Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

сделала слишком много для Китая и слишком мало для Советского Союза: «Мы действуем так, как будто реформы происходят в Китае, а в Советском Союзе их нет, – сетовал Коль. – Вспомните бойню в Китае в прошлом году. Сейчас в СССР такого не происходит. Нам нужен критерий, который одинаково применим как к Китаю, так и к СССР». Буш не согласился: «Между Китаем и СССР есть различия. Экспорт революции из Китая прекратился или, по крайней мере, с этим стало лучше». И, добавил он, «Китай не нацеливает ядерное оружие на американские города». Для него жребий был брошен. В случае необходимости «США будут готовы действовать в одиночку», заявил он. Помощи США СССР не будет, но он поддержит увертюру Японии в отношении Китая. Очевидно, что сохранение отношений с Пекином имело большое значение для Буша – даже за счет недовольства его европейских союзников, зацикленных на Горбачеве[1764].

Тем не менее, несмотря на заявление Буша о приоритетах, после событий на площади Тяньаньмэнь его внимание, как и его администрации стало все больше привлекать происходящее в Европе и СССР. И к осени 1990 г. Китай уже стал не более чем политической головной болью для Вашингтона: стратегический потенциал страны уменьшился из-за застоя внутри страны и нежелания «танцевать танго». При этом премьер КНР Ли Пэн и министр иностранных дел Цянь стали более активно участвовать в восстановлении отношений с другими незападными странами, поддержка которых могла бы ослабить международную изоляцию Китая. Цянь много путешествовал, повышая узнаваемость КНР и проявляя инициативу по разрешению давних споров со своими ближайшими соседями. И поэтому Китай перешел в наступление в стремлении добиться расположения Вьетнама, Южной Кореи, Индии, СССР и Японии. В 1990 г. Китаю даже удалось установить официальные дипломатические отношения с Саудовской Аравией, Индонезией и Сингапуром[1765].

Соответственно, как напомнил Бейкер, акцент в политике США в отношении Китая «сместился в сторону многосторонних возможностей, где мы могли бы иметь дело с китайцами в более широком, менее противоречивом контексте по вопросам, представляющим взаимный интерес». И, как объяснил историк Джеффри Энгел, «связи с Пекином оказались полезными, когда Бушу понадобилось согласие Китая на санкции Организации Объединенных Наций против Ирака» осенью 1990 г. и в последующей войне в Кувейте в начале 1991 г. Китайское вето в Совете Безопасности могло поставить под угрозу заявку США на получение международного мандата на изгнание Саддама Хусейна из Кувейта. Сохранив открытыми каналы связи с Пекином – ценой значительных политических издержек внутри страны, – Буш теперь мог извлечь выгоду из неожиданного кризиса в Персидском заливе[1766].

Та же модель многостороннего сотрудничества была очевидна и в отношении прекращения войны в Камбодже. Она началась в 1978 г., когда камбоджийские красные кхмеры и их союзник КНР выступили против вторгшегося в страну Вьетнама при поддержке СССР. Камбоджийско-вьетнамская война закончилась только в 1989 г. Дипломатическая настойчивость США в 1990 г. подтолкнула китайцев к присоединению к усилиям ООН по достижению урегулирования путем переговоров, в частности, заставив Пекин оказать давление на красных кхмеров, чтобы они приняли участие в мирных переговорах. Их кульминацией стало Парижское мирное соглашение в октябре 1991 г., в результате которого была создана миссия ООН по содействию восстановлению разрушенного камбоджийского государства после кровопролитной гражданской войны[1767].

Переходная администрация Организации Объединенных Наций в Камбодже (ЮНТАК), которая начала свою работу в марте 1992 г., стала первой миротворческой операцией после окончания холодной войны – или, точнее, операцией по государственному строительству с участием 22 тыс. миротворцев ООН из 22 стран. К ним, что важно, относилась Япония после того, как ее парламент одобрил необходимое изменение в законодательстве об участии в миротворческих операциях; действительно, ЮНТАК курировал Ясуси Акаси, японский чиновник, который был назначен специальным представителем ООН. В целом ЮНТАК также задействовал 6 тыс. должностных лиц, 3500 полицейских и 1700 гражданских служащих, а также 56 тыс. добровольцев по выборам для регистрации избирателей и наблюдения за выборами. Хотя Китай традиционно выступал против миротворческих резолюций, санкционирующих применение силы, в данном случае Пекин сделал исключение – очевидно, стремясь улучшить свою международную репутацию и вернуть доверие своих соседей по региону, которых затронули репрессии на площади Тяньаньмэнь[1768].

В качестве другого примера многостороннего подхода США Вашингтон также работал над тем, чтобы обеспечить допуск Китая, Тайваня и Гонконга на региональный экономический форум АТЭС в середине ноября 1991 г.[1769] В области прав человека, по общему признанию, прогресс оставался незначительным: Китай отказался смягчить приговоры большинству диссидентов, отверг попытки США публикации списка жертв на Тяньаньмэнь и отклонил просьбы Запада разрешить Международному Красному Кресту осмотреть тюрьмы. Но теперь Пекин отчаянно нуждался в отмене американских санкций и очень хотел, чтобы Соединенные Штаты нанесли визит высокого уровня. Вашингтон, в свою очередь, признал, что сотрудничество Китая с ООН по Ираку и Камбодже принесло огромную пользу[1770].

Растущий дисбаланс сил и нестабильность международных отношений послужили еще одним фактором, который убедил Буша и Бейкера (и даже некоторых из их самых ярых критиков в Конгрессе) в необходимости иметь дело непосредственно с китайцами. «Простая истина», писал Бейкер позже, заключалась в том, что «Китай был слишком важен для наших глобальных интересов, чтобы пытаться изолировать его». Независимо от того, насколько велика пропасть между двумя системами, «Китай – это не Куба»[1771]. Буш сказал президенту Южной Кореи Ро Дэ У: «Я сейчас сотрудничаю с Китаем, потому что мы хотим отношений в будущем»[1772]. С ростом опасений возможной анархии на постсоветском пространстве, в то время как Балканы разваливались, НАТО перестраивалась, и Буш и Бейкер считали необходимым укреплять стабильность в Азии. Южная Корея и Япония были в стратегическом плане относительно небольшими игроками: большой вопрос заключался в том, как Китай отреагирует на конец биполярности и какую роль КНР будет играть в формирующемся новом порядке?

Однако, учитывая сохраняющуюся чувствительность Китая к своим внутренним событиям, Буш счел полезным, чтобы его союзники выступили в качестве закоперщиков. Премьер-министр Японии Кайфу был первым государственным деятелем G7 после 1989 г., посетившим Пекин в попытке восстановить нормальные отношения со своим соседом. Его трехдневный визит 10–12 августа 1991 г. подчеркнул тот факт, что Япония была гораздо менее стеснена, чем США, внутренним правозащитным лобби. Стремясь возобновить свои торговые отношения и отношения по оказанию помощи с КНР, Кайфу сказал другим лидерам G7: «Китаю тоже важно развиваться». Он считает, что в КПК появились «новые признаки политических реформ», и что Япония будет «работать», чтобы «поощрять» этот процесс[1773].

Поездка премьер-министра Великобритании Джона Мейджора в Пекин в сентябре 1991 г. оказала еще большее влияние на прекращение изоляции Китая от Запада. Как и ожидалось, Мейджор начал с язвительной критики