не согласился, если бы не моя настойчивая просьба. Из любви ко мне он решил свернуть с пути!

— То есть я была последней гирей на этих весах? — спросила Дороти.

— Мне трудно ответить тебе отрицательно, — сказал Камар. — Возьми перстень.

— И не подумаю. Ни на что не рассчитывай. И если посмеешь дотронуться до меня пальцем, пеняй на себя!

— Я не так слаб, как тебе кажется, — рассердился жених. — Но дело не в этом. Ты должна понять, что отныне для тебя нет пути назад. Проведя ночь в моей спальне, ты опозорена для всего мира. Ты — моя наложница и, если будешь хорошо вести себя, станешь женой. Но если будешь непокорной, я тебя сломаю!

И тут Дороти поняла, что молодой узкоплечий горбун вовсе не такой человек, которым кажется с первого взгляда. И все его милые беседы у борта лишь призваны были скрыть расчетливую интригу. Теперь Дороти убедилась в том, что не только ее горькая судьба, но и судьба самой миссис Уиттли решалась не столько старым Рахманом, как его стеснительным и вкрадчивым сыном.

— Ты должна простить мне мою слабость, — изменил тон Камар. — При виде тебя, гурия, я теряю рассудок. Я не знаю, что со мной творится… Такого не было никогда.

Он оттеснял ее к дивану, и маневр был очевиден для Дороти, но она отступала, будто не догадывалась. Она знала, что успеет нырнуть в сторону.

Когда она почувствовала, что до дивана остался один шаг, она спросила:

— Значит, вы все еще собираетесь поступать в Оксфорд?

От неожиданности горбун остановился.

— Почему ты спрашиваешь?

— А другие ваши жены не знают английского?

— Почему ты это спрашиваешь?

— А вам хочется получить учительницу? Ведь вы говорите с акцентом, господин Камар. Любой догадается в Оксфорде, что вы не настоящий джентльмен.

— Я поступлю, потому что миссис Уиттли написала рекомендательное письмо, — ответил Камар. — Это была самая важная статья нашего договора.

— А это значит, — постаралась улыбнуться Дороти, — что вам не видать Оксфорда как своих ушей! Она не пустит вас в Англию!

Камар разгадал смысл слов Дороти. Он даже не стал спрашивать почему, а улыбнулся, показав коричневые зубы.

— Наоборот, моя драгоценная жемчужина, — сообщил он. — Пока ты у меня, пока ты поешь в моей золотой клетке, я в полной безопасности. Миссис Уиттли в порошок расшибется, только чтобы добыть мне место в Оксфорде. Меня объявят сыном магараджи Майсура, а может, и наследником престола Великих Моголов. Ты не знаешь, моя драгоценная, с какой легкостью и даже облегчением твоя госпожа продала тебя мне. И я думаю, что вся история с пиратами, вашим бегством в шлюпке — выдумка миссис Уиттли. Ты знаешь правду. И ты ей опасна.

Господи, насколько близко он подобрался к правде! Ведь он прав — наверное, Регина давно кается в том, что слишком много рассказала служанке о своем приключении на «Клариссе». Ведь все люди меряют окружающих по своим меркам.

— Дороти, пойми, — задумчиво и без волнения произнес Камар, — все люди — грешные и слабые создания. И нам кажется, что окружающие даже хуже нас. Так думает и твоя хозяйка. Если она ради своих интересов может продать половину твоей Англии, то она так же думает и о тебе. А ты готова продать свою госпожу?

— Кто ее купит! — вырвалось у Дороти. Так она была сердита.

Камар тихо засмеялся, и Дороти упустила тот момент, когда он схватил ее за плечи, цепко, словно тигр добычу, и повалил на диван, упав сверху на нее.

— Ах ты, мерзавец! — вскричала Дороти, в которой, несмотря на смешанное происхождение, вскипела гордая кровь английских девушек. Она вовсе не потеряла присутствия духа, не испугалась и не отбивалась бессмысленно и беспомощно, как лань в когтях хищника, а схватила его за длинный костистый нос и что было сил повернула его, как ручку крана.