Танец с драконами - Джордж Мартин

В конце концов они не утонули… Хотя были моменты, когда перспектива славно и мирно пойти ко дну казалась весьма привлекательной. Шторм неистовствовал до конца дня и добрую часть ночи. Вокруг них завывали мокрые ветра, а поднимающиеся волны обрушивались на палубу, словно кулаки утонувшего гиганта. Наверху, как они узнали позже, помощника капитана и двух матросов смыло за борт, корабельный кок ослеп, когда котелок кипящего жира угодил ему в лицо, а капитана швырнуло с мостика на главную палубу с такой силой, что он сломал обе ноги. Внизу же Хруст выл, лаял и норовил укусить Пенни, а Милашка снова начала гадить, превращая тесную, сырую каюту в хлев. Тириону удалось пройти через все это, ни разу не блеванув — главным образом из-за отсутствия вина. Пенни оказалась не столь удачлива, но он кое-как придерживал ее, пока корпус судна угрожающе скрипел и стонал вокруг них, подобно бочке, готовой вот-вот лопнуть.

Около полуночи ветер наконец стих, а море достаточно успокоилось, чтобы Тирион сумел выбраться обратно на палубу. Его глазам открылось неутешительное зрелище. Корабль дрейфовал по морю из драконова стекла под звездным куполом, но вокруг бушевал шторм. На востоке и западе, на севере и юге, куда бы он ни глянул, везде поднимались тучи, похожие на черные горы, их крутые склоны и колоссальные утесы кишели голубыми и багряными молниями. Дождь прекратился, но палуба под ногами была влажной и скользкой.

Снизу до Тириона донесся чей-то крик — тонкий, высокий голос, обезумевший от страха. Мокорро он тоже услышал. Красный жрец стоял на баке лицом к шторму, подняв над головой посох, и молился своим низким голосом. Посередине корабля дюжина матросов и два Огненных Пальца боролись со спутанными веревками и промокшей парусиной, но он так и не понял, пытались ли они поднять парус или же спустить его. Чем бы они ни занимались, карлику это показалось очень плохой идеей. Так оно и вышло.

Ветер вернулся, как угрожающий шепот, холодный и влажный, коснулся его щек, захлопал мокрым парусом, закружил и натянул алые одежды Мокорро. Какой-то инстинкт заставил Тирион вцепиться в ближайшие перила. За три мгновения легкий бриз превратился в завывающую бурю. Мокорро что-то прокричал, и зеленое пламя вырвалось из пасти дракона на его посохе, чтобы раствориться в ночи. Затем пошел ливень, черный и ослепляющий; бак и корма исчезли за стеной воды. Что-то огромное хлопнуло над головой и, подняв глаза, Тирион увидел, как улетает парус с двумя матросами, все еще висящими на веревках. Затем он услышал треск. Проклятье, успел подумать он, должно быть, это мачта.

Он нашел веревку и потянул ее, продираясь к люку, чтобы спуститься вниз, подальше от шторма, но порыв ветра сбил его с ног, а следующий швырнул на перила, и там он смог удержаться. Дождь, ослепляя, хлестал его по лицу. Рот снова был полон крови. Корабль под ним стонал и рычал, словно страдающий запором толстяк на горшке.

Потом лопнула мачта.

Тирион этого не видел, но услышал. Вновь прозвучал громкий треск, за ним крик истерзанного дерева, и внезапно воздух оказался наполнен осколками и обломками. Один из них на полдюйма разминулся с глазом Тириона, второй — нашел его шею, третий — насквозь прошел через икру, ботинки, штаны. Тирион закричал. Но он крепко держал веревку, держал с такой силой, какой в себе и не подозревал. Вдова говорила, что этот корабль никогда не доберется до своего места назначения, вспомнил он и рассмеялся. И продолжал смеяться, дико и истерично, пока вокруг него грохотал гром, стонали деревянные шпангоуты и разбивались волны.

К тому времени, как буря утихла, а выжившие пассажиры и члены экипажа выползли обратно на палубу, похожие на бледно-розовых червей, извивающихся на поверхности после дождя, "Селаэсори Кхоран" превратился в сломанную посудину. Он осел в воду и накренился на десять градусов на левый борт; его корпус треснул в полусотне мест, в трюме плескалась морская вода, а от мачты остался расколотый кусочек не выше карлика. Даже носовая фигура не уцелела: отломилась рука, что держала свитки. Они потеряли девять человек, включая помощника капитана, двух Огненных Пальцев и самого Мокорро.

Видел ли это в своем огне Бенерро? задумался Тирион, когда понял, что огромный красный жрец исчез. Или сам Мокорро?

— Пророчества похожи на недоученных мулов, — пожаловался он Джораху Мормонту. — Они кажутся полезными, но как только ты поверишь в них, тут же лягнут тебя по голове. Эта проклятая вдова знала, что корабль никогда не достигнет порта назначения. Она предупреждала нас об этом, мол, Беннеро видел это в огне, и только я решил, что это значит… Хотя какая теперь разница? — Он скривил рот. — Ведь на самом деле это означало, что какой-то проклятый свирепый шторм разнесет в щепки нашу мачту, и мы будем бесцельно болтаться в Заливе Скорби, пока не закончится еда и мы не примемся пожирать друг друга. Как думаешь, кого они разделают первым… свинью, собаку или меня?

— Я думаю, самого шумного.

Капитан скончался на следующий день, а корабельный кок — три ночи спустя. Все, что оставшийся экипаж мог делать, — это поддерживать развалину на плаву. Принявший на себя командование помощник капитана полагал, что они были где-то возле южной части Острова Кедров. Когда он спустил шлюпки для буксировки судна к ближайшему берегу, то одна из них затонула, а в другой люди обрезали канаты и погребли на север, бросив когг и всех своих товарищей по несчастью.

— Рабы, — с презрением сказал Джорах Мормонт.

Большой рыцарь, по его словам, проспал весь шторм. У Тириона имелись сомнения на этот счет, но он держал их при себе. Возможно, когда-нибудь ему захочется укусить кого-нибудь за ногу, а для этого нужны зубы. Похоже, Мормонт согласился забыть об их разногласиях, так что Тирион тоже решил сделать вид, что ничего не произошло.

В течение девятнадцати дней они дрейфовали, тогда как пища и вода подходили к концу. Солнце палило неустанно и беспощадно. Пенни забилась в свою каюту с собакой и свиньей, и Тирион носил ей еду, прихрамывая на перевязанную ногу, а по ночам принюхивался к ране. Когда ему больше нечем было заняться, он колол себе пальцы на руках и ногах. Сир Джорах целыми днями точил свой меч, доводя острие до блеска. Три оставшихся Огненных Пальца зажигали ночной огонь, как только садилось солнце, но собирая команду на молитву, они надевали свои раскрашенные доспехи и держали копья под рукой. И никто из моряков больше не пытался потереть голову ни одному из карликов.

— Может, нам вновь устроить для них поединок? — спросила Пенни однажды ночью.