Последние драконы - Кир Булычев

— Значит, нас ждет дорога в Оман? Откуда, вернее всего, мы уже никогда не вернемся домой…

— Но в Омане бывают европейцы. Туда заходят португальцы, там бывают голландцы…

— Это все наши враги. Нам нечего ждать пощады…

— Зачем вы согласились пойти в услужение к такой неприятной женщине? — спросил Камар.

У него был смешной акцент. Будто ему было трудно выплевывать английские слова, поэтому он предварительно очищал их от мяса и выговаривал лишь кости слов.

— Чего еще я могла ждать? — ответила Дороти. Следует сказать, что слова молодого араба были ей приятны.

— Я вижу, что вы принадлежите к высокому роду, — продолжал Камар. — Я узнаю сиамскую княжну, когда я вижу одну из них.

— Сиамскую княжну? — Эти слова ничего ей не говорили. Она не была уверена, что слышала когда-нибудь это слово — Сиам. Наверное, это арабское государство. И вдруг ей стало неловко признаться в том, что ее мать — лигонка из Авского королевства. Она испугалась разочаровать молодого горбуна.

— Вы схожи с тростинкой, с гибким побегом розы, и губы ваши подобны розовым лепесткам.

— Не надо, — улыбнулась Дороти, — если вы будете продолжать сравнения, вы скоро наверняка меня смутите.

Камар замолчал. Дороти смотрела прямо перед собой, склонив голову за борт и глядя, как бежит волна, но чувствовала неотрывный взгляд Камара.

— А вы живете в Лондоне? — спросил он через некоторое время.

— Да, у нас там есть дом, он остался от моего отца.

— Вы не бедствуете?

— О нет! — возмутилась Дороти. Она искренне не считала, что семья Форестов бедствует.

— Так почему вы пошли в услужение?

— Мне трудно и долго объяснять вам причины, побудившие меня отправиться в плавание.

— Вы скрываете свое истинное лицо?

Дороти не ответила. Потому что не знала, скрывает ли она что-либо, ибо ее никто, даже Блекберри, об этом не спрашивал.

— Вы мне не доверяете? — спросил Камар.

— Я думаю, как нам добраться до Рангуна, — сказала Дороти.

— У меня есть одна мысль…

— Скажите!

— Рано. Сначала посмотрим, к какому решению придет мой отец.

— А он может изменить решение? — обрадовалась Дороти.

— Каждый человек может изменить свое решение. Даже вы, Дороти.

Он совсем иначе, чем англичане, произносил букву «р», и потому имя Дороти в его устах звучало почти незнакомо.

Из двери каюты выглянула Регина. Она быстро углядела, где и с кем стоит Дороти, и закричала:

— А ну, сейчас же домой! Я с утра непричесанная!

Регина кричала нарочно громко и грубо. Видно, ей хотелось напомнить Дороти, что та — ее вещь.

Дороти не стала обижаться, она понимала, что хозяйка сейчас расстроена и испугана. Она ее жалела.

Но Камар повел себя неожиданно.

— Если вы только прикажете мне, — сказал он решительно, — я скажу миссис Уиттли все, что я о ней думаю. И о том, на кого можно кричать, а на кого нельзя.

— Не обращайте внимания, госпожа расстроена.

— Она должна знать, что вы находитесь под моим покровительством.

— Вот этого она знать не должна. И я тоже…

Камар потупился. И Дороти вдруг поняла, насколько этот немощный человек упрям и упорен. Его уродство послужило ему на пользу, потому что у него не было основания любить здоровых, красивых и стройных людей, ведь не любит же жаба лебедей! Но она может не любить и прочих жаб, потому что в ее глазах они выглядят уродливыми.

Дороти быстро пошла к каюте.

Регина велела ей причесывать себя и особенно проверять, нет ли в волосах вшей или гнид — госпожа была чистоплотна и боялась этих насекомых, бывших самыми обыкновенными жителями большинства париков и причесок того времени. К счастью, на этот раз обошлось, но туалет Регины занял много времени, тем более что потом Дороти пришлось штопать и зашивать платья, наконец — стирать нижнее белье. Дел хватило до обеда.

— Зачем ты стоишь с этим уродцем! — выговаривала между тем Регина своей служанке. — У них, арабов, ничего случайно не бывает. Они страшно коварны.

Интересно, Камар считает коварными европейцев, а Регина — арабов. И обе стороны искренни в своих мыслях и подозрениях.

— Он собирается ехать в Оксфорд, — сказала Дороти. — Он выучил английский, чтобы его туда пустили.

— Надеюсь, этого никогда не случится! — фыркнула Регина.

— А может быть, именно в этом и есть наш шанс? — произнесла Дороти.

— Говори, что ты имеешь в виду. — Регина подняла голову, обернулась. Ее глаза настороженно округлились.

— Англия — наша страна. И как бы много денег ни было у арабского торговца, я думаю, его сыну очень трудно поступить в английский университет без протекции.

— Я иногда удивляюсь, — сказала Регина, — где ты научилась так говорить.

— Из книг, — честно ответила Дороти. — У меня хорошая память, и я помню мои любимые книги целыми страницами.

— Какие же у тебя любимые книги? — спросила Регина, не скрывая презрения перед любимым занятием Дороти, которым ей заниматься не положено.

— Разумеется, «Приключения Тома Джонса — найденыша»! — воскликнула Дороти. — И еще я люблю «Приключения Гулливера».

— Ах да, — отмахнулась Регина. — Только голову зря забиваешь.

Но слова Дороти запали ей в голову.

— Вы говорили о его желании ехать в Англию?

— Он сказал мне, что господин Рахман не доверяет европейцам. Он говорит, что европейцы обещают заплатить за наше возвращение, а потом забудут о своих обещаниях, — ответила Дороти.

— А что ты сказала?

— Я сказала, что вы можете дать ему расписку.

— А он?

— Он считает, что этого недостаточно.

— Сегодня я снова буду разговаривать с Рахманом, — сказала Регина, — потому что больше терпеть нельзя. С каждым часом мы удаляемся. Я не могу ждать оказии в Омане, потому что должна попасть в Рангун, к Джулиану, первой и не допустить, чтобы сплетни о моем поведении, о том, как я купила себе билет домой, оказались в Рангуне раньше меня. Ты это понимаешь?

— Разумеется, — ответила Дороти.

— Сегодня я буду предлагать ему все, что возможно, абсолютно все! Я должна купить, выпросить, вымолить…

После обеда Регина одна пошла на переговоры с Рахманом. Дороти осталась в каюте. Там ей не сиделось, и она вышла на палубу. Она хотела, чтобы вышел Камар, пускай он расскажет, как там идут дела. Как бы Регина в своем неуемном желании попасть в Рангун не наобещала лишнего.