Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

начале своего президентства Буш – во время своей первой зарубежной поездки – по пути в Пекин и Сеул ненадолго остановился в Токио, чтобы присутствовать на похоронах императора Хирохито. В сентябре 1989 г. он получил приглашение нанести полноценный государственный визит[1703], первый со времен Рейгана в ноябре 1983 г.[1704] Визит, который постоянно откладывался, должен был привести к общему согласию между ключевыми союзниками США в Тихоокеанском регионе о том, как наилучшим образом способствовать стабильности и безопасности в регионе в период после окончания холодной войны. Но вопросы соперничества в американо-японских отношениях продолжали оказывать свое воздействие: в апреле 1991 г. Буш откровенно сказал премьер-министру Японии Тосики Кайфу, что его беспокоят «антияпонские настроения в Конгрессе», напоминания о Второй мировой войне[1705].

В любом случае, Япония сама серьезно боролась со своей собственной историей. Опыт военного поражения и послевоенной оккупации оставил стойкую антипатию к милитаризму у населения Японии и ее политической элиты, что проявилось в отказе Токио направить войска и военные корабли в Персидский залив в 1991 г. Участие Японии в миротворческих операциях ООН потребовало принятия парламентом нового законодательства, что означало преодоление как исторических сомнений, так и антиамериканских настроений. Лидер японской правящей либеральной партии Итиро Одзава говорил Бушу в конце марта 1991 г., что Токио полностью осознает «недовольство и разочарование» Америки в связи с неучастием страны в войне в Персидском заливе. Он согласился с тем, что Японии необходимо доказать свою готовность играть новую международную роль, соответствующую ее статусу экономической сверхдержавы. Только тогда она сможет стать «истинным союзником Соединенных Штатов» и «настоящим членом международного сообщества». И это тоже могло стать предпосылкой для достижения столь желанной цели Японии – места в Совете Безопасности ООН[1706].

Вторым наследием истории были нерешенные проблемы с СССР из-за Северных территорий. К ним относятся четыре Курильских острова: Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итуруп, расположенные у побережья Хоккайдо, которые принадлежали Японии с 1855 г., но были захвачены и включены в состав Советского Союза в сентябре 1945 г., а все японские жители были депортированы к 1949 г.[1707] В 1986 г. Горбачев объявил о новом подходе к советским интересам в Азии, результатом чего стал вывод войск из Афганистана, поощрение вьетнамской сдержанности в Камбодже, ослабление напряженности в отношениях с Китаем и предложение создать особые экономические зоны на советском Дальнем Востоке, включая превращение Владивостока в открытый порт. Позднее Горбачев посетил Дэна в Пекине в мае 1989 г. и начал нормализацию отношений с Южной Кореей, страной-клиентом США, встретившись с Ро Дэ У в Сан-Франциско в июне 1990 г. Тогда впервые главы Советского Союза и Южной Кореи провели официальные переговоры. Горбачев заявил, что Тихий океан станет «Средиземноморьем будущего», и он превозносил новую эру, в которой сверхдержавы больше не стоят «по разные стороны баррикад азиатских революций», а вместо этого разделяют «новые стандарты экономической эффективности, установленные азиатскими нациями»[1708].

Несмотря на «мирное наступление» Москвы и, казалось, подувший «новый ветер»[1709], советско-японские отношения оставались напряженными из-за территориального спора, который Токио считал «пережитком сталинского экспансионизма». Спор стал причиной того, что две страны не подписали мирный договор после окончания Второй мировой войны. Это объясняет, почему Япония на всем протяжении 1990 г. противилась предоставлению финансовой помощи Советскому Союзу, хотя теоретически у нее был мощный рычаг влияния – иена. Безусловно, Япония была очень заинтересована в решении этого вопроса[1710]. Наблюдая за ловким использованием Бонном дипломатии чековой книжки при урегулировании германского вопроса в 1990 г., Токио полагал, что неприкрытая взятка в виде кредитов и помощи в обмен на острова может оказать некоторое влияние на отчаявшегося в финансовом отношении Горбачева. Но Япония сильно переоценивала свою силу принуждения и недооценивала значение укрепления политической дружбы Коля. Правительство Кайфу, кроме того, проигнорировало вес истории, сознание престижа и националистические настроения, преобладавшие в Москве и не зависевшие от социально-экономического неблагополучия России. Для Горбачева Япония просто не была настолько важна, чтобы оправдать риск националистической реакции внутри страны, в случае если бы он сделал территориальную уступку бывшему врагу, а ныне сопернику. По его мнению, советская сверхдержава могла сохранить гордость победительницы, не соблазнившись иенами выскочки Японии[1711].

Так или иначе, к весне 1991 г. ситуация в Москве уже не благоприятствовала какой-либо сделке. Коммунистическая старая гвардия (Крючков и Язов) преуспели в оказании давления на Горбачева, чтобы он не пытался клюнуть на японскую финансовую приманку. И Ельцин, поначалу склонявшийся к решению проблемы с Японией путем переговоров, все чаще стал бросать вызов Горбачеву, переходя на националистический язык, а также жестко выступая на стороне тех, кто отвергал любую идею отказа от островов. Действительно, после посещения Кунашира в августе 1990 г. российский президент заявил, что считает это место настолько красивым, что его нельзя забрасывать, а следует превратить в курорт. При том, что Ельцин стал выступать в роли защитника Родины, Горбачев не мог позволить себе выглядеть человеком, продавшимся в какой-то грязной сделке «земля за наличные». Таким образом, Токио пришел к выводу, что советский лидер «похоже, не в состоянии принять решение по какому-либо вопросу». Хотя Горбачев стал первым в истории советским лидером, посетившим Японию в апреле 1991 г., этот долгожданный саммит не стал событием в подлинном смысле этого слова, поскольку он не привел к прорыву в вопросе о Курильских островах[1712].

Токио, однако, был доволен тем, что Вашингтон (и Пекин) были на его стороне. За несколько дней до лондонской встречи G7+1 в июле 1991 г. Буш и Кайфу согласовали свои позиции. Президент не верил, что Горбачев попросит у них «чек», но, как он категорически заявил своему японскому коллеге, «если даже и попросит, то у нас его нет». Речь шла не о том, чтобы оскорбить Горбачева, но, как заявил Буш, «прежде чем появятся настоящие деньги», «должен быть реальный прогресс», и это предполагало открытие Советским Союзом Курильских островов для Японии. США «поддержат вас по Северным территориям», – пообещал Буш Кайфу[1713].

Заручившись поддержкой США, Кайфу обратился непосредственно к Горбачеву, когда советский лидер присутствовал на последующих сессиях G7. «Новое мышление должно охватывать Азиатско-Тихоокеанский регион. Мы наблюдаем некоторый прогресс в отношениях с Китаем и Кореей; это позитивно. Япония – ваш сосед в Тихом океане». Он добавил: «Улучшение наших отношений важно не только в двустороннем контексте. Мы встретились и поговорили о Мирном договоре. Это имело бы большое значение для мира и процветания во всем мире»[1714].

Горбачев избегал встречи с японским премьером. Он даже предупредил Буша на их встрече на высшем уровне в Ново-Огарево в конце июля, что японцы не удовольствуются своим экономическим экспансионизмом, потому что Токио