Рассказы - Мартти Ларни

Говорят, что финны укорачивают свою жизнь, убивая себя спиртом, водкой и парной баней. Я не могу этому поверить, пока не видел официальной статистики. Я только видел сумасшедших спортсменов, сумасшедших пьяниц и сумасшедших любителей париться. А, согласно статистике, сумасшедшие вообще живут в среднем дольше, нежели прочие горожане. Так что, во всяком случае, утверждение об укороченной жизни, мне кажется, сильно преувеличено. Недавно я видел статистический обзор. В нем с помощью изящных графических кривых и красочных устрашающих рисунков был показан стремительный рост числа уличных несчастных случаев в Финляндии за последние годы. Отрадно то, что Финляндия еще раз доказала свою способность к быстрому развитию. Правда, развитие это ежедневно требовало и требует человеческих жертв, но большие достижения никогда без жертв не обходятся. Я лично горжусь тем, что моя родная страна занимает одно из первых мест в мире по грамотности и по числу несчастных случаев на дорогах. Лучше один лишний пешеход в раю, чем два — на улицах города.

Вчера мы с моим приятелем философом Нюстюре беседовали о проблемах пешехода, в частности, хельсинкского пешехода. Я, кажется, был настроен несколько пессимистично (чему причиной послужили застарелые боли в области четвертого позвонка и неожиданный приступ ишиаса), я сказал ему:

— Лихачи-автомобилисты, видно, решили позаботиться о том, чтобы хельсинкский пешеход не боялся приближающейся старости. Я верю в прогресс, и если все так пойдет и дальше, то через какие-нибудь десять лет старость вообще перестанет грозить пешеходам. Никто из пешеходов не будет доживать до старости. Таким образом, старость нам будет уже не страшна.

Философ Нюстюре, который работает в университетской библиотеке младшим библиотекарем на полставки, не понял моих слов, так как он был человек глубокомысленный, немолодой и, к радости многих женщин, закоренелый холостяк.

— Пешеход рискует головой, переходя улицы нашей милой столицы, — сказал я печально. — В Хельсинки нужно создать подземное движение.

— Подпольное движение? — удивился философ. Не дослышав, он понял «движение» в политическом смысле.

— Метро, — сказал я. — Подземные поезда, которые мчатся, как бешеные, в туннелях под улицами. При таком транспорте легче жить пешеходу: средний возраст последнего повышается, кровяное давление понижается, сердечная деятельность остается нормальной.

— Ах, метро! — воскликнул философ. — Метро! Понимаю, понимаю. Но, по-моему, это не нужно. Гораздо разумнее приобрести детскую коляску. Коляска резко повышает безопасность пешехода.

Тут уж меня действительно охватил пессимизм. Может быть, подумал я про себя, философ Нюстюре окончательно свихнулся от своей учености? Но такое предположение оказалось преждевременным. Друг мой привел в пользу коляски следующие аргументы:

— Психология, — сказал он, — не имеет никакого смысла, если не пытаться применить ее к практической жизни. Вовсе недостаточно человеку познать в какой-то мере самого себя — он Должен научиться понимать и ближнего своего. Понимание — это вообще очень важный фактор. Понимание, обращенное на другого, зачастую проявляется физически — в действиях и движениях. Правильное понимание должно выявиться правильным поведением. Нужно ли говорить о том, как важно и полезно бывает встречать понимание со стороны окружающих.

— Но при чем же тут детская коляска? — воскликнул я.

— Минуточку терпения! Сейчас я объясню. Итак, то, что мы называем «пониманием», есть лишь более или менее правильная реакция психики на внешние воздействия. Когда ты перебил меня, это уже была реакция на мои слова. Мысль всегда связана с движением. Но, поскольку лишь немногие дают себе труд мыслить, большинство бросается в пучину уличного движения, не задумываясь. Бывают и обратные случаи. Я, например, два года назад переходил улицу и попал под машину. Это случилось потому, что я слишком глубоко задумался. А именно, я думал об этой старой-престарой фразе: «О, человек, если бы ты знал, как мало ума у тех, кто в этом мире правит», — и тогда-то автомобиль сбил меня с ног.

Оправившись от ушибов, я начал думать о безопасности пешеходов. Я призвал на помощь психологию и стал исследовать причинные отношения по данным душевного опыта. Я исходил из того, что и автомобилист и даже полицейский регулировщик движения — тоже люди, на которых моя психика может оказать влияние. Я решил повлиять именно на них, так как они являются главными препятствиями для пешехода. Разумеется, я мог бы продать мою библиотеку антиквару, мебель старьевщику, кое-что из платья заложить в ломбард, чтобы на вырученные деньги купить подержанную легковую машину и спокойно ездить на ней по городу. Так поступил бы какой-нибудь порывистый юноша, но я, по глубоком размышлении, купил детскую коляску. С тех пор вот уже два года я передвигаюсь по улицам Хельсинки, не зная тревог. И я совершенно позабыл о трамвайной давке и прочих неудобствах городского транспорта.

Когда я отправляюсь утром на службу, все улицы запружены, на перекрестках заторы — это как раз худшие часы пик. Но меня это ничуть не беспокоит. Притом я еще экономлю массу времени. Со своей коляской я преспокойно перехожу улицы, когда захочу. Я не жду ни на одном перекрестке, и, честное слово, никто, ни на каком виде транспорта не сумеет проехать по городу быстрее меня. Полицейский свистит, автомобилисты тотчас останавливаются и, выглядывая из своих машин, приветствуют меня: «Пожалуйста, пожалуйста, уважаемый! Детской коляске путь открыт!» Столь трогательная отзывчивость имеет и другую сторону: ни один самый отчаянный лихач не желает все же раздавить грудного младенца. Регулировщик мне кланяется и мысленно произносит такой монолог: «Вот почтенный отец семейства. Он бережет свою жену от стольких опасностей. Или, может быть, он вдовец и должен отвезти малютку в ясли, а потом спешить на службу. Вот примерный отец, таких бы побольше в нашей Финляндии!»

Некоторые прохожие, которые успевают перейти улицу в моем кильватере, заглядывают в коляску, желая видеть, похож ли ребенок на своего отца. Но я поднял верх, и никому в голову не приходит, что под голубым одеяльцем лежат мои бутерброды, термос и куча книг.

Во время обеденного перерыва я выхожу с коляской прогуляться по улицам — и снова все мне уступают дорогу. То же повторяется и вечером, когда я возвращаюсь с работы домой и везу в коляске полную сумку картошки, хлеб, консервы и чистое белье из прачечной. Я убедился на опыте, что жизнь пешехода в безопасности, если у него есть хоть немного психологической смекалки, чтобы вызвать понимание у автомобилистов и регулировщиков движения. Поэтому я считаю, что для Хельсинки не нужно метро — его с успехом заменят детские коляски.

Философ Нюстюре закончил свой краткий визит, пожелав мне доброго здоровья и всяческих успехов. На лестничной площадке его ждала детская коляска. Через минуту я увидел из окна, как он бодро переходил улицу. Постовой полицейский расчистил ему дорогу и сделал рукой под козырек, отдавая честь. Едва ли постовой и водители остановленных им автомобилей могли предположить, что философ Нюстюре вез в своей коляске подержанную стиральную машину, которую я продал ему по дешевке.

Сегодня я два часа бегал по городу в поисках подходящей колясочки. Я рассчитал, что одну-то коляску я успею докатать до полного износа, пока в Хельсинки будет построено метро.

Нет, но что ни говорите, а славно все-таки, что у нас так уважают детей!

Диагноз

В один прекрасный день господин Симпанен почувствовал себя прескверно. Он попытался развлечься и посмотрел в зеркало. Но не обрадовался. Глаза его были красны, по лицу расползлась какая-то черничная синева. В ушах гудел самум повышенного кровяного давления. Господин Симпанен срочно вызвал врача, и Синухе Горлоковыряйнен явился на помощь, как джин из сказочной бутылки. Едва лишь увидев горло больного, доктор пришел в ужас. Он немедленно удалил господину Симпанену гланды, которые так набухли, что могли вызвать удушье. Но безболезненная операция не облегчила страданий несчастного господина Симпанена: глаза его по-прежнему наливались кровью, в ушах шумело, и в любую минуту ему ничего не стоило упасть в обморок.

— Вы слишком много курите, дорогой, — сказал ему врач.

— Я в жизни не выкурил ни одной папироски, — откровенно признался Симпанен, хотя он был замкнут и скрытен по натуре.

— Ах, вот что!.. Ну, значит, вы…

— Нет, нет! Я не употребляю алкоголя, — поспешно возразил больной. — И вообще ничего опьяняющего или возбуждающего.

— Отлично. В таком случае страдания вызываются другими причинами.

Тут же господину Симпанену сделали рентгеновский снимок его выдающегося подбородка. И, кстати, пока сохла пленка, ему удалили все зубы мудрости, а заодно и дюжину других зубов. Но грустная краснота глаз, шумовые симфонии в ушах и хриплая одышка от этого не прекратились.