Танец с драконами - Джордж Мартин

В конце концов, может, нам и удастся добраться до Миэрина, решил Тирион.

Но когда он вскарабкался по лестнице на кормовую пристройку и выглянул оттуда, его улыбка увяла. Здесь-то небо голубое и море синее, но на западе… Никогда еще не видел небо такого цвета. С горизонта надвигалась широкая полоса туч.

— Черная полоса, как на гербе, — сказал он Пенни, указывая на нее.

— О чем ты? — спросила она.

— О том, что сзади к нам подкрадывается какой-то огромный бастард.

Он весьма удивился, обнаружив, что Мокорро и два его Огненных Пальца поднялись к ним на кормовую надстройку. Был только полдень, а красный жрец и его люди обычно не появлялись на людях до сумерек. Жрец торжественно кивнул ему:

— Ты видишь его, Хугор Хилл. Божий гнев. Владыка Света не будет осмеян.

Тириона охватило дурное предчувствие:

— Вдова говорила, что этот корабль никогда не доберется до своего места назначения. Я так понял, что когда мы выйдем в море и окажемся вне досягаемости триархов, капитан изменит курс на Миэрин. Или, возможно, вы со своей Огненной Рукой захватите корабль и отвезете нас к Дейенерис. Но ведь совсем не это твой верховный жрец увидел в огне, верно?

— Нет, — низкий голос Мокорро звучал торжественно, как похоронный колокол. — Вот, что он видел. — Красный жрец поднял посох и указал им в сторону запада.

Пенни растерялась:

— Не понимаю. Что это значит?

— Это значит, что нам лучше спуститься вниз. Сир Джорах изгнал меня из нашей каюты. Могу ли я спрятаться в твоей, когда придет время?

— Конечно, — ответила она. — Ты был бы… ой…

Почти три часа они шли с попутным ветром, а шторм все приближался. Небо на западе стало зеленым, потом серым, потом черным. Стена темных облаков надвигалась сзади, пенясь, как котелок с молоком, забытый на огне. Тирион и Пенни наблюдали с бака, прижавшись к корабельной фигуре и держась за руки, остерегаясь попадаться на пути капитана и команды.

Прошлый шторм был волнующим, опьяняющим — внезапный шквал, очистивший и освеживший Тириона. Но этот с самого начала казался другим. Капитан тоже это чувствовал. Он изменил курс с северо-востока на север, пытаясь сойти с пути шторма.

Напрасные усилия — шторм был слишком силен. Море вокруг волновалось все больше. Начал завывать ветер. Волны разбивались о корпус "Вонючего Стюарда", когг вздымался и падал. Позади небеса пронзали молнии, в сплетениях света над морем танцевали ослепительные фиолетовые стрелы. Их сопровождал гром.

— Пора прятаться. — Tирион взял Пенни за руку и повел в каюту.

Милашка и Хруст почти обезумели от страха. Пес лаял, лаял, лаял. Едва они зашли, как он сбил Тириона с ног. Свинья все вокруг обделала. Тирион, насколько мог, убрал за ней, пока Пенни пыталась успокоить животных. Затем они привязали или убрали все, что могло сдвинуться с места.

— Мне страшно, — призналась Пенни. Каюта начала крениться и подпрыгивать, повторяя движение волн, бьющихся о корпус судна.

Есть куда более ужасные способы умереть, чем просто утонуть. Твой брат это узнал, как и мой лорд-отец. И Шая, эта лживая дырка. Золотые руки всегда холодны, а женские — горячи.

— Надо сыграть в игру, — предложил Тирион. — Возможно, это отвлечет нас от шторма.

— Только не в кайвассу, — сразу же сказала она.

— Не в кайвассу, — согласился Тирион, когда под ним вздыбилась палуба. Это приведет лишь к тому, что фигуры начнут бешено летать по каюте и сыпаться на свинью и собаку. — Когда ты была маленькой, ты играла в "приди-в-мой-замок"?

— Нет. Можешь научить меня?

Мог ли он? Тирион заколебался. Я карлик-тупица. Конечно же, она никогда не играла в "приди-в-мой-замок." У нее никогда не было замка. Ведь "приди-в-мой-замок" — игра для высокорожденных детей, благодаря которой они учились правилам этикета, геральдике и кое-чему о друзьях и врагах своего лорда-отца.

— Она не… — начал он. Палуба вздыбилась еще раз, и их швырнуло друг к другу. Пенни испуганно пискнула. — Эта игра не подходит, — продолжил Тирион, сжав зубы. — Извини, я не знаю, в какую игру…

— Я знаю, — и Пенни поцеловала его.

Это был неуклюжий поцелуй, стремительный и грубый. Но он застал Тириона врасплох. Его руки дернулись вверх и схватили ее за плечи, чтобы оттолкнуть. Но вместо этого он заколебался, а потом притянул к себе и обнял. Ее губы были сухими, твердыми и сжатыми туже, чем кошелек скряги. Немного милосердия, подумал Тирион. Он не хотел ничего такого. Ему нравилась Пенни, он сочувствовал ей и отчасти даже восхищался, но совсем ее не желал. Однако ему не хотелось ранить девушку — боги и его милая сестрица принесли ей достаточно боли. Поэтому он продолжал целоваться, мягко обнимая ее за плечи. Но его губы были крепко сжаты. Вокруг них крутился и содрогался "Селаэсори Кхоран".

Наконец, она отстранилась от него на пару дюймов. Тирион мог видеть свое отражение в ее глазах. Красивые глаза, подумал он, но там было и кое-что еще. Много страха, мало надежды… но ни капли похоти. Она хочет меня не больше, чем я ее.

Когда она опустила голову, он взял ее за подбородок и приподнял его:

— Мы не можем играть в такую игру, миледи.

Раскат грома прозвучал совсем рядом.

— Я совсем не имела в виду… Я никогда раньше не целовалась с мальчиком, но… Я просто подумала, а вдруг мы утонем, и я… и я…

— Все было замечательно, — соврал Тирион, — но я женат. Она сидела рядом со мной на том пиру, возможно, ты помнишь ее. Леди Санса.

— Это твоя жена? Она… она была прекрасна…

И фальшива. Санса, Шая, все мои женщины… Только Тиша, только она одна любила меня. И куда отправляются шлюхи?

— Чудесная девушка, — сказал Тирион, — и мы соединились перед глазами богов и людей. Возможно, она для меня потеряна, но пока я не буду совершенно убежден в этом — я должен быть ей верен.

— Понимаю… — Пенни отвернулась.

Моя идеальная женщина, — горько подумал Тирион. — Достаточно юна, чтобы верить такой наглой лжи.

Корпус скрипел, палуба шаталась, а Милашка в ужасе визжала. Пенни на четвереньках подползла к ней, обхватила руками ее голову и забормотала что-то успокаивающее. Глядя на них обеих, было трудно понять, кто кого утешал. Гротескное зрелище, смешнее не бывает, но Тирион даже не улыбнулся. Девочка заслуживает лучшего, чем свинья, подумал он. Честный поцелуй, немного доброты, каждый человек достоин такой мелочи, не важно, большой он или маленький. Он стал искать свой кубок, но когда нашел, оказалось, что весь ром из него вылился. Утонуть — само по себе уже довольно паршиво, подумал он кисло, но утонуть грустным и трезвым — это слишком жестоко.