Свое время - Виталий Владимиров

Размышляя над этими дилеммами, я поймал себя на мысли, а, действительно, сколько же времени каждый из нас тратит на решение вот таких проблем: что лучше, как выгоднее? И для чего? Наверное, чтобы выиграть время.

Чтобы было время про запас.

И уже потом прожить это время, как хочется.

Как надо.

А как надо?..

Когда я приехал, Наташа уже сидела в вестибюле клиники на белой крашеной деревянной скамейке - санитарки зовут их почему-то диванами - и, похорошев от радости, поднялась мне навстречу.

Мне даже показалось, что она посвежела, поправилась, но что-то тревожное мелькнуло в ее лице.

Я протянул Наташе веточку мимозы.

- Ой, какая прелесть, спасибо, Валерочка. Не забыть бы мне забежать перед ужином в палату, в воду поставить.

- Ну, что новенького, рассказывай, - выжидательно посмотрела она на меня.

Я взял Наташу за руки, вздохнул, сильно потер вдруг зачесавшуюся щеку - не знал, как начать.

- Наташ, - собрался я с духом. - Как ты скажешь, так и будет. Я тебе раньше не говорил, хотел подарок нам сделать, да не получается сюрприза. Дело в том, что я стою в очереди на жилплощадь в нашем издательстве, и скоро сдают дом.

- Ой, как здорово! - негромко рассмеялась Наташа. - И где же? Где-нибудь в Новых Черемушках?

- На проспекте Мира. В районе уголка Дурова будет у нас свой уголок.

- Правда?

- Да, маленький, - улыбнулся и я, - но... раньше мне обещали отдельную квартиру, а оказывается, полагается только комната. Если же мы хотим получить квартиру, то тебе нужно как можно скорее развестись и выйти за меня замуж.

- Ты делаешь мне официальное предложение? - лукаво спросила Наташа и гордо выпрямилась.

Больничный халатик, тапочки... невеста моя.

- Делаю, - серьезно сказал я. - Предложение и руки, и сердца. Обещаю, что эти руки мои будут и стирать, и гладить, и мыть посуду, и писать стихи, и согревать тебя. А сердцем моим ты владеешь безраздельно уже давно. Как и мыслями.

- Стирать да мыть этим рукам необязательно, для этого у меня тоже есть руки, а поскольку я теперь владею всем, то и распоряжусь по-своему: твои пусть больше пишут и чаще согревают.

- Так оно и будет.

- А насчет остального сделаем так, как ты считаешь нужным, - прижалась ко мне Наташа.

И вдруг посмотрела на меня снизу со страхом:

- Лишь бы ты не передумал, не бросил меня...

- О чем ты, маленький?

- А мне два дня назад томограмму сделали, Валера, - сказала она медленно и умолкла.

- Ну и... - не выдержал я молчания.

- Обнаружили туберкулому, - опустив глаза, сказала Наташа. - Предлагают операцию.

- Когда?

- Недели через три-четыре. Здесь режут по вторникам и четвергам. Такое расписание.

- А ты что сказала?

- Ничего. Тебя ждала.

До чего же резкий, бездушный, безжизненный этот дневной свет из вечно зудящих молочных трубок... Белые стены... Белый кафель... Белые скамейки-диваны... Что значат мелкие расчеты - ехать зайцем или нет, когда идет другая игра, где ставка - жизнь, а проигрыш - смерть... Вот если выиграем, тогда заживем... Не знаю, в комнате или в квартире, не в этом дело.

- Валера, вот что я подумала, - ласково, успокаивающе сказала Наташа, - ты бы сходил, с моим лечащим врачом посоветовался- поговорил бы.

- Он что, дежурит сегодня?

- Нет, просто он - аспирант, Воробьев его фамилия, и живет он в общежитии, здесь неподалеку. Я вот и адрес узнала. Хочешь, сходи к нему прямо сейчас, пока я на ужине.

Я рассмеялся, несмотря на всю напряженность ситуации:

- Помнишь Бомарше? Фигаро только придумал, что надо написать записку, а у Розины она уже готова.

- А я и есть Розина. Только ты тоже будь, как Фигаро - не задерживайся, ждать тебя буду.

Я поплутал среди четырех одинаковых жилых корпусов, стоящих поодаль от института, прежде чем отыскал нужный мне. Дверь открыл розовощекий парень с синими глазами:

- Здравствуйте! - сказал я и запнулся.

Как представиться?

- Я - муж больной Кузнецовой... Впрочем, не муж пока, скорее жених... Извините, я займу у вас пять минут, мне очень надо посоветоваться с вами.

- Проходите, - пригласил Воробьев.

Маленькая комната в общежитии: одно окно, кровать, двухстворчатый шкаф, пара стульев, книжная полка, на столе сковорода с остатками яичницы с вермишелью - быт аспиранта.

- Минутку, - Воробьев унес сковородку в коридор и сразу вернулся.

Мы сели на стулья.

Я сбивчиво объяснил ситуацию.

- Понятно, - кивнул головой Воробьев. - Что касается развода и свадьбы, то тут я пас.

Разве медики тоже гоняют в преферанс, подумал я, вспомнив свои студенческие годы.

- По поводу состояния больной Кузнецовой могу дать не совет, а информацию. Вы, очевидно, знаете, что институт наш - специализированный, исследовательский, клиника - экспериментальная. Кузнецова поступила на обследование в связи с тем, что на стадии полного выздоровления, когда для нее были показаны, то есть эффективны, препараты химиотерапии, у нее наступило резкое изменение в худшую сторону всей картины заболевания. Нам удалось стабилизировать процесс, приостановить его развитие, но, к сожалению, зашел он слишком далеко, образовалась туберкулома, и требуется оперативное вмешательство.

- Операцию будете делать вы?

- Нет. Я - терапевт, собираю практический материал для диссертации. Случай Кузнецовой доказывает связь и активное влияние лимфатической системы на течение процесса, что и является темой моей диссертации.

Тема, случай, связь... все-таки мы все для медиков только материал, подопытные кролики, а не живые люди. Знал бы этот спокойный, уверенный в себе парень, что Наташа не выздоровела от того, что затосковала, перестала радоваться жизни, и при чем здесь лимфатическая система? Или именно в ней затаилась душа?

Тогда я сделал открытие мирового значения...

- Так кто же будет делать операцию?

- Не знаю. Это уже не моя епархия. Теперь Кузнецову должны перевести в хирургическое отделение. Я не думаю, что ее выпишут, хотя такой вариант не исключается - раз она у нас, мы и должны вроде бы довести лечение до конца. Но все теперь зависит от хирургов. Если кто-то из них заинтересуется ее случаем, то операцию сделают быстро, но советую не тянуть, у вас в запасе месяц. Самое большее. Идеально было бы, если бы оперировал академик, директор нашего института, но к нему очередь.

- Посодействовать ничем не можете? А? - с глухой надеждой спросил я.

- Что вы! - в первый раз улыбнулся Воробьев. - Я сам из Владимира. Приезжий из провинции. Мне дай бог только защититься, самому бы кто-нибудь помог.

Это уж точно, если сам себе не поможешь, то кто поможет? Шансов мало, но что делать?

Я узнал у него, как попасть на прием к академику, простился и вернулся к Наташе. Мы еще раз все обсудили с ней. Получалась такая программа развод, женитьба, операция, квартира.