Рапорт из Штутгофа - Мартин Нильсен

На следующий день после их прибытия в лагерь Хольцер забил насмерть человека, который был своего рода идейным вождём всей группы. О нём все говорили с глубоким уважением и высказывали мысль, что, если бы он не погиб, его имя было бы неразрывно связано со строительством новой Польши. Досталось от Хольцера и самому Герберту.

Я сказал Герберту, что сам Хольцер вовсе не считает себя злым человеком. Герберт долго смотрел на меня и потом сказал, взвешивая каждое слово:

— Он действительно не злой человек. Пойми, Мартин, — продолжал он, — в зверя его превратили созданные здесь условия. А по своей натуре он совсем не злой человек.

И Герберт рассказал мне несколько маленьких эпизодов из лагерной жизни, характеризующих Хольцера и с хорошей и с плохой стороны. Один эпизод произвёл на меня особенно сильное впечатление. Когда группа Сопротивления, в которую входили Герберт и другие заключённые, ещё только прибыла в Штутгоф, здесь царил самый зверский террор, какой только можно себе представить. И вдруг Хольцер показал совершенно противоположную сторону своей натуры. Во время вечерней поверки, продолжавшейся уже несколько часов, возле барака лежал один заключённый. Он был при смерти. Вода стекала с крыши прямо ему на лицо, но никто не решался его унести. Больных и мёртвых всегда пересчитывали вместе с живыми, и общее число заключённых должно было соответствовать существующему списку. Когда стемнело — а поверка всё ещё продолжалась, — Хольцер, который в то время был всего лишь старостой комнаты, вдруг проявил инициативу. Он поднял больного поляка, перенёс его на койку, а когда поверка закончилась, все увидели, что Хольцер держит руку умирающего в своей руке.

— Нет, Мартин, он совсем не злой человек. Он душевнобольной, безумный, он убьёт тебя и меня, если услышит хотя бы сотую долю того, о чём мы сегодня говорили. Он предаст гестапо своих самых ближайших друзей, если сможет извлечь из этого хоть малейшую выгоду. Но он не злой человек. Хольцер лишь продукт системы, которая подчинила его своим законам.

13. ДВОРЦОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ В ДАТСКОМ БАРАКЕ

Между тем мы чувствовали себя всё хуже и хуже. Силы покидали нас. Один за другим датчане переселялись из барака в ревир.

Я работал в фирме «Неодомбау». Это был тяжёлый, изнурительный труд с утра до поздней ночи. В бараке у нас тоже не было ни минуты покоя, а на дворе уже свирепствовала зима.

Каждый день я попадал в число проштрафившихся. Когда мы возвращались к обеду в барак, бандит Хирш непременно приказывал заключённым перестелить заново вонючие рваные одеяла под тем предлогом, что утром их заправили недостаточно аккуратно. И хотя к постелям мы, как правило, даже не притрагивались, всё же нам приходилось стоять возле них минут двадцать-тридцать из того часа, который был отведён нам на обед и отдых. По вечерам, а часто и по ночам, нас выстраивали, чтобы проверить, хорошо ли мы вымыли перед сном ноги; в обеденный перерыв и после работы нас заставляли делать небольшие пробежки и вообще издевались, как только могли.

На новой работе мне тоже приходилось несладко. Десятерых датчан, в том числе и меня, выделили для работы на частном предприятии «Неодомбау».

Предприятию этому можно было бы посвятить целую главу.

Однажды осенью 1943 года в лагере появился человек, который тащил на себе сильно покалеченный дамский велосипед, молоток, клещи, пилу (такими пилами мясники распиливают кости, этот тип называл её «кобылий хвост») и несколько железных штырей, которые забивают в цементные отливки. Кроме того, он волочил за собой несколько металлических форм и пару досок, которые наверняка где-то украл.

Это был владелец фирмы «Неодомбау». Он утверждал, что его некогда процветающее предприятие было разрушено во время одного из воздушных налётов на Рурскую область, и вот теперь он решил перебраться со своим дамским велосипедом и палаткой на восток, в Штутгоф. В активе фирмы было одно немаловажное обстоятельство: сын хозяина был правительственным комиссаром в Данциге. Когда этот делец прибыл в лагерь, он получил в полное своё распоряжение целый барак, или, вернее, несколько столбов, подпирающих деревянную крышу. Здесь начала свою деятельность эта всемирно известная фирма, и мы, датские заключённые, были её основателями.

Мы начали с колодца. Колодец выкопал я. Яма глубиной около двух метров, наполненная грязной водой, — вот и готов колодец. Потом мы залатали крышу барака листами толя, а вернее, просто тёмным картоном. Поскольку молоток был один на всех, гвозди мы забивали штырями, а «кобыльим хвостом» распиливали рейки.

После того как вся подготовительная работа была закончена, мы приступили к выпуску готовой продукции. Наш хозяин сделал «изобретение». Он изобрёл новый метод строительства. В формах, которые были сфальцованы вместе, он отливал полуметровые и метровые цементные плиты. Достаточно поставить эти плиты одну на другую — и дом готов. В наши обязанности входило отливать плиты. Теперь нам предстояло в самое ближайшее время освоить это производство. Материалом служил цемент, очень немного цемента, и бимбс (так наш хозяин называл шлак). От бимбса, по его мнению, плиты становились легче. Впоследствии, когда он уже не мог доставать свой любимый бимбс, ему приходилось добавлять в цемент стружку и прочий хлам.

Мы называли дашего хозяина Бимбс, и это прозвище сохранилось за ним даже после того, как он перешёл на новый строительный материал. Предприятие Бимбса быстро росло. Хоть это было явное надувательство, он получил от государства большую субсидию. К нашему бараку был подведён железнодорожный путь, нам прислали электрическую мешалку. Потом его деятельность распространилась на всю территорию лагеря, но он твердил каждому встречному и поперечному, что хотел бы всегда работать только с датчанами, но с ними надо хорошо обращаться. Через несколько лет он даже выделит датским заключённым маленький дворик, поросший травой, и там они смогут отдыхать четверть часа до обеда и четверть часа после обеда.

Да, это был настоящий мошенник, олицетворявший то экономическое мошенничество, которым нацисты занимались все эти годы. Один из мастеров, проработавший на предприятии со дня его основания до самой эвакуации, рассказал мне, что они построили дом для местной организации гитлерюгенда в соседнем городке Тигенгоф. Однажды, незадолго до окончания строительства, мастер сидел в доме и дремал, привалившись спиной к стене. Внезапно он почувствовал, что спина у него стала мокрая. Он выбежал на улицу и увидел возле стены собаку.

— Представляешь, — рассказывал он, — забегаю я за угол и вижу: возле дома стоит какой-то паршивый пёс и, задрав заднюю лапу, поливает стену.

Может быть, у мастера и была некоторая склонность к преувеличениям, но, во всяком случае, его рассказ великолепно иллюстрирует качество продукции, выпускавшейся фирмой «Неодомбау».

В этой связи мне хотелось бы рассказать ещё один маленький эпизод. На предприятии «Неодомбау» работали только датчане, но наш капо был «зелёным» уголовником. Его звали Кнабе — «Мальчуган»; у этого великовозрастного мальчугана была богатырская фигура и крошечная детская голова. Вот он-то и поведал мне историю о войне между «зелёными» и поляками. Тогда я ещё был довольно наивен и, как сейчас помню, дослушав до конца эту волнующую историю, начал бормотать, что они не совсем правы, ибо в конце концов все мы заключённые: и поляки, и русские, и немцы, и датчане.

Мальчуган схватил меня за плечо, повернул на мосте и с таким бешенством посмотрел на меня, что я уже простился с жизнью. Однако он ограничился тем, что рявкнул мне прямо в лицо:

— Пойми ты, чёрт побери, что мы, немцы, не позволим угнетать себя в нашем собственном лагере!

После того как мы проработали пару дней на предприятии «Неодомбау», Мальчуган сказал нам:

— Теперь вы находитесь на тяжёлой работе, и поэтому вам положено дополнительное питание. В этом я тоже заинтересован, так как вы должны работать как следует, а без еды вы работать не сможете. Но организовать всё это очень трудно, потому что «Неодомбау» — частная фирма и хозяин должен получить разрешение из Данцига. Пока придёт это разрешение, пройдут месяцы, и за это время вы все передохнете с голоду. Очевидно, мне придётся каким-то другим способом провернуть это дельце для старого идиота.

После этой обнадёживающей речи мы с Мальчуганом отправились за четырьмя мешками драгоценного цемента, которые должны были украсть у Бимбса: два мешка предназначались коменданту и два мешка — Лайсингу. Это издержки производства, которые рано или поздно окупятся. Кроме того, Бимбс должен был платить за наше дополнительное питание по четыре марки в день, по и этот вопрос можно будет как-нибудь отрегулировать. Во всяком случае, четыре мешка — это не три вагона цемента, которые Лайсинг украл у Бимбса впоследствии.