Эд и Шут знает кто - Эдуард Вячеславович Поздышев

– Ну не совсем за это, конечно. Дел-то найдётся, если не будешь лениться. А шипеть, поверь, самому наскучит. Про благодать, надеюсь, не забыл?

– В общих чертах, разве.

– Ну – вот.

* * *

– Только… – Замялся я. – Я, знаешь ли, не любитель этого… елея. Ну, типа – как в телике по церковным каналам показывают, или – в книжках с проповедями. Я тут в квартирке одной кантовался – наслушался до тошноты.

– Не знаю, Сергей, что тебе и сказать. Наши прихожане, например, любят смотреть такие каналы. А некоторые так только их и смотрят. И знаешь – у них многому можно поучиться. У прихожан, то есть. Мне. Я себя имею в виду. Я-то телевизор не смотрю – разве в интернете кое-что. Да и некогда – с такой оравой.

– Да и я ничего не имею против… Пусть! Полезно, наверное. И против тёзки моего… Впрочем, кажись, чуток зазвездившегося.

– Это ты о ком? – спросил отец Максим.

– Ну, я уже говорил про квартирку одну с интернетом. Знаешь, захотел отца Сергия, настоятеля нашего… Царствия ему… – Теперь уже я возвёл очи к небу, а батюшка снова перекрестился. – Захотел, в общем, взглянуть на него хоть глазком. Погуглил, значит… А там этот терминатор говорливый везде выскакивает… Не, классно, конечно, базарит, хлёстко так, актуально, вроде бы. Интересно, даже захватывает! Опыта у мужика, кажись, тоже хватает – надеюсь, не только языком трепать да книжки пересказывать. И необычно так говорит – не как в девяностые, там, из телика заунывно распевали. Да ты и не помнишь. Ты тогда ещё под стол пешком ходил. Хм! Да я вот читал по случаю одно художественное чтиво об отце, как его, Павсикакии, что ли, не помню, имя такое заковыристое, без ста грамм и не вспомнишь. Дамочка одна хотела выбросить несколько красивых книжек, когда я в контейнере копошился в поисках чермета. Поставила так в пакетике рядышком. Я извлёк одну. Смотрю, а там – всё путём: типа, одобрено и благословлено. Догоняю, значит, женщину, спрашиваю: чё за дела – типа не сектантская, вроде, литература. А она мне отвечает: типа сами вы все сектанты. Я ей типа: чё за наезды? Разговорились, в общем. Она и поведала мне свою историю. Начиталась, значит, этого Павсикакия и типа сразу воцерковилась. Пошла, значит, в церкву, что через дорогу от её дома. На исповеди чё-то про себя рассказала. Думала, наверное, что батя тотчас начнёт чудеса показывать. Там ведь, слышь, в этих книгах – всё чётко с этим. Типа, ходи в церковь поблизости. По всяким младостарцам не болтайся – что, по сути, положа руку на сердце – и верно. Но там ещё и про чудеса всякие наворочено. Да топорно так. Толстый батя там, значит, апостольствует налево и направо. Служит себе на своём приходе, а вокруг – чудеса табунами! Почитай чуть ли не все чудеса двадцатого века свершились на том приходе в течение одной безразмерной, по ходу, жизни этого бати. Да ещё он там поспевает по заграницам мотаться да на Афон чуть ли – не как к себе домой. И везде – чудеса, чудеса, чудеса! Летит, значит, в самолёте – апостольствует. Едет на крутой дармовой тачке – апостольствует! И когда всё успевает?! Точняк – как в сериалах про нюхачей да ясновидящих, что следаков консультируют… И что ни день – раскрытое дело! Серий на полтинник! И, главное, после одной лишь с ним беседы – люди сразу ведут себя так, как будто лет десять, как минимум, стояли, колбасились от помыслов на долгих, невнятных службах, молились, готовые чуть ли не зашвырнуть куда подальше молитвословом, читали, засыпая от непонятных слов и смыслов, падали, вставали, снова падали и вставили, лечились, привыкали годами к такой жизни… С пол тычка, прикинь! На исповеди, прикинь, мужику лекцию прочитал – чуть ли не семинарский конспект наизусть пересказал, – а тот, вместо того чтобы уснуть там же на исповеди, почти тотчас, словно по мановению волшебной палочки, превратился в его служку! Пришёл батя в больницу к умирающей, помолился и там же в монахини постриг тётеньку пожилую. Она восстала и сразу же – понимаешь, сразу – стала служить ему верой и правдой. Ему, значит, и православию. Ну и много чего в тех красивых переплетах про этого глянцевого батюшку Павсикакия – или как его там – понаписано. А как красиво-то! Уши так и расцветают! И вот эта женщина… Что бы ты думал? Пришла, поплакала, в чём-то призналась, а местный священник на неё наорал. Трагедия! Да после успокоила её какая-то соседка. Посоветовала к старцу одному съездить. Ну и подалась она в какую-то сельскую глухомань к какому-то старцу-шмарцу. А тот, кажись, только что… ну, типа из затвора вышел и поначалу с похмелья с ней по душам, значит, побазарил, ну а на следующий день пощёчину отвесил для вразумления. Так она из той дыры еле ноги унесла. Думала, говорит, что все батюшки такие, как этот (блин – хрен вспомнишь) Павсикакий, а уж старцы, типа, и того святее. А о старчике-младосмарчике том она ещё и где-то в инете читала. Что он, там, исцеляет, бесов, что тех глистов, изгоняет и прочее. В общем, переубеждать я её не стал, а книжки те домой утащил.

– А, я, кажется, знаю, о каком герое ты вспомнил. Да, его по-другому там звали. Я сам не читал, но наслышан. Только что ж ты говоришь, что – без ста грамм? Павсикакия-то вспомнил… Я сам ни одного отца Павсикакия не встречал. Ты-то откуда выкопал это имя?

– С памятью у тебя, гляжу, не очень, похоже. Я ж тогда, помнишь, одному иеродьякону анекдоты про отца Павсикакия травил, а ты хоть и пацанчиком-несмышлёнышем был, но уши-то грел.

– Да, запамятовал, наверное. Но про такое чтиво скажу тебе, что это элементарный ликбез. Главный вред там, конечно, – приторности, в повышенной концентрации чудес, в лёгкости, с какой получается всё потребное. В отсутствии внутренней борьбы. А цитаты длинные – это просто попытка донести элементарные знания до людей, которые совершенно невежественны, из тех, что только свечки ставить и могут. И таких, к сожалению, большинство. Отсюда и каналы разные телевизионные, и передачи, и говоруны в интернете.

– Всё верно, – посетовал я. – Но только я так не могу. Ну, как эти отцы честны́е по телику да в интернетах.

– Не можешь – научим, – рассмеялся отец Максим, – а не хочешь –