Империи песка - Дэвид У. Болл

них было лишь механическое заучивание и ни капли убежденности. В Бога он вообще не верил, а когда молился, то просто заполнял пустоту такими же пустыми словами. Мюрат не ждал, что Бог ответит на его молитвы. Бог и не отвечал. Он никогда не искал Бога в том, что его окружало, не вопрошал, есть ли тут Бог. Мюрату это не было важно. Сан священника являлся для него разновидностью торговли, но не товарами, а человеческими душами. Веры в основополагающий принцип Бога ему требовалось не больше, чем биржевому торговцу – веры в основополагающий принцип фондовой биржи. Главное – убедиться, работает ли это. Если другие верили, он даровал им их веру. Если сам он не верил, но соблюдал все внешние условия, кто посмеет строго его судить? Он был умным хамелеоном, не испытывавшим неудобств морального свойства.

Исповедальня – вот где его талант приспосабливаться достиг наибольшей высоты. Там он симулировал душевные муки и призывал к самым жестоким проявлениям раскаяния. Там он признавался в проступках, зная, что о них необходимо услышать его исповеднику по другую сторону ширмы. Мюрат признавал за собой некоторые грехи, а в тех случаях, когда грехи казались ему незначительными, он намеренно их преувеличивал и приукрашивал. Он стремился к реалистичному балансу. Признавался в жадности, но утаивал амбициозность. Говорил о пустоте внутри, умалчивая об отсутствии веры. Каялся, что гневается на человека, ставшего причиной самоубийства его отца, однако молчал о зависти, испытываемой к тому человеку. Он говорил все, что ожидали услышать от кающегося грешника его возраста, и знал, где остановиться. Одно дело – определенная доля откровенности в служении своим целям, и совсем другое – откровенность в служении правде без прикрас. Тут он не хотел заходить далеко. Он не рассказывал о женщинах, утехами которых продолжал пользоваться за пределами семинарии. И уж тем более он молчал об одном мужчине. Каждый понедельник после вечерней молитвы, когда семинария затихала и укладывалась спать, в комнатенку Мюрата тихо проскальзывал священник и оставался там до рассвета. Подобные признания были бы чрезмерными для исповедника за ширмой, и Мюрат держал их при себе.

Поведение Мюрата отличалось убедительностью. Преклоняя колени, он олицетворял собой чистое смирение. Во время молитвы в его голосе звенела убежденность. Требования своего ученичества он принимал всерьез, усердно изучая Священное Писание, историю Церкви и церковные обряды. Латынь давалась ему легко, как и проведение служб. Находился Мюрат перед обычным прихожанином, аристократом, епископом или королем, он всегда произносил нужные слова. Благодаря постоянным повторениям его блистательное искусство обмана стало восприниматься реальностью. Часы упражнений наполнили его голос Святым Духом, а жесты – гневом Господним. В его жилах текла праведность. Мюрат играл этот спектакль настолько убедительно, что сам начал верить в него. Аудитория принимала все это за чистую монету, и отклик слушающих добавлял ему сил. Наконец он достиг такого успеха, что, если бы рядом с ним поставить человека, чья душа чиста и чья жизнь искренне направлена на благочестивые мысли и добрые дела, невозможно было бы сказать, кто из них истинно верующий, а кто притворщик.

После окончания семинарии Мюрата направили служить в епархию Булонь-Бийанкур, где были еще два священника. С ними он заключил выгодное, хотя и негласное соглашение. Те священники окормляли души прихожан, а Мюрата больше заботило содержимое кошельков паствы. Он куда успешнее собирал пожертвования за закрытыми дверями, нежели в церкви, одной рукой раздавая благословения, а другой принимая благодарности. Но и в церкви ему сопутствовал успех. Там, где другие священники проповедовали надежду и спасение, Мюрат убедился, что страх перед Божьим гневом и вечным проклятием, надлежащим образом поселенный в душах прихожан, является более надежным способом облегчить их кошельки. Он стучал кулаком по кафедре и неистово выпучивал глаза. Его голос, громкий, сладкозвучный, полный ярости Господней, ударял по неспокойной совести прихожан, словно золотой молот Бога. И франки текли в его сундуки.

Однако его главная сила заключалась не в проповедовании страха. Он быстро продемонстрировал своему начальству, что является одаренным администратором и организатором и обладает талантами, в которых Церковь остро нуждалась. Во Франции Церковь и ее епископы были достаточно независимыми. Рим им не помогал, а государство помогало совсем незначительно. Мюрат нашел способы привлечь в епархию деньги и способы сохранить деньги епархии. Он привел в порядок хромающую отчетность и установил свои правила ведения бухгалтерских книг. Он стал напрямую общаться с банкирами, биржевыми маклерами и торговцами. Вскоре в конторы епархии хлынул неиссякаемый поток посетителей. Постепенно Мюрат получил непосредственный доступ к церковным счетам. Поначалу за его действиями зорко наблюдал епископ, но со временем степень его свободы возросла. Тогда-то Мюрат и начал проявлять то, что было его величайшим даром и наиболее высоко ценилось церковным начальством. Он был финансовым гением. Он спекулировал на бирже, непостижимым образом зная, когда надо покупать, а когда продавать. Сначала совсем немного, ибо тогдашний епископ имел весьма расшатанные нервы и к тому же умел хорошо управлять своим аппетитом к азартным играм. Однако каждый успех Мюрата приносил больше свободы, пока наконец он вообще не перестал спрашивать позволения у епископа. Такую же гениальность Мюрат продемонстрировал в покупке и продаже имущества. Как и с акциями, он всегда знал, как поступить с имуществом и когда это лучше сделать. Одной сделкой по купле-продаже земли он мог принести Церкви больше денег, чем за двадцать лет стояния за кафедрой.

Если отец Мюрат и проявлял в делах резкость и даже беспощадность, то жалобы на него не достигали ушей епископа. Да, ходили слухи о каких-то его темных делишках и финансовых операциях на грани дозволенного, но, пока доходы епархии росли, епископа не тянуло проверять гроссбухи. Если другие священники не любили Мюрата, для него это почти не имело последствий. Если самому епископу не нравился отец Мюрат за холодный, пустой взгляд и отсутствие Божьей искры внутри, если он чувствовал некий холодок, когда слушал его разговоры, то все это отметал и сосредоточивался на более важных делах епархии, поскольку был человеком, понимающим толк в практических результатах и способным оценивать амбиции. И прежде всего он был человеком, умеющим считать. Его епархия всегда имела избыток долгов, а не наличных денег. С момента появления отца Мюрата прошло всего два года, а в епархии уже нашлись деньги для ремонта собора – впервые за двести лет. За этим последовали улучшения и ремонт в других местах, включая и дворец епископа. Теперь денег хватало даже для пожертвований на фонд ремесленников и сиротский приют. Епископ был очень доволен.

Деньги поступали