Правда о Порт-Артуре. Часть II - Евгений Ножин

Бомбардировка шла съ перерывами. Огонь идетъ сосредоточенный.

На Зубчатой горѣ съ самаго начала бомбардировки находился совмѣстно съ другими начальникъ укр. раіона генералъ-лейтенантъ Стессель.

Во время артиллерійскаго огня противникъ подъ его прикрытіемъ перебѣжками продвигался впередъ.

Наши батареи бьютъ наступающихъ.

Очевидно, японцы готовятся къ генеральному штурму.

Потери противннка огромны.

Наши — благодаря укрытію — ничтожны.

Я пишу: наши, благодаря укрытію, ничтожны. Конечно, какъ у обороняющагося, онѣ были несравненно меньше. Но если бы у насъ дѣйствительно были сносныя укрытія, то и потери дѣйствительно были бы ничтожны.

Но штабъ раіона считалъ, что потери ничтожны — и "въ извѣстіяхъ" онѣ таковыми были.

Ночью съ 2 на 3 августа по всей линіи обороны шла рѣдкая перестрѣлка передовыхъ частей.

Въ 9 часовъ утра съ Кумирнскаго редута было замѣчено въ подзорную трубу, что по Мандаринской дорогѣ отъ Волчьихъ горъ въ направленіи отъ Генеральной горы приближается группа въ 6 человѣкъ съ бѣлымъ флагомъ.

Немедленно дано было знать по телефону командиру 2, 6 полка, который приказалъ прекратить стрѣльбу на ввѣренномъ ему участкѣ, и вмѣстѣ съ тѣмъ донесено коменданту крѣпости.

Съ Кумирнскаго редута выѣхалъ навстрѣчу приближающейся группы командиръ роты капитанъ Лавровъ съ нѣсколькими охотниками.

Встрѣтились они съ японскимъ парламентеромъ, оказавшимся маіоромъ японской службы, въ сопровожденіи одного офицера и 4 солдатъ.

Обмѣнявшпсь привѣтствіями на русскомъ языкѣ, маіоръ Ямооки попросилъ вызвать офицера штаба главнаго начальника. Немедленно объ этомъ дано было знать въ штабъ крѣпости.

Около 10 часовъ прибылъ на передовую линію начальникъ штаба раіона полковникъ Рейсъ, въ сопровожденіи 2 офицеровъ, которому было передано японскимъ маіоромъ два пакета.

Одинъ главному начальнику арміи, другой командующему эскадрой.

При прощаніи съ полковникомъ Рейсомъ, маіоръ высказалъ свое сожалѣніе, что ему пришлось его побезпокоить въ такую дурную погоду.

Во время переговоровъ комендантъ крѣпости приказалъ прекратить огонь по всей оборонительной линіи.

Японцы же продолжали стрѣлять по правому флангу.

Содержаніе письма барона Ноги было приблизительно слѣдующее:

— Русскія войска доказали уже свою доблесть, но Артуръ все равно будетъ взятъ, а потому, во избѣжаніе излишняго кровопролитія, а также возможныхъ со стороны ворвавшихся въ городъ японскихъ солдатъ насилій, убійствъ и грабежей, такъ какъ сначала трудно будетъ установить порядокъ, командующій осадной арміей Его Величества Императора Японіи предлагаетъ вступить въ предварительные переговоры о сдачѣ крѣпости.

Въ крѣпости немедленно собрался военный совѣтъ. Генералъ Стессель требовалъ, чтобы отвѣта не было послано на томъ основаніи, что предложеніе сдать крѣпость — страшная дерзость со стороны японцевъ.

— Развѣ они не читали моего приказа, что, пока будетъ живъ хоть одинъ защитникъ, крѣпость не сдастся?

Генералъ Смирновъ старался вразумить Стесселя, доказывая, что элементарныя правила военной этики требуютъ, чтобы отвѣтъ былъ посланъ. — Ну хорошо, упорствовалъ Стессель: если непремѣнно нужно послать отвѣтъ, то ничего не писать въ посылаемой бумагѣ, а просто нарисовать имъ кукишъ.

Комендантъ, генералъ-лейтенантъ Смирновъ, категорически заявивъ, что отвѣтъ долженъ быть посланъ и посланъ въ самой вѣжливой формѣ,— приступилъ къ составленію послѣдняго. Содержаніе его было кратко, но носило характеръ сдержаннаго достоинства.

Вотъ онъ:

"Честь и достоинство Россіи не могутъ допустить даже переговоровъ о выработкѣ условій сдачи крѣпости. Генералъ-лейтенантъ Стессель. Генералъ-лейтенантъ Смирновъ."

Утро 4-го августа стояло на рѣдкость непріятное. Туманъ, мороситъ мелкій дождикъ, сыро, слякоть. Городъ уже бомбардируется. То и дѣло завываютъ снаряды, съ глухимъ гуломъ разрываясь въ порту.

Получивъ наканунѣ разрѣшеніе генерала Смирнова сопровождать парламентеровъ, я отправился въ штабъ раіона.

Бомбардировка порта усиливается; на фронтѣ сравнительное затишье.

Въ составъ парламентеровъ вошли: офицеръ генеральнаго штаба капитанъ Головань и состоявшій въ прикомандированіи штаба крѣпости лейтенантъ Маколинскій.

Капитанъ Головань передалъ мнѣ приказаніе генерала Смирнова, что, если я хочу сопровождать парламентеровъ, то долженъ одѣть форму стрѣлка.

Принесли солдатскую рубаху, снаряженіе и вооруженіе и предложили переодѣться, а также снять очки. Повиновался.

— Снимите шпоры — командуетъ капитанъ Головань. Повиновался.

Принесли парламентерскій флагъ (полотнище грязнѣе грязнаго).

— Вы повезете флагъ! — Запротестовалъ.

— Почему?

— Разрѣшите послать за чистымъ полотнищемъ, тогда повезу.

— Посылайте!

Набили чистое полотнище, снарядились, вооружились (винтовка черезъ плечо), сѣли на коней — тронулись.

Прохожіе съ любопытствомъ и недоумѣніемъ на насъ поглядываютъ.

Я думаю, не у одного мелькнула мысль — ужъ не конецъ ли Артуру?

Дождь усилился. Дороги размыты. Подвигаемся впередъ съ трудомъ. Винтовка съ непривычки прямо пытаетъ.

Наконецъ прибыли на укрѣпленіе Кладбищенской импани. Капитанъ Головань увѣдомилъ объ этомъ коменданта крѣпости.

Генералъ Смирновъ немедленно прекратилъ огонь по всей боевой линіи.

Ровно въ 9 часовъ тронулись въ путь.

Впереди съ флагомъ пришлось ѣхать мнѣ съ однимъ изъ конныхъ охотниковъ; на дистанціи 20–30 лошадей парламентеры и эскортъ. Миновали наши цѣпи, заставы, секреты. Дождь все мороситъ, туманъ, наши укрѣпленія остались далеко назади. Проѣхали нѣсколько оставленныхъ китайцами, словно вымершихъ деревень. На задворкахъ у плетней лежатъ голодные, исхудалые псы. Китайца встрѣтили: оборванный, грязный. На всемъ лежитъ печать разрушенія отъ снарядовъ, все пусто, уныло. Ѣдемъ уже вольной дорогой, извивающейся то въ ту, то въ другую сторону. По бокамъ плотной стѣной высоченный гаолянъ, выше насъ, конныхъ. Ничего крутомъ не видно — дорога и гаолянъ. Впереди въ туманѣ проэктируются горы. Изъ чащи вынырнулъ нашъ офицеръ, бывшій въ секретѣ, и присоединился къ намъ.

Продолжаемъ подвигаться впередъ.

Мое недовѣріе къ японцамъ растетъ.

Не могу забыть Зеленыхъ горъ, какъ тогда они нашъ отрядъ Краснаго Креста обстрѣляли. Ничего не видно. Можетъ быть, залегли въ гаолянъ и караулятъ. Однимъ залпомъ всѣхъ снимутъ. Наши и не услышатъ. Жутко. Дорога круто повернула вправо.

— Баринъ! Баринъ! Вонъ стоятъ, вполголоса говоритъ ѣхавшій за мной охотникъ. Гляжу впередъ, ничего не вижу. Наконецъ замѣтилъ за крутымъ поворотомъ дороги на небольшомъ перевалѣ 4 японцевъ. Одѣты въ "хаки", трудно отличить отъ окраски мѣстности. Мы же, въ плохо окрашенныхъ кителяхъ, рельефно выдѣляемся.

Приблизившись къ японцамъ шаговъ на 50, услышали русское:

— Стой. — Остановились.

— Одна ходи. — Стоимъ, какъ вкопанные. Подошелъ, очевидно, унтеръ-офицеръ.

— Что нужно?

Отвѣтили.

— Хорошо.

Онъ отдалъ какое-то приказаніе одному изъ нижнихъ чиновъ — тотъ быстро скрылся.

Стоимъ и другъ друга разглядываемъ.

Унтеръ-офицеръ, плотный, широкоплечій мужчина, вытащилъ записную книжку и прехладнокровно что-то записываетъ.

Минутъ черезъ 10 пришли изъ ближайшей цѣпи: переводчикъ (отрекомендовался полковымъ), этакій вертлявый, болтливый; утрюмый, грузный капитанъ и премолоденькій подпоручикъ.

Завязался разговоръ. Присоединившійся къ намъ офицеръ проситъ вернуть убѣжавшую въ расположеніе японцевъ лошадь.

Капитанъ любезно соглашается, разспрашивая ея примѣты.

Переводчикъ неумолчно трещитъ, разсказывая, что въ Мукденѣ онъ бралъ уроки русскаго языка у офицера приморскаго полка.

Спрашиваетъ фамиліи нѣкоторыхъ офицеровъ…

Наконецъ прибылъ маіоръ Ямооки, въ сопровожденіи коннаго съ флагомъ и корпуснаго переводчика, который, несмотря на свой высокій рангъ, говорилъ по-русски преотвратительно.

Послѣ офиціальныхъ представленій, онъ принялъ подъ росписку пакетъ и въ свою очередь передалъ другой намъ, попросивъ въ полученіи такового тоже выдать расписку. Прибывшій съ нимъ старшій переводчикъ заявилъ, что "это очень, очень важное письмо" [4].

Когда шла церемонія передачи пакетовъ, въ сторонѣ Дагушаня завылъ снарядъ. Маіоръ Ямооки тревожно спросилъ: — Неужели стрѣляютъ? — Лейтенантъ Макалинскій быстро нашелся и спокойно отвѣтилъ — Нѣтъ, это, вѣрно, на морѣ.

Впослѣдствіи выяснилось, что съ одной изъ батарей было замѣчено въ расположеніи противника передвиженіе пѣхоты. Дежурный фейерверкеръ не утерпѣлъ и послалъ туда снарядъ. Конечно, ему за это досталось.